— Оль, послушай, давай я сам, а?
— Что вы, вы не сможете, я помогу. Да вы не стесняйтесь.
Она отбрасывает одеяло.
— Потерпите, сейчас неприятно будет.
— А-а-а!
Твою ж дивизию!
— Ещё немного. Я аккуратненько.
Я сжимаю зубы. На лбу выступает пот…
— Ну, вот и всё. Больно? Нет, неприятно просто, да?
Ага, не больно, вообще херня… Больно, конечно! Подуй, давай!
— Оль, ну всё, теперь придётся на тебе жениться, если ты мне там не оторвала ничего. А я ведь не собирался так рано.
Она смеётся:
— Егор Андреевич, вам же ещё восемнадцати нет.
— Ну, и я о том же. А ты не можешь меня на «ты» и по имени называть? Тем более, после того, что между нами только что было. Тебе самой-то есть восемнадцать?
— Мне-то есть, ещё как есть. На «ты» вроде как не положено, но если вы так хотите, я попробую. Если хочешь, тогда уже. Сильно болит?
— Да, есть немного, — усмехаюсь я. — И в разных местах, благодаря тебе.
— Ну потерпите пока, а потом Игорь Александрович что-нибудь придумает.
— Если захотите помочиться, воспользуйтесь мочеприёмником. Вот здесь, опустите руку, вот он сбоку висит, как кувшинчик. Если будут другие потребности, нажмите кнопку и я принесу судно.
Она убегает и почти сразу ко мне заходит… Ферик Ферганский. Твою ж дивизию! Со скорбным лицом он подходит к кровати и садится на стул. Блин, вот его, если честно, не очень хочется видеть. Какого хрена он здесь делает? Добивать что ли пришёл? Это сейчас несложно. Отпора практически не будет.
— Вам идёт белый цвет, — хриплю я.
— Хорошо, что шутишь, — серьёзно говорит он и поправляет халат. — Молодец. Если бы не бросился на Пантелея, он бы тебе голову отстрелил. Не растерялся ты, толковый парень. Мы в тебе не ошиблись.
— Какого Пантелея? — не понимаю я. — Это Кота так зовут?
— Да, его… Пантелеем Яковлевичем величают. Не надо было тебя в такую рискованную игру завлекать без предупреждения. Но ты молодец, подыграл правильно, проявил себя. Жалко, конечно, что всё не так пошло.
Жалко ему. Хотели, как лучше, а получилось, как всегда. Спасибо, Виктор Степанович за афоризм. Планировали, значит, так, а пошло эдак. Только, что именно планировали, непонятно пока.
— Это кагэбэшники испортили всё, — продолжает он. — Подкачали. Там по пути авария произошла, и дорога заблокирована была, вот они и замешкались, не смогли сразу прорваться.
— Я, Фархад Шарафович, правда не понимаю пока, что произошло, — хриплю я. — Тем более, что после выстрела уже ничего и не видел. Отключился, как мальчишка. Болевой типа шок, наверное, или что там ещё бывает. Но то, что до этого было, хорошо запомнил.
— Да-да, — часто кивает он. — План был железный. Мне просто… Короче… надо было Кота на Абрама заменить там в некоторых… э-э-э… вопросах… Наши дела такие… запутанные, знаешь…
— Без бутылки не разобрать?
— Точно, — радостно кивает он. — В общем, Кот недостойно вёл себя, плохие вещи делал, и мне его надо было аккуратно убрать, чтоб на меня не подумали, понимаешь… Ну… Понимаешь, да? А тебя я позвал, потому что хотел переговорить с глазу на глаз, а Кот потребовал, чтобы ты на встречу пришёл. Ну ладно, я не стал возражать, у нас же было всё на мази, вот и подумал, что беды не будет. Его же раньше должны были взять. Надо было поинтересоваться, зачем. Он сказал, что посмотреть на тебя хочет, а я и поверил. Про Киргиза он мне не говорил, понятно. Кот плохой человек, его не жалко отдать гэбэшникам… Я знаю, ты сам с ними трёшься…
Он замолкает и, пристально глядя мне в глаза, трёт указательные пальцы, приложив один к другому. Скользит вперёд-назад, вперёд-назад. Гипнотизирует…
— Ты ведь с ними дела имеешь, — продолжает он. — о которых лучше никому не говорить, так что понимаешь, о чём речь, да?
— А почему КГБ? — игнорирую я его вопросы и задаю собственный. — Они что, уголовкой занялись?
Я спрашиваю, но ответом не очень интересуюсь, если честно. Как-то плохеет мне. Плывёт картинка, и глаза закрываются.
