Старший Вайс задумчиво вертел стакан с виски в руках молчал, а потом вызвал Ванду. Экономка пришла быстро.
-Что можешь рассказать о гостях, Ванда? Мы вот гадаем, что за толстяк у них главный и кто такой тот молодой крестьянин, что сидел рядом с Хенриком. Поможешь? Мне, честно, стыдно не знать своих подданных, но раньше я как-то и не задумывался об этом. Поэтому, надежда только на тебя.
Экономка понятливо кивнула и поведала, что дородный лидер – единственный мельник в округе, зажиточный и справный хозяин. А еще – ростовщик: к нему идут за деньгами со всего поместья, и большинство крестьян из бедноты – его давние и крепкие должники. При чем, они считают его благодетелем и слушаются почти беспрекословно. Он грамотный, сыновей тоже выучил, так и учет по деревням он со старостами ведет, и только после консультаций с мельником мужики передают собранное в замок. На мельнице у него порядок, но процент за помол дерет, не стесняясь, поскольку, нет у него на пять деревень конкурента, а иногда и с соседних земель к нему на поклон едут.
Вайсы сидели молча, но по лицам Аня видела, как поднимается в их сердцах гнев и досада. Первое – на творящееся у них под носом самоуправство мельника, явно не брезговавшего воспользоваться неведением хозяев замка о действительном положении дел на их землях. Второе – на себя за невнимательность и упущения в управлении поместьем, приведшим к такому факту.
-Почему ты никогда не говорила об этом? –задал генерал вопрос экономке, но сам же и ответил – Да, я же не спрашивал.. Прости, Ванда. А почему мельница только одна?
Из дальнейшего монолога стало понятно, что мельнику Фредди Крюгеру (попаданка чуть не рассмеялась) либо ворожили боги, либо он сам помогал им в этом, потому что за последние тридцать лет ни одна мельница, которую строили в других деревнях, не простояла и года: горела, ломалась, трескались жернова, портилась мука и прочее. И только у Крюгеров все работало, как часы. Это еще больше повышало статус мельника в глазах местных, перед ним заискивали, старались не ссориться и всячески ублажать. Даже «шалости» сыновей прощались, а их было немало: чуть ли не все пригожие девки были «обласканы» их вниманием, особенно бедные.
-И все молчат? – возмутился Хенрик. – Почему никто не жалуется на эту семейку? Они вторыми господами себя ведут в нашем поместье, а мы ни о чем и не ведаем? Отец, так оставлять это дело нельзя! Да над нами смеяться должен этот Крюгер! Я завтра же поеду и разберусь! Каков наглец!
Генерал глянул на сына, и Хенрик вынужден был замолчать. Воронцова пока тоже не решалась говорить. Ванда продолжила:
- Герр Хенрик, они все боятся. Мельник–зло привычное, сжились как-то с ними. А к вам пойти жаловаться – это еще как обернется.. Вы-то в замке, а они–рядом. То ли поверите, то ли нет. Пропавшие мельницы – пример в пользу Крюгеров. А девки…Берут их замуж и так, зато с приданым: откупается Фредди от порченных, а иные и сами лезут под его сынков в надежде на виру.. –Ванда вздохнула. – Пару раз молодые парни били мельничат, да только потом жалели: Фредди отыгрывался на семьях, да так, что и сказать нечего было, все вроде как и по делу. Хитрый он, Фредди, подлый, его просто так не возьмешь. На всех, почитай, у него управа есть, кто не без греха-то? Вот и сидят тишком.. А Эрих Вульф… Он – единственный, с кем Крюгеры не связываются, да и живет в лесной деревне, там плохо растет зерно, больше охотой да огородом на жизнь зарабатывают, поэтому с мельником он не встречается, а сынки Эриха и вовсе стороной обходят. Да только Эрих-то тоже не лезет, знает натуру мельника получше других. Его жену младший Крюгер себе в хозяйки приглядел, а та отказалась и за Эриха быстро вышла. Попытался младшенький помешать, но что-то произошло, с тех пор и не трогают они друг друга, но и дружбы нет. Эрих в Лесном, пожалуй, самый молодой да рукастый, остальные – так, ни о чем, и стариков больше. Помогает он всем в деревне, мало что сам овдовел недавно и детей трое. Темное там дело с его покойной женой..Но Эрих – мужик хороший, правильный. И видать, есть ему, что сказать, но мельник не дал, видела за столом. Детьми, скорее, держит, я думаю.
