— Да помню я, что возле базы ружьё надо разряжать. Не с мальчишкой говоришь, Дима!
Я узнал его. Тот самый краснолицый, с чёрными усиками, который удирал от меня на резиновой лодке.
Увидев нас, он одним движением дослал обратно патрон и хотел защёлкнуть стволы. Но я опередил его.
— Государственная охотничья инспекция! Разрядить ружьё!
— Дима, это кто?
Жмыхин обернулся. Взгляд его стал удивлённым, а потом в нём промелькнуло отчаяние. Он быстро опустил вёсла в воду и толкнул их от себя. Лодка затормозила.
Сидевший на корме человек бросил быстрый взгляд на Павла. Милицейская форма и рука участкового, лежавшая на кобуре, видимо, удержали его от поспешного решения. Он посмотрел на Жмыхина.
— Положить ружьё на дно лодки! — вслед за мной скомандовал Павел. — Причаливаем!
К берегу с тарахтением подъехал «Газик». Из него выскочили Фёдор Игнатьевич и Воронцов. Увидев их, краснолицый сузил глаза.
— Целую облаву устроили?
Его верхняя губа поползла вверх в презрительной усмешке.
— Положить ружьё! — ещё раз повторил Павел. — Я не шучу! Выйти из лодки и предъявить документы!
— А не обоссышься, участковый, когда мои документы увидишь? — издевательским тоном спросил краснолицый. — А то смотри — так в мокрых штанах и пойдёшь в дворники проситься, когда из органов вышвырнут.
Он подчёркнуто медленно положил ружьё на дно лодки. Посмотрел на сгорбившегося Жмыхина.
— Извини, Дима! Тут ты сам недоглядел, тебе и отвечать. Давай, причаливай! Выпусти Нину!
Жмыхин ничего не ответил. Он как будто не слышал обращённых к нему слов. Руки егеря по-прежнему лежали на вёслах.
— Причаливай, кому говорю! — грубо окрикнул его краснолицый.
Жмыхин чуть заметно шевельнул вёслами. Нос лодки мягко ткнулся в причал.
— Жанна, вылезай и разбуди Ваньку! Пусть заводит машину. Ждите меня там, я скоро. Только разберусь с этими защитниками природы.
Краснолицый вёл себя слишком нагло, точно был абсолютно уверен, что браконьерство сойдёт ему с рук. Я ощутил беспокойство.
Надо было всё-таки надавить на его жену и точно узнать — какую должность занимает её муж.
Да ну, ерунда! Мы их взяли с поличным и свидетелями, никуда они не денутся! Кто бы он ни был — отвечать будет по закону.
Девушка обеими руками ухватилась за столб причала.
— Мне кто-нибудь поможет? — капризным голосом спросила она.
— Карабкайся сама, — рассмеялся её спутник. — Рыцарям некогда — они нас на прицеле держат!
Он явно провоцировал нас и делал это с удовольствием.
Девушка пожала плечами и неуклюже выбралась на причал. Поднялась на ноги, отряхнула колени и неторопливо пошла мимо нас к дому егеря. Нас с Павлом она словно не замечала.
— Девушка, стойте! — остановил её Павел. — Предъявите документы.
Она посмотрела на участкового сверху вниз, потом повернулась к черноволосому.
— Валик, они издеваются надо мной? Сделай что-нибудь!
— Ну-ка, пропустите её! — скомандовал краснолицый, становясь серьёзным. — Документы у неё в сумочке, а сумочка в доме. Жанна, принеси им свои документы.
Он посмотрел на нас и снова хищно улыбнулся.
— Никуда она без меня не денется. Подождёт, пока я с вами разберусь.
Павел молча посторонился.
Жанна дёрнула плечом и неторопливо пошла к домику базы.
— Дима, ты заснул, что ли?
Краснолицый снова обратил внимание на Жмыхина.
— Разверни лодку, дай мне вылезти!
Жмыхин сделал три вялых гребка. Лодка медленно развернулась кормой к причалу.
В этот момент я заглянул в лодку и увидел на дне между скамейками несколько убитых уток.
Отлично! Значит, добыча у браконьеров есть. Тогда в чём подвох?
Краснолицый ловко выбрался из лодки на доски причала. Потянулся всем телом, словно большой жирный кот. Потом потряс кистями рук.
— Ох, как тело-то затекло! И задницу отсидел.
Он нарочито неторопливо сделал несколько приседаний, разводя руки в стороны. Его поведение безумно раздражало, но фактически придраться было не к чему.
Павел тоже это понял. Я услышал, как он глубоко вдохнул. Затем участковый сказал очень спокойным голосом:
— Предъявите, пожалуйста, документы!
