«Опять многие погибнут, – вдруг пожалела Жармин совсем незнакомых ей людей. Взгляд опустился ниже, где за кромкой обрыва уплывали вдаль бескрайние леса мангровых гигантов. – У них хлипкие лодочки, утлые шалаши и совсем ненадёжные укрытия в кронах деревьев. Нет никого в этом мире, кому жилось бы хуже, чем болотникам, – и сама себе возразила: – Есть. Это – я. Мне хуже всех, потому что я одна. И потому что сейчас умру…»
Воспоминания о тех, кому хуже всех на планете, неожиданно разбудили в душе не только сострадание, но и жажду к жизни. В сознании появилась мысль:
«Я ведь свободна и могу уйти в другой город. Добраться до пробоя, а там заработать на подъём в Срединные земли. Ведь каких только сказок о них не рассказывают…»
Странно устроена человеческая психика. Только что Жармин хотела умереть, не видя для себя никакой перспективы в будущем, а тут раз, подул ледяной ветер, стало холодно – и расхотелось прыгать в бездушные речные воды. Несуразный испуг вдруг закрался в душу: до водопада совсем недалеко, метров двадцать, но вдруг она сразу утонет? Или зацепится за речное дно? Или течение затянет под камни?
Она не умела плавать, но для задуманного изначально этого и не требовалось. А тут стало очень страшно. Поэтому Жармин шевельнулась, сбрасывая с себя оцепенение и пытаясь шевельнуть окоченевшими конечностями. Она изменила своё решение, но…
Судьба редко меняет предназначенное простым смертным. Озябшее тело не послушалось хозяйку, качнулось совсем не в ту сторону. Ступня, отставленная слишком далеко по склону валуна, соскользнула, и Жармин рухнула в воду.
То, что руки и ноги окоченели, ей скорей помогло, чем помешало: не пришлось панически барахтаться, погружаясь на дно. Лёгкие свело судорогой, что ни вдохнуть, ни выдохнуть. Потому и промчалась последний отрезок реки, не захлебнувшись. Но когда вместе с Последним ухнула вниз, умирающее сознание успело подумать:
«Может, я и вернусь на пятнадцать лет назад…»
О бабушке Марьяне у Дарьи на всю жизнь осталось двоякое впечатление. Старую Марьяну, хоть той ещё и шестидесяти не исполнилось, все соседи без исключения называли ведьмой. За глаза, конечно же. Потому что в лицо подобное заявить боялись. А скорее всего стеснялись. Даже маленькие подружки Дарьи, беззаботные и радостные, играя у них во дворе, сразу непроизвольно стихали, а то и старались спрятаться, только лишь старуха появлялась на крыльце дома. В такие моменты подспудный страх овладевал и родной внучкой, хотя она не раз пыталась бороться с ним, убеждая себя, что бабушка самая лучшая и самая добрая.
В том, что бабку Марьяну побаиваются и считают ведьмой, имелись вполне житейские причины, ни в коей степени не касающиеся фамилии Чернова. Виноватыми считались два шрама. Они делали лицо старушки слишком уж безобразным, отпугивающим, особенно для тех, кто не знал Марьяну ближе. Однако дома, в семье, не было человека милее, роднее и желаннее. Маленькая Даша любила и на коленях у бабули посидеть, и на кровати одной с ней спать, и в игры поиграть, и кушала лучше всего под негромкие Марьянины наговоры и причитания.
А еще маленькая Даша любила слушать сказки. Бабулька не просто умела их рассказывать, она словно жила ими, и при повествовании словно приоткрывала двери в иной, манящий волшебный мир. Причём мир свой, личный, не для всех доступный, словно самой ею созданный.
Став взрослой, да и в девичестве, Дарья не раз читала подобные сказки и поняла, что не такая уж бабушка и выдумщица, а описанные ею миры не столь и фантастичны. Большинство рассказанного можно было почерпнуть в книгах, фильмах, от своих бабушек и дедушек. И всё-таки! Всё-таки там оставалось слишком много загадок и тайн, дивных растений и неведомых зверушек, нереальных персонажей и несуществующих земель. И существовала самая главная тайна, которой бабушка делилась со своей внучкой не раз и не два и которая красной нитью скрепила их особенную дружбу.
– Как умру, Дашенька, постарайся всё сделать, всяко исхитриться, но вот это мраморное яйцо у меня изо рта достать. И припрятать для себя. Потому что оно дарует человеку новую жизнь после смерти.