— Кот у них по разным статьям серьёзным проходит, но он хитрый, не могут за задницу ухватить, поэтому решили взять за похищение и покушение на убийство, а там уже выколотить из него и остальное. А получилось, что и за убийство. Он же Парашютиста наглухо замочил… Красиво всё так складывалось, но они запоздали. Завязли в аварии, а потом не могли найти место, куда вас отвезли, вертолёт поднимали. В общем, ты из-за них пулю словил.
— Так-то всё зло от них, — слабо улыбаюсь я.
— Вот, правильно. Молодец. Точно сказал. Ты далеко, я думаю, пойдёшь, если правильных людей будешь слушать. Хороший парень. Надеюсь, напоминать, что это всё чисто между нами не нужно, да? Ну и хорошо.
Напоминать не нужно, естественно. Да вот только говорить кому-то об этом или нет я уж сам решать буду.
— Всё хорошо, Фархад Шарафович, не беспокойтесь. Эту пулю рано или поздно всё равно пришлось бы словить.
— Почему это? — удивляется он.
— Ну, типа предсказание. Как у Ахиллеса.
Он смотрит с удивлением.
— Не обращайте внимания, — усмехаюсь я. — После наркоза могу глупости морозить. Можно спросить?
— Ну, давай.
— А что с Цветом теперь будет?
— А что с ним?
— Ну, его же развенчали…
— Ах, это… Нет, это чисто постановка была. Спектакль для Кота. Я же сказал, что Цвета поддержу. Никто его не развенчает, будет жить, как прежде, даже ещё лучше. С тобой вот только неприятность, а Цвет в порядке.
— Так Кот же расскажет…
— Кому он на Лубянке расскажет? Кота считай нет уже. Никто ничего не узнает, всё шито крыто. Он Парашютиста завалил, вот его и взяли. Точка.
— Ну что же, хорошо, — улыбаюсь я. — Я вам благодарен, что вы лично пришли меня навестить. Спасибо.
— О чём ты говоришь! Как мог не прийти? Конечно пришёл. Я тебе гостинцы принёс, но доктора не разрешили пока. Говорят, позже можно будет. Всё в холодильник поставили. Обещали принести, когда можно станет. Халва, пахлава, финики, икра, ну, там посмотришь. Всё самое лучшее.
— Спасибо… А о чём вы хотели поговорить? Ну, тогда, изначально…
— Ну… — он немного мнётся. — Сейчас, наверное, это уже не так… как бы это сказать… своевременно, что ли. Теперь главное поправляться и набираться сил, а дела потом. Потом поговорим
Блин. Так и знал что отраву свою пихать будет… Сто процентов, хотел дурь свою навялить. И это совсем не айс, а Цвет, боюсь, поведётся. Всё дело завалит…
Голова кружится… Неприятное какое чувство…
— Но с моей стороны, — преодолевая невесомость хриплю я, — всё будет выполняться, все наши договорённости. Ткани мы будем брать, как договорились. Процессы не должны прерываться. Жалко я не успел по «Орбите» порешать, но что-нибудь придумаем…
— Зачем тебе эта дрянь? — удивляется Ферик. — Это разве джинса? Ничего общего ведь.
— Знаю, но нам надо для улучшения показателей выпустить современные модели официально.
— Ну, смотри, надо значит надо. По «Орбите» я тоже могу помочь. Скажи, сколько тебе нужно, и я всё решу, министерство выделит фонды, всё по-белому. Хочешь? Главк-шмавк, все дела.
А вот за это ещё одно спасибо, уважаемый товарищ Матчанов.
— Да, очень хочу, спасибо…
— Не за что, не благодари, дорогой. Ладно, я смотрю ты уже засыпаешь…
— Нет-нет, всё нормально… Фархад Шарафович… не знаю, Айгюль, наверное говорила. Возможно ли на министерство выйти… пищевой…
— Выйдем-выйдем, везде выйдем. А пока отдыхай. Я сегодня уеду, но Айгюль ещё несколько дней побудет. Так что по всем вопросам можешь с ней говорить.
Он встаёт и идёт к двери.
— Выздоравливай.
Ладно, буду… Я проваливаюсь в темноту, а когда открываю глаза вижу Айгюль.
— Ты поспать хочешь? — участливо спрашивает она.
— Что ты, совсем нет…
В туалет я хочу! Писать. В меня безостановочно вливается жидкость, прямо в вену. Надо же ей куда-то выходить…
— Я же вижу… — кивает она.
Здрасьте… Это что, нотки обиды что ли? Ну, ты даёшь, племянница падишаха…