— Пожалуйста, пожалуйста! — улыбнулся краснолицый.
Глаза его превратились в узкие щёлочки, но при этом остались злыми. Он запустил два пальца в нагрудный карман, достал оттуда красную книжечку и протянул её Павлу.
— Вот, пожалуйста!
Павел взял удостоверение, раскрыл его и прочитал вслух:
— Самохвалов Валентин Григорьевич, секретарь партийного комитета завода номер три.
— Именно! — улыбнулся краснолицый. — А теперь, товарищ участковый, позвольте взглянуть на ваше удостоверение.
Он внимательно рассмотрел удостоверение Павла.
— Товарищ Вольнов. Хорошо, я запомнил. Итак, товарищ Вольнов, какие у вас претензии ко мне и к моей спутнице?
Он спрашивал уверенным голосом и требовательно смотрел в глаза Павла. Я увидел, как Павел непроизвольно поворачивается ко мне, и вмешался в разговор:
— Вы задержаны в момент незаконной охоты на водоплавающую дичь, Валентин Григорьевич. Вы занимались охотой во время запрета, без соответствующих документов. В лодке находится незаконно добытая птица. Будьте добры, предъявите разрешение на оружие!
Самохвалов повернулся ко мне.
— А вы — тот самый Синицын, да? Временно исполняющий обязанности егеря?
Его вопрос прозвучал издевательски.
— Я слышал, вы учитесь в лесотехническом институте. И наверняка пропускаете лекции. Иначе знали бы, что требовать документы на оружие можно только у вооружённого человека.
Я, не дрогнув, выдержал его взгляд.
— Ваше ружьё лежит в лодке. Мы все видели его у вас в руках.
Самохвалов торжествующе улыбнулся.
— Не всё таково, каким кажется, юноша! Скоро вы это поймёте. Это не моё ружьё. Я из него не стрелял и охотой не занимался. Мы просто катались на лодке.
— У вас в лодке добытая дичь!
Самохвалов пожал плечами.
— Возможно. Но при чём здесь я? У меня ружья нет. А это — ружьё вашего коллеги-егеря. И уток добыл тоже он. С него и спрашивайте за нарушение.
Это был сокрушительный удар. У меня даже дыхание перехватило.
— Но...
Увидев выжидающий взгляд Самохвалова, я сдержался из последних сил. Этот гад специально провоцировал нас последние пятнадцать минут. Я знал, что он браконьер. И он знал, что я это знаю. Но бессовестно валил свою вину на Жмыхина, полностью уверенный, что выйдет сухим из воды.
Я перевёл взгляд на Жмыхина. Он по-прежнему сидел в лодке, сгорбленный, жалкий. Голова опущена, словно егерь очень внимательно разглядывал носки своих сапог.
— Дмитрий Константинович! Это ваше ружьё?
Жмыхин молчал.
— Пропустите! — начальственным тоном сказал Самохвалов.
Но Павел загородил ему дорогу.
— Гражданин Жмыхин! — окликнул он. — Вы подтверждаете, что ружьё ваше, и стреляли из него только вы?
Жмыхин вздрогнул и поднял голову. Но смотрел он не на нас, а на Самохвалова.
— А как же...
И тут Самохвалова словно подменили.
— Что-то хочешь сказать, Дима? Может, ты оклеветать меня решил? Скажешь, что это я уток настрелял из твоего ружья? Что молчишь? Браконьерил — умей и ответ держать! А у меня времени нет. Пропустите!
Павел сделал шаг в сторону. Он уже понял, что задерживать Самохвалова бессмысленно — без железных доказательств только наживёшь неприятности. Браконьерство Жмыхин возьмёт на себя.
Но Самохвалову было мало просто уйти. Он повернулся ко мне.
— Как-то очень уж вовремя вы здесь появились, товарищ Синицын! Я слышал, что у вас нога болит, дома сидите. А вы здесь. Уж не поступил ли вам какой-нибудь сигнал? Ну, что вы молчите? Скажите откровенно — и я, может быть, прощу вам обвинение в клевете.
Самохвалов с наслаждением выплёвывал слова прямо мне в лицо.
— Так что же мы будем делать, товарищ Синицын? Вы прилюдно и безосновательно обвинили меня в браконьерстве. Думаете, это сойдёт вам с рук? Хороши егеря, нечего сказать! Один браконьерит во вверенных ему угодьях. Другой пытается свалить вину своего дружка на непричастных. Надо, надо разобраться с вашим коллективом! Крепко разобраться, по партийной линии!
