Ненадолго задумываюсь. Это хорошая фишка. Далеко не всегда нужно ускорять время. Особенно если там сидят всякие Кисы, за которых я расплачиваюсь своей жизнью.
— Тогда пусть время тут и снаружи будет одинаковым.
— А что вы мне-то это говорите? Вы хозяин анклава, вы ему и приказывайте.
Так и поступаю. Мысленно желаю, чтобы время здесь не ускорялось. Не знаю, сработало ли — видимых изменений никаких нет.
Череп довольно крякает:
— Неплохо, мастер. Вы справились. Кстати, в ваши скромные апартаменты снаружи кто-то ломится. Учтите, что я не обязан сообщать, что происходит за пределами анклава. Пусть это будет... секретиком. Разве что за дополнительную плату. Скажем... неделя жизни за одно такое предупреждение. Так что не пренебрегайте тем, что череп-катализатор нужно прятать лучше, а своё отсутствие как-то оправдывать. А, и еще...
— Ну! — тороплю я.
Начинаю нервничать. Кто там, блин, ко мне ломится? Трактирщик? Убийца? Высшая личиха? Вряд ли бы череп так спокойно трещал, если бы была опасность. Наверное...
— Ладно уж. Сегодня я что-то прямо щедрый... Вот вам бесплатный совет, как прожить чуть дольше. Из анклава вы переноситесь в случайное место в радиусе двух метров вокруг катализатора. В пространстве, где нет препятствий. Надо ли говорить, что будет, если кто-нибудь сунет катализатор в какую-нибудь узкую щель в скале, пока вы находитесь в анклаве?
— Расплющит?
— Ну, это мягко выражаясь. Ваше величие превратится в кровавое и булькающее нечто из раздробленных костей и перемешанных органов. Ох, сколько же я хозяев так потерял. Одна из самых распространенных причин их смерти. Также не рекомендую держать катализатор в воде.
Ага, ясно. Напрягаюсь еще сильнее:
— То есть ты знал, что катализатор оказался в какой-то заднице, но не предупреждал об этом своих хозяев и они умирали, попытавшись выбраться из анклава?
— Верно! Рад, что вы это подметили! И заметьте, я их не убивал, не причинял никакого вреда. Просто что-то сказал или наоборот — не сказал.
— Страшное ты существо, Костя.
Голос черепа становится совсем задорным:
— Вовсе нет, мастер. Просто я люблю всё чёрное. Юмор, в том числе. Вот слушайте шутку! Однажды катализатор проглотил гигантский Сарнийский червь-утропий и...
Твою ж мать!
— Разбуди ее! — тычу пальцем в Кису и мысленно приказываю Анклаву вернуть меня в таверну, так и недослушав «шутку» Кости.
***
Вернулся я в номер Стреломета с немного воспаленными ушами. Чернухи и всякой болтовни я в своей жизни наслушался, но Костя побил все рекорды. Да уж... Он действительно говнюк. И говнюк опасный, прикрывающийся личиной юмориста в кавычках. Мало того, он одними словами может наделать таких дел! Я не понимаю, где он врет и где заканчиваются мои полномочия и начинаются его.
Секундные раздумья прерывает стук в дверь. По ощущениям в анклаве прошло не больше получаса, а значит тут минут пять. Может, чуть больше.
— Господин! Ваш обед! Вы тут, господин? С вами всё хорошо?
Трактирщик Клоуш.
Подхожу к двери, прислушиваюсь.
— Ты один?
Пауза.
— Конечно, господин. Кто... еще со мной может быть...
Врёт, паскуда. Такую ложь я чувствую издалека. Я знаю, что это он помогал бандитам меня убить.
— Благодарю. Оставь на пороге и уходи.
Снова пауза.
— Господин, у нас кошки, мышата-крысята... Нагадят в харчи.
Заведение, где спокойно в таком признаются?. Да уж, это не люкс-отель в Москве.
— Оставь говорю.
Краем глаза смотрю на дыру в стене, которую тут называют окном. На улице стало чуть шумнее. Люди потихоньку приходят с шахт и полей — в основном дети, которые физически неспособны работать от рассвета до заката.
Если сейчас вломятся, то смогу ли я выпрыгнуть из окна? Успею ли? Нет... Слишком неуклюж, а нырять с высоты второго этажа весом в два центнера — гиблая затея. Переломаю ноги.
Значит, постараюсь спрятаться в черепе.
