Агриппина откровенно обиделась. Причем в этот раз всерьез. Обычно она шумно реагировала на любую нашу размолвку, ругалась, кидалась чем непопадя. Сейчас же замкнулась в себе, и в холодных голубых глазах застыла не злость, а разочарование.
Травницы оказались намного более жестокими, чем я о них думал. Эларе нацепили собачий ошейник и пристегнули в палисаднике на цепь, которую Агриппина одолжила у кого-то из селян. Сами же пошли в избу.
День собирался быть теплым, поэтому формально Эларе ничто не угрожало, но цепь... Я сходил в дом и, выпросив у Агриппины одежду, отнес пленнице. Под присмотром увязавшейся за мной Весняны, развязал рыжей руки и помог одеться. А свою рубашку, стряхнув с нее налипшую землю, забрал назад.
Элара молча уселась на траву и закрыла глаза. Я надеялся, что она просто устала. Мы все, честно говоря, устали. Если бы с ней было что-то не так — сказала бы. Наверное.
В избе уже накрыли поляну. Не праздновали. Просто ели, перекидываясь короткими репликами. Васька лежал на полу, не особо проявляя интерес к происходящему. Я сел рядом с ним. Рискнув остаться без пальцев, протянул руку, почесал загривок и спросил:
— Как ты, тигр лютый?
Он поднял на меня грустную морду, пошевелил усами, а потом странным чужим голосом скрипуче просипел:
— Настраиваюсь.
— В смысле, настраиваешься? — не понял я.
— На габариты, — кот повозился, замолчав на некоторое время. Потом продолжил:
— Тело другое, а мозг прежний. Растит новые нейронные связи.
— Чего?
— Болею я! — рыкнул тигр. — Чарку бы лучше поднес с медовухой, раз заботливый такой.
Я расхохотался. Так-с, у этого все будет в порядке. Не поленившись, сходил за чаркой. Размениваться на кружки не стал, взял суповую миску, туда и налил. Габариты у него! Слова-то такие откуда знает? Надо будет спросить, как оклемается. После набрал еды