-И как ты считаешь, стоит с ним поговорить наедине? Будет ли толк? –спросил генерал.
-Без свидетелей–можно и нужно, Эрих толковый, работящий, ему детей поднимать одному тяжко, поэтому за любую возможность хватается. Он вообще от других с малолетства отличался, ко мне прибегал раньше, просил грамоте научить, про огород спрашивал. Да много ли я могла, за делами-то его обучить? Он любопытный был, и в конюшню, и в кузню, и в прачечную совался, но не с проказами, а смотрел внимательно, вроде как изучал. Его никто не гонял, серьезный он всегда был. Думаю, он вам поможет ради детей и деревни.
Вайсы переглянулись, Анна Николаевна покачала головой одобрительно.
-С него стоит начать, мне кажется. На праздник съездить. Отвезти в деревню подарки и гостинцы детям, старикам. Такое принято на Рождество, Ванда? – та кивнула. – Ну, вот и повод будет пообщаться без особого внимания. И тогда уже делать выводы на будущее. Ванда, какие подарки принято на праздник дарить?
Женщины ушли, а мужчины остались вечерять со своими мыслями, думами и планами.
Глава 13
Рождество в этом мире считалось второй Пасхой, но праздновалось с меньшим размахом. В Сочельник пень или большое полено поджигалось в очаге и постепенно сжигалось в остальные двенадцать дней праздника. Следовало от него оставить небольшой огарок. Считалось, что он в течение всего года защищал дом от несчастий.Елку не наряжали, но Анна Николаевна упросила Вайсов, отправившихся на традиционную охоту, привезти ей несколько хвойных лап и украсила ими зал и свою комнату.
Ванда к праздничному ужину приготовила сладкие пироги, запекла гуся с яблоками, а окорока от добытого хозяевами кабанчика пожарили на открытом огне. Посидели мирно и тихо, слуги получили от генерала по несколько монет в подарок. Воронцова отдарилась песнями, на которых настоял Хенрик.
- Анна, я помню, как ты пела надо мной. Прошу, спой и для отца!
Аня не стала ломаться и, выпив немного для куража, перепела все, что смогла вспомнить на тот момент. Женщина вспоминала свою жизнь, оттого, наверное, песни выходили очень душевными. Слушатели не понимали слов, за исключением Хенрика, но исполнение тронуло всех. И то правда: Аня пела искренне, радуясь, что здесь, под сводами замка, голос ее звучал сильно и чисто, как когда-то давно.
Особо генералу понравилась песня из фильма «Офицеры», он как-то сам ее выделил, а после объяснений Анны и вовсе проникся. Потом просил еще военные, и Воронцова спела «Темную ночь», «Пыль-дороги», «Враги сожгли родную хату», а закончила «Журавлями», расплакавшись под конец сама.
Карл Вайс сидел задумчивый, пока сын, как мог, перевел слова песни. Потом подошел к Анне и поцеловал.
- Спасибо, Анна! Таких песен я не слышал никогда. Твой народ должен быть велик! Спой потом еще что-нибудь, очень красиво.
***
Следующий день Воронцова провела в постели, отчасти просто ленясь, отчасти испытывая странное томление и легкий озноб. «Заболела, что ли?» – думала попаданка ровно до вечера, когда причина состояния не обнаружилась.
- Привет из прошлого, мать вашу! – пробормотала Анна Николаевна, пытаясь осознать сюрприз, преподнесенный ей помолодевшим телом. – Дождалась второго пришествия! То-то слезливость и сонливость меня одолели. Ну, что уж горевать. Будем жить дальше!
Мужчины, видя состояние Анны, особо вопросов не задавали, оставив гостью наедине с ее организмом. Слуги в замке временно уменьшились числом: в сельской местности богатые землевладельцы предоставляли фермерам-арендаторам и прислуге на Рождество 12 нерабочих дней, поэтому часть замковых работников разошлись по домам, в том числе, отсутствовала Ванда. Последняя обещала вернуться через пару-тройку дней, так что Анне пришлось собирать себя в кучу и идти руководить. Это оказалось даже кстати: не давало раскиснуть и впасть в грусть-тоску, как бывало раньше в такие дни.