Может, мне и кажется, но... я будто слышу какое-то перешептывание за дверью.
Отступаю к кровати.
— Я не один, понимаешь? — осторожно говорю. — У меня тут женщина.
Теперь они немного подумают, прежде чем делать глупости средь бела дня.
— Правда, господин? Но когда успели?.. Вроде, никто не заходил...
Сомнения в голосе старика напрягают, но не то, чтобы у меня был богатый выбор, как врать.
— Плохо смотрел.
— Понимаю... господин. Неужто, пока я на кухне был... Ну... Кх-м... тогда я оставлю ваши харчи тут. Аппетита вам приятнейшего... Бабка моя... Кх-м... Ладно... Если что, я буду внизу, господин.
Слышу удаляющие шаги старика. Только его. И больше никого...
Что ж так напряжённо-то...
Они... еще за дверью?
Глава 8
Стою у дверей минут пять. Или десять. Иногда забываю дышать...
Ничего не слышу...
Может, я просто паранойю? Нет, серьезно. В таких обстоятельствах грех не вздрагивать от каждого шороха. Вот увидишь, Ден, пройдет месяц и подружишься с голосами в голове.
— Ква-а-а!
Вздрагиваю. Медленно оборачиваюсь.
На грубом подоконнике сидит жаба — та самая, которую я благородно спас из коварных лап местных детей-аборигенов.
— Ты... прикалываешься? — шепчу я.
Подхожу ближе. Зеленое и толстое создание пялится на меня мутными глазами, раздувается. Выглядываю из окна. Высоко. Нет мыслимых сил, которые позволили бы ей сюда забраться.
Смотрю на жабу с небольшой опаской:
— Тебе чего надо, подруга? Целоваться не буду и питомцы мне не нужны. Как ты сюда попала вообще? И почему я разговариваю с жабами?..
Вздыхаю. Слишком много странного в этом мире. С виду только кажется, что это обычное средневековье. Там да сям что-то всплывает. То магия, то зомби, то говорящие черепа и летающие земноводные.
Первая мысль — выкинуть жабу обратно в окно. Но живодер во мне отказывается просыпаться. Вторая мысль — культурно вынести ее на улицу, но что-то мне не хочется выходить из номера с крепкой дубовой дверью и массивным засовом. Особенно когда за ней чудится чье-то присутствие. Тут я в какой-то, но безопасности.
Беру жабу в руки. В ней килограмм, не меньше. Холодная, но на удивление гладкая, а не как склизкий комок с болот.
— Ну что уставилась? Не жить же мне с тобой.
Эх, ладно. Как раз хотел провести парочку экспериментов.
Подхожу к двери, минут пять напрягаю слух. Ничего. Может, все-таки показалось?
Аккуратно отвожу засов, открываю дверь.
Никого. Только крыса пялится из угла своими красными глазками.
У порога лежат деревянные тарелки с едой и два кувшина с водой и каким-то пойлом. Быстро заношу, закрываюсь.
Сажусь на кровать. Выкалупливаю пальцами из похлебки маленький кусок мяса, нагло сую жабе в пасть. Поначалу она возмущается, но вот уже жадно проглатывает угощение. Смотрит на миску в ожидании продолжения банкета.
Говорят, животные чувствуют отравленную пищу и жрать ее не будут. Я, конечно, не уверен, что на жаб и людей яды действуют одинаково, но как бы и выбора у меня особо нет. Не с голоду же дохнуть. Я уже и так на пределе своих жиробасных сил.
Заталкиваю в жабу еще пару кусков. Минут десять жду, не начнет ли она плавиться или хотя бы уныло поквакивать, «умоляя» о быстрой и безболезненной смерти. Но жаба только вырывается из рук в попытках нырнуть в тарелку с МОЕЙ похлебкой. А ведь тут и так мяса кот наплакал.
— Эй, харе, это моя еда. Ладно, на еще...
Смотри-ка, прям набрасывается.
Пофиг...
Жрать!!!
Не проходит и минуты, как я сметаю всю еду. Как же прекрасна пища средневековья, если не задумываться о вопросах санитарии. Похлёбка густая, наваристая. Сыр благоухает своей натуральностью и сливочным вкусом. А хлеб? Хрустящий, ароматный, таящий во рту. И никакой химии, убивающей вкусных стафилококков и кишечную палочку! А вот к вину я не притрагиваюсь. Для него не самое подходящее время. Запиваю водой.