А я ведь предупреждал Можайлова. Видимо, он из-за сердечной травмы не проверил. И вот тебе результаты.
Ну, а сейчас все эти воспоминания тоже потускнели. Быстро исчезли. Крики Можайлова тоже удалились.
Такое впечатление, будто я унесся куда-то ввысь. В черную трубу. Без света. Без звуков.
И все пропало.
* * *
Ан нет. Оказывается, не все.
Вскоре темнота отступила. В глаза ударил свет. Лучи света.
Я все еще лежал с опущенными веками. Наверное, это операционный светильник. Тот самый, который врубают в лицо. Во время операции. А со мной, наверное, проводят реанимацию.
Только почему вместо голосов врачей и гудения ламп я слышу вдали пронзительный крик какой-то зверюги?
Похож на поросячий. А потом вдруг становится, как плач. Ого, подождите, я же слышал. Давно, в молодости. Когда ездил в экспедицию в Южную Америку. Это же броненосец.
— Эй, мачи Гуири, — кто-то тронул меня за плечо. — Что говорят духи? Будет ли покровительствовать Нгенечен нашей вылазке? Не прогневался ли Пильян?
Так, я не понял. Что за шуточки? Я все еще силился открыть глаза. Но уже чувствовал, что лежу на земле. А не на операционном столе.
Свежий ветерок задувает тело. Мое обнаженное тело. Я чувствую запахи. Трав, леса, деревьев. Близкой воды.
Я что, нахожусь на улице? Где-то за городом? Что тут творится?
— Ты как, мачи Гуири? — кто-то опять осторожно трясет меня. — Ты жив?
А язык, кстати, другой. Не мой родной. Но, тем не менее, я его понимаю. Странное чувство. Двойственное.
Боли в теле нет. Во рту пересохло. Голова горит. Во рту пена. И руки иногда подергиваются.
Наконец, я смог разлепить веки. Поднял голову. Огляделся.
Ничего себе. Вот это поворот. Я валяюсь в лесу. Причем не в нашем, северного полушария. Никаких дубов и сосен.
Тут вечнозеленые кусты и небольшие деревья. Миртовые, кипарисы, тиковые. Папоротники и огромные красные цветы. Это смешанный лес Южной Америки. Да, я сразу узнал его.
А рядом индейцы. Человек семь. Прямо натуральные индейцы. Сидят на корточках.
В шерстяных штанах чирипа и рубахах. А поверху разноцветные пончо. Из шкур ламы и тюленей.
А некоторые только в штанах. Впрочем, это больше кусок ткани, обернутой вокруг талии. И спущенной между ног. Мускулистые туловища ничем не прикрыты.
Поверх длинных волос повязаны платки. Узлами сзади. Некоторые просто натянули вокруг макушки кожаные ремешки.
Все в боевой раскраске. В руках длинные копья уаке, палицы из дерева макана, луки и стрелы. На поясе веревка с камнями — болеадорас. Лица встревоженные. Все смотрят на меня.
— Это как так? — я автоматически заговорил на другом языке. — Это что такое?
Поднялся. Постоял, покачиваясь. Неплохо так штормит.
Индейцы тоже поднялись. Тот, что стоял рядом, придержал меня за плечо. Чтобы не упал.
Сам он оказался огромный. Выше меня на две головы. Красный от загара. В руке здоровенная дубина макана, почти два метра длиной.
— Осторожнее, мачи! — пробасил он. — Ты еще слаб.
Да, ноги еле держат. От всего, происходящего вокруг. Голова кругом.
— Пить, — пробормотал я. — Воды!
Воин, что стоял передо мной, впереди остальных, подал мне льяфан.
Откуда-то я уже знал название. Бурдюк для хранения жидкости. Сделан из шкуры ламы. Иногда бывает большим. Тоже используется для переноски продовольствия.
Я открыл затычку. Сжал гибкий податливый бурдюк. Изнутри пахнуло терпким ароматом. Это что, вода? Я хлебнул глоток.
Нет, это моте. Нечто вроде компота из сухофруктов. С зернами пшеницы.
Кислый напиток. Я поморщился. Но жажду утоляет. Неплохо так.
— Ну, что говорят духи? — спросил воин, давший мне выпить. — Ты видел сны?
Это галлюцинации или нет? Если да, то слишком яркие. Что-то не похоже.
Такое ощущение, что это реальность. Хотя, что есть реальность? Просто набор иллюзий.
Пока что я решил сыграть. В эту игру, навязанную мозгом. Воспаленным воображением. Какие тут правила? Для начала просто следовать общему ходу событий. Плыть по течению.
