«Отец так делал, так готы делают», — вспомнил Эйрих слова своего отца, Зевты.
Даже в худшие годы в степях не было таких бедствий, которые переживали готы, идущие в неизвестность в поисках лучшей доли. И Эйрих прекрасно понимал Сигумира, не желающего подвергать себя и остальных тем лишениям, которые переживал в детстве, юности и зрелости.
«Но сейчас всё иначе», — подумал Эйрих, наблюдая за тем, как сенаторы перешёптываются между собой. — «Мы точно знаем, что римляне слабы, потому что Аларих подточил их силы. Надо бить до того, как они восстановятся».
— Заседание отложено до завтра! — объявил Барман, народный трибун, выбранный общим голосованием свободных селян всего готского народа.
Каждое село, указом Сената, объявлено трибой, (2) где каждый свободный мужчина участвует в выборах народных трибунов, представляющих интересы народа.
В Сенате трибуны не заседают, но могут выступать с предложениями или интерцессиями (3) против действий зарвавшихся магистров. И если решения Эйриха могут остановить и аннулировать только вышестоящие магистраты, то народные трибуны вне этой системы и могут остановить даже консула.
Делиться властью было дискомфортно, откровенно неприятно, но необходимо. То, что у римлян происходило постепенно и стихийно, ему приходится вводить быстро и решительно. Такова цена, ради высшей цели — мощного и долговечного государства.
— В следующий раз... — тихо произнёс Эйрих, покидая здание Сената.
Здание построено из качественного дерева, являлось самым высоким сооружением в их безымянной деревне. Выбор названия деревни — это повестка отложенного заседания, которое, возможно, состоится сильно позже, а может и не состоится вовсе.
— Эйрих, — заулыбался Альвомир, ожидающий своего попечителя у входа. — Кончилось?
— Да-да, всё закончилось, — по-отечески улыбнулся ему Эйрих. — На этот раз никто не подрался.
— Ха-ха, драка! — рассмеялся Альвомир. — Домой? Кушать?
— Да, конечно, — кивнул Эйрих. — Надеюсь, уже приготовили что-нибудь...
— Мясо... — мечтательно произнёс гигант.
Вместе они направились по главной улице деревни, к отцовскому дому.
— Эйрих! Здоровья тебе! — помахал ему рукой сосед, Бальдомир Рыбак.
— И ты будь здоров, уважаемый! — приветливо помахал ему в ответ Эйрих.
Поддерживать добрососедские отношения и иметь хорошую репутацию среди свободных граждан — этому он научился у Гая Юлия Цезаря, который не жалел денег на то, чтобы его никогда не забывали и всегда говорили о нём только хорошее.
— Сегодня открываю римское вино! — сообщил сосед. — Приходи вечером! И Альвомира захвати!
— Обязательно! — ответил Эйрих. — Отца пригласишь?
Без отца, пока он живёт в его доме, ходить на званые попойки нельзя — это неуважение, достойное порицания.
— Уже пригласил! — хохотнул Бальдомир.
— Тогда жди после заката солнца! — ответил ему Эйрих и продолжил свой путь.
Сосед хочет повыгоднее сбыть своих дочерей, которые уже практически на выданье. Пусть пытает удачу. Эйрих собирался брать жён с боем, самых знатных дев, из самых богатых родов враждебных племён. Так больше почёта, больше славы да и детишки от таких жён получаются красивее и здоровее. А если и брать жён по договору, то только императорских кровей — на меньшее Эйрих не согласен.
У дома он учуял запах жареного мяса.
— Мясо! — обрадовался Альвомир и побежал к дому. — Мясо!
— Ещё не готово! — преградила ему путь Тиудигото. — Ждите на улице! Дома совсем места нет!
Альвомир озадаченно почесал затылок и остановился у порога.
— Подождём, — улыбнулся ему Эйрих. — Еда уже никуда не убежит.
— Ног же больше нету у неё, гы! — успокоенный собственной догадкой Альвомир сел прямо на траву у дома. — Не убижыт!
Эйрих посмотрел на своего подопечного и вспомнил о кузнечном заказе.
От идеи сделать Альвомира неубиваемым поединщиком, предназначенным для разрешения конфликтов на политической почве, Эйрих не отказался. Но чтобы гигант стал действительно неубиваемым, нужны были особые броня и оружие.
