Оун отогнал лишние мыли и осмотрелся. Достаточно объемный туннель шириной двадцать футов, высотой около десяти. Слабый свет давали редкие грибы на тонкой ножке, типа бразильской мицены, и кристаллы. Но даже этого света вполне хватало, чтобы рассмотреть все вокруг. Хотя, возможно тут поработал и классовый навык «Глаз филина».
Рейнджер приблизился к самому большому кристаллу и попытался его отломать. После нескольких ударов рукоятью кинжала, кусок поддался. Держа его перед собой как факел, Оун направился вглубь туннеля.
Сначала проход шел под небольшим уклоном вниз, под ногами чувствовался достаточно податливый грунт. Но через пару сотен ярдов туннель выровнялся и начал петлять. Еще приблизительно через сто ярдов он стал резко расширяться, а грунт сменился каменной поверхностью. Через пару секунд Оун вышел к просторному залу. Очертания свода терялись в высоте, а противоположный конец едва угадывался.
В центре помещения была установлена статуя. Она изображала огромных размеров зарлонга. Монстр стоял на груде изломаных человеческих тел и держал на вытянутых руках рыцаря в полном доспехе. По сравнению с габаритами зарлонга, человек выглядел карликом. В тех местах, где монстр держал рыцаря, металл порвался как тряпка. Левая часть морды зарлонга закрыта маской, правая изрублена секирой. Само оружие застряло в черепе сбоку.
Не смотря на то, что статуя выполнена из камня, Оун ощущал исходящее от нее напряжение. Казалось, еще чуть-чуть и монумент оживет. Рев монстра затопит зал, резкий скрежет металла сменится хрустом костей и мокрыми шлепками развалившейся плоти…
Оун поспешно отвел взгляд от скульптуры. И едва не бросился назад — к выходу из данжена. То, что его не заметили, было чудовищным везением. Монумент произвел на рейнджера настолько глубокое впечатление, что он не сразу обратил внимание на остальных. Кто это был сложно сказать — навык идентификации не работал. Фигуры в темных балахонах стояли на коленях, и монотонно кланялись статуе зарлонга-титана.
Жрецы?
«Да какая, к черту, разница!»
Рейнджер поспешно убрал кусок кристалла в инвентарь. Вроде, он был слишком далеко, чтобы его почувствовали. К тому же, балахоны сидели спиной к проходу. А может они находились в трансе и в принципе ничего вокруг не замечали?
Так или иначе, на пути встала новая преграда. Три десятка жрецов, которые неизвестно как отреагируют на игрока.
На глаз ширина зала около двухсот ярдов.
«Попробовать проскочить? А если у этих жрецов есть какие-то способности — магия или типа того? От некоторых кастов уклониться невозможно…»
Что же делать тогда?
«По левой стороне балахонов заметно меньше. Рвануть туда? Или все-таки применить маскировку? Это сильно уменьшит скорость движения, но нет никаких шансов, что способность сработает в таком месте…»
Оун еще раз взвесил все варианты и кинулся через зал. Секунду-две на него не обращали никакого внимания. Но стоило рейнджеру приблизиться к монументу, как поднялся гул. Оун кинул взгляд через плечо — балахоны перестали кланяться, но по-прежнему стояли на коленях. Теперь они читали что-то вроде молитвы, от которой их тела окутывала лиловая аура. Одновременно сбоку раздался мелкий дробный стук. Будто осыпался потолок. Оун перевел взгляд и едва не остановился…
Ему потребовалось сделать огромное усилие, чтобы продолжить бег.
Словно подсохшая глина, со статуи осыпался верхний слой. А под ним оказалась живая плоть. Ну, насколько это возможно для виртуальной реальности…
Оживший зарлонг повернул голову и встретился взглядом с Оуном. Рейнджер ожидал чего угодно — горящих глаз, ярости, презрения, жажды крови. Но не этого. Зарлонг внимательно следил за игроком и оценивал его. Еще мгновение — и колосс ухмыльнулся. Недобро, но без какой-то особой враждебности. Скорее, в предвкушении.
От такого поведения моба Оуну стало не по себе. Захотелось как можно скорее выйти из игры и не важно что будет с реликтом Крыльев Дракона. Лишь бы свалить отсюда и забыть это. Взгляд, полный жизни. Чувство ничтожности и какой-то обреченности перед виртуальным гигантом…
«Господи, да откуда у этой твари такой взгляд?! Она будто осознает себя!!»
Стон. Рыцарь в руках зарлонга тоже оказался живым. Он попытался выскользнуть, но монстр не ослабил хватку. Он перевел взгляд на пленника, только теперь в нем читалось одно разочарование. Разочарование и скука.