— Не помню, — осторожно ответил я. — Мне надо отдохнуть.
Думал, что воин будет настаивать. Но он согласился. Легко.
Индейцы отвернулись от меня. Переговаривались. Я естественно воспринимал их речь. Как будто знал.
Я еще раз выпил кислой бурды. В голове прояснилось. Уселся на землю. Начал думать. Что теперь дальше?
Очевидно, что это яркая галлюцинация. Основанная на моих воспоминаниях. Об экспедиции в Южную Америку.
Я узнал этот язык. Похож на кечуа. Язык горных долин. На нем говорили инки. Но отличается от них.
Так, это понятно. Вот только откуда мои новые знания?
Двойственный не только язык. А я сам. Я воспринимал себя одновременно как Климова, и как Гуири Милья.
Шамана клана лемолемо. Молодого парня лет девятнадцати. С детства подготовленного к ритуальным практикам. Поэтому воины называли меня мачи. Колдун.
А потом я вспомнил, как очутился в лесу.
Мы с воинами отправились на вылазку. Против испанских конкистадоров. Близ крепости Тукапель.
Наш отряд — один из многих. Воины мапуче собирались в айльяреуэ, то есть объединение кланов. Чтобы напасть на саму крепость. И захватить ее.
Стоп. Что я сказал? Мапуче?
А ведь верно. Это и вправду мапуче. Люди земли. Арауканы. Индейцы Южной Америки. Коренные чилийцы.
Тогда сейчас середина шестнадцатого века. Колонизация Латинской Америки идет полным ходом. Арауканы сопротивляются изо всех сил.
Это чертовски храбрые воины. Я помню историю. Они оказали самое яростное сопротивление. И сумели отбиться.
И что же? Меня забросили в этот кипящий котел? Причем, как мачи. Шамана. Того, кто должен посмотреть будущее. И сказать, будет ли успешная наша вылазка.
Да, да. Точно. Теперь я вспоминаю. Я принял сок дерева колдунов. Латуа пушистоцветковой. Небольшого дерева с пурпурно-красными цветами. И желтыми плодами, похожими на помидоры.
Чрезвычайно токсичный сок. В небольших дозах вызывает галлюцинации. И позволяет впадать в транс.
Но если переборщить, то грозит мучительная смерть. Что со мной и случилось. Вернее, с прежним обладателем этого тела.
А мои судороги и стоны воины приняли за признаки транса. И не мешали. Хотя я медленно погибал. Пока не подох совсем.
Только теперь я понял, что это не галлюцинация. Это правда. Я погиб. В двадцать первом веке.
И моя душа перешла в это тело. В шамана арауканов. Который тоже погиб. И оставил мне этот кожаный сосуд. В котором теперь плещется мой разум. Моя душа. Моя суть.
Будучи ученым, никогда не верил в такую чушь. А вот поди ж ты. Что-то есть все-таки. Эдакое. Нематериальное. Метафизическое.
Я открыл глаза. Снова отхлебнул моте. Жажда перестала жечь горло. Я вспомнил, как незадолго перед смертью слышал о мапуче. В новостях. Как они устроили акцию протеста. В двадцать первом веке. А я еще хотел помочь.
Вот и сбылась мечта идиота. Теперь буду помогать арауканам. Я здесь надолго. Потому что чувствую, это не горячечный бред. Это реальность.
— Эй, Калькин, — позвал я. Вспомнил, так зовут этого воина. В переводе с языка арауканов — орел. Он командир нашего отряда. Мы разведчики. Наша задача — добыть пленного. Для вождей. — Иди сюда. Расскажу сновидение. И что видел.
Индейцы тут же прекратили болтать. Подбежали ко мне. Уставились в рот. Ждали приговора.
Однако, какие наивные. Верят каждому слову. Это что же, если я сейчас скажу, что вылазка провалится, то они отступят?
Не хотелось расстраивать людей. Поэтому я улыбнулся.
— Нгенечен благословил атаку, — заверил я. Хотя, надо обезопаситься. На случай поражения. Все умелые предсказатели так делали. Я же не сказал, чью атаку. В случае проигрыша, скажу, что имел ввиду атаку противника. — Многие враги умрут. Над морем сияет солнце победы.
Опять же. Не сказал, для кого светит солнце победы. Тоже на всякий пожарный.
Но мапуче приняли все на свой счет. Заулыбались. Быстро-быстро затараторили. Как обезьянки. Гневно указали палицами на север.