В их деревню начали съезжаться мастера по железу, прослышавшие о том, что Эйрих собирается собирать вокруг себя большую дружину, которая, неслыханное дело, будет получать некую «зарплату» за каждый день службы и снаряжение за счёт Эйриха. Именно последнее обстоятельство привлекло самых предприимчивых кузнецов, ожидающих больших прибылей.
Следственно, деревня постепенно разрасталась, потому что кузнецы едут не в одиночестве, а ещё, просто благодаря начатому движению и наличию здания Сената, прибывают торговцы, вдовы, кандидаты в дружину и прочие, прочие...
Южная часть деревни непомерно разрослась шатрами и хибарами из свежесрубленного леса. Деревню ещё нельзя назвать городом, но она к этому званию стремится.
— Не убижыт, гы, — вновь заулыбался Альвомир.
«При взгляде на него не захочешь даже намёком проявлять угрозу, лишь бы не пришиб», — подумал Эйрих. — «А внутри он просто маленький мальчик, которому нужно не так уж и много для счастья».
Некоторое время спустя, Тиудигото дала знак входить в дом.
— Вкусно, мясо, много! — уселся Альвомир за стол, а затем посмотрел на Эйриха. — Эйрих, еда!
Эйрих сел рядом и взял первый кусок мяса из серебряного блюда. Оленя пристрелили сегодня утром, причём сам Эйрих к этому не имел никакого отношения — это работа Зевты со своими дружинниками.
Тщательно пережёвывая хорошо прожаренное и перчённое мясо, Эйрих думал о ситуации вокруг собственного отца.
Зевта стал большим человеком, консулом при Сенате, хотя в народе ходит молва, что власть его равна рейксовой, а сам он без пяти минут рейкс. На самом деле всё намного сложнее, потому что у консула есть ограничения власти, накладываемые народными трибунами и вторым консулом. Должность второго консула вакантна, потому что Сенат хочет использовать её для приманивания кого-нибудь особо ценного и могущественного. Но пока нет второго консула, обязанности его выполняет Зевта, к которому приставили проконсула Хротмара.
Хротмар — это уважаемый старец, некогда бывший старейшиной одной из деревень, но ушедший на покой, с передачей должности в пользу своего сына. Не пожелав входить в Сенат, хотя его туда активно звали, он согласился стать проконсулом, чтобы регулировать деятельность Зевты, считавшимся молодым для столь ответственного поста. Старики меряют мир по себе и все, кто младше, кажутся им глупыми и наивными.
«Если отец кажется им слишком юным и требующим контроля от кого-то из „взрослых“, то каким им кажусь я?» — подумал Эйрих, откусывая от бедра оленя.
Вопросы по поводу возрастного ценза пока поднимать рано, потому что это не в интересах самого Эйриха, но старики в Сенате уже начинают потихоньку бурчать.
— Ты не задумывался об отдельном доме, сын? — вдруг спросила Тиудигото.
Это не было неожиданностью, потому что он стал дружинником, а ещё замещает должность претора, что делает его, в глазах общества, полноценным взрослым мужчиной и всем, кроме сенаторов, плевать, что идёт его тринадцатая зима. Скоро пойдут слухи, дескать, Эйрих — это сопляк, не желающий отрываться от материнской сиськи. Надо разбираться с этим.
— Задумывался, — кивнул Эйрих. — На днях переселюсь в бражный дом.
Кормёжка там похуже, чем в доме родителей, потому что готовят на большое количество мужей, но жить там можно и это позволит избежать неудобных вопросов.
— Если неудобно, то можешь пожить у нас ещё! — почему-то спохватилась Тиудигото.
— Нет, давно надо было, — покачал головой Эйрих. — Как тронемся в путь, это будет неважно.
Почему-то у него была уверенность, что сенаторы примут верное решение. На стороне воззваний Эйриха стояла аристотелевская логика, а против стоит лишь трусливое нежелание что-то менять. Эйрих говорит об угрозе от гуннов, а старики не хотят поднимать свои дряхлые задницы и двигаться дальше на запад.
Дополнительным козырем Эйриха был отец Григорий, который поддерживает идею переселения в Италию, а также его паства, которая многочисленна, если считать по всем деревням. Священников у готов много, они признают быстрый взлёт отца Григория, но иерархия санов ещё не до конца определилась. Впрочем, на новом месте надо будет построить хорошую церковь, ответственным за которую назначить отца Григория, чтобы никто не усомнился, что в духовной среде главный именно он.