Так она увещевала в первый раз, когда внучке ещё и семи не исполнилось. Когда та стала взрослеть и задавать вопросы, последовали объяснения:
– Так отец твой и слушать меня не хочет. Не верит ни одному слову. Ещё и ругается… Упустила я его воспитание, упустила… Да и не было меня рядом в тот момент.
Постепенно и сама инструкция применения удивительного, хоть и простенького на вид раритета, закрепилась в сознании маленькой девочки. Тем более что дело казалось проще некуда:
– Как только человек осознает смерть свою подступающую, должен положить яйцо в рот и терпеливо ждать. Сам положить, самостоятельно, без посторонней помощи. Если он ошибся с определением своего последнего часа, ничего не случится… А вот если угадал, то его сознание перенесётся в иное тело, в иной мир, и он получит новую жизнь.
И как-то в очередной раз проскочило странное дополнение:
– Или в иные тела перенесётся…
Тогда Дарье уже пошёл одиннадцатый, и она не обратила внимания на дополнение. Но в следующий раз, года через два, поинтересовалась:
– А как это, в «иные тела»?
– Сама толком не знаю, – призналась Марьяна. – Об этом моему отцу его дед рассказывал. Утверждал, что любой человек в любом из миров есть только половинка от единого целого. И порой равновесие вселенной не в силах определить точное место для человека. Тогда его дух оказывается сразу в двух телах.
Самое загадочное в этом признании, как уже потом поняла взрослая Дарья Андреевна Чернова, – это не суть утверждения, а тот факт, что бабушка никак не могла помнить своего отца и серьёзно общаться с ним. По семейным хроникам, тот погиб на войне, когда его маленькой дочурке Марьяше исполнилось всего пять лет. А до того он три года воевал, ни разу не выбравшись домой на побывку.
Всё это вспоминалось и сопоставлялось гораздо позже, в зрелые годы.
В детстве и в юном возрасте Дашеньки бабушка старалась методично вдолбить в голову внучки тот факт, что кусок полированного в виде яйца мрамора – не что иное, как уникальный магический артефакт:
– Причём не простой, а умеющий раздваиваться. А потом опять и опять, и так – до бесконечности. Потому что, когда человек уже умер, изначальный артефакт остаётся у него во рту. Сознание тем временем переходит в иное тело, человек осознаёт себя, осматривается и… При этом мраморное яйцо оказывается зажатым в левой ладони.
Дарья уже отлично соображала, поэтому быстро и верно подсчитала:
– Но тогда подобных раритетов должно быть видимо-невидимо! В каждом доме, в каждой семье. Почему этого нет?
– Причин много, – пустилась в рассуждения старушка. – Тайна, неверие, утеря, порча, несчастные случаи, ошибки… Изначально артефактов тоже не должно быть много, ведь получающий вторую жизнь попадает в тело молодой особи, сознание которой в тот момент погибает, освобождая место для нового. Если все умирающие люди будут так перевоплощаться, для них просто не хватит тел.
Подобную арифметику, как понятия о геометрической прогрессии, девочка уже к тому времени усвоила в школе. Так что доводы ей показались вполне логичными. Умерших за историю скопилось бы многократно больше, чем имелось погибших молодых людей, и что тогда? Создавались бы страшные очереди длиной в тысячи лет? В самом деле, нонсенс получится.
Ну и по поводу необходимости сохранения тайны Дашенька согласилась. Ведь многие захотят прожить вторую жизнь, а посему могут украсть мраморное яйцо или забрать его силой. Несправедливости в мире хватает, это и ребёнку ясно.
– А ты меня найдёшь? – сомневалась девочка.
– Если окажусь в нашем мире – то обязательно! – утверждала Марьяна. – Вон какая связь налажена, сразу отыщу. А там и свидимся обязательно. Ты только наши договорные пароли не забудь.
Вот так и получилось, что сказочная тайна глубоко запала девочке в душу. Она твёрдо уверовала, что любимая бабушка не умрёт, а где-нибудь обязательно возродится. Да и было весьма интересно: в чём это выразится конкретно? Сумеет ли бабушка потом связаться с любимой внучкой, находясь в ином теле? Другой мир, не другой… А вдруг?
Тем более что старушка с возрастом семейный раритет таскала за собой постоянно, по возможности – прямо в ладони. А если куда и укладывала, то в самый удобный карман на одежде. Приговаривала при этом частенько:
– Никогда не известно, когда и для кого пригодится…
Похоже, она не против была помочь любому умирающему в его последний час. При условии, конечно, что семейную тайну удастся сохранить от посторонних.