А затем, зарлонг резко развел руки в стороны…
Оун был так ошеломлен, что не сразу понял произошедшего. Зал взорвался какофонией звуков: пронзительный скрежет, сдавленный хрип, короткий лязг, еще более пронзительный истошный визг и… внезапная тишина… затем, что-то лопнуло, порвалось, сухо хрустнуло, треснуло и снова затихло. А потом к ногам зерлонга тяжело шлепнулось нечто похожее на груду крупных узелков…
Когда пришло понимание случившегося, Оун был готов грохнуться в обморок как сопливая школьница. И черт с тем, что вирт все это блокирует. Сознание, запертое в игровом теле, молило о пощаде. Оно хотело вернуться в реальный мир, потому что там можно запереться в сортире, а потом надраться каким-нибудь дешевым пойлом. А еще, потому что там нет ничего подобного…
Фильмы ужасов? Чушь это все, бред! В фильмах всегда есть четкое разделение между живыми актерами, бутафорией и компьютерной графикой. Но другое дело — компьютерная игра с возможностью погружения. Боты и НПС в ней выглядят как обычные игроки. Они выполняют простые команды: выдают квесты, делятся советами, рассказывают новости, развлекают, удивляют. Они вносят в игру подобие реальной жизни. Неудивительно, что многие воспринимают их как обычных людей. Даже в уставе кланов все чаще мелькает правило: «Относись к "местным" так, какого отношения хочешь к себе!»
И вдруг он видит такое…
Оун бежал уже не отдавая себе отчета. До прохода оставалось не больше пятидесяти ярдов, но рейджер сейчас думал о другом. Как можно скорее вырубить эту хрень и забыть все, что видел.
Внезапно рейнджера что-то сбило с ног. Отбросило к стене и с силой приложило по голове. Уровень хп резко упал до красного сектора. Оун попробовал подняться, но снова упал. Пол оказался залит чем-то липким, а руки наткнулись на длинный осклизлый предмет. «Глаз Филина» услужливо подсветил этот «предмет» и сознание Оуна снова забилось в конвульсиях. Рейнджер кинул взгляд на зарлонга. Монстр замахнулся для броска второй половиной разорванного тела…
А на морде зверюги появилось выражение истинного наслаждения.
Спотыкаясь и снова падая, Оун рванул к проходу. Понимая, что времени не осталось и держится он только на бонусах за открытие данжена, достал на бегу реликт. Тот самый, ради которого все и затевалось. Совсем близко что-то с отвратительным чавканьем взорвалось. Оуна окатило холодными брызгами. Он постарался не думать об этом.
Двадцать ярдов, проход раздвоился. Оун выбрал левый. На повороте хотел оглянуться, но в последний момент передумал. Где-то впереди раздался громкий топот. Сзади ему вторил жуткий хохот.
Рейнджер уже не следил за окружением, поэтому даже не заметил, как земля ушла из-под его ног. Лишь краем глаза Оун успел увидеть внизу окровавленные колья.
«Похоже, конец...»
«И слава богу!»
Пронзительный скрежет, сдавленный хрип, короткий лязг и тишина…
Сэм с трудом откинул крышку вирт-капсулы. Первые десять минут он просто лежал и смотрел в потолок. Перед глазами до сих пор стояли эти ужасные сцены. Темный зал. Осмысленный взгляд. Улыбка превосходства. Грубая казнь. Страх, какого Сэм в жизни никогда не испытывал. Бездумное паническое бегство. Довольный хохот.
Сэм облизал пересохшие губы.
— Господи, что за психи делали эту игру?
Нужно было выбраться из капсулы и сходить в душ, но не было сил. Руки тряслись, ноги как куски ваты. Все силы остались там, в этом гребаном Подземном городе. Сэм прикрыл глаза и тяжело вздохнул. Даже осознание что реликт теперь находится вне досягаемости, не успокаивало его.
Напротив, у него появились сомнения в правильности своего поступка…
— Бобби, ты знаешь, что такое метафора?
— Что-то из «железа»? Вроде компенсатора?
Уильям Гибсон «Граф Ноль»Врачи советуют начинать день со стакана разбавленного сока. Но знаете, я не люблю соки. По мне с утра нет ничего лучше кружки хорошего молотого кофе. Крепкий бодрящий американо, изысканный и слегка горьковатый амаретто, мягкий расслабляющий ирландский крем, насыщенный мокко. Только не та моча, которую разливают в кафе из огромных пузатых чайников. Я говорю о традиционных кенийских, гватемальских, колумбийских, ямайских, йеменских и индонезийских сортах. Если вы никогда не пробовали йеменского мокко, объяснить чем он отличается от разбавленного латте в «Старбаксе» просто невозможно. Это как сравнивать тибетского мастиффа с… овчаркой или таксой. Вроде, все относятся к собачьим. Только, мастифф вызывает восхищение и трепет, а овчарка с таксой — ничего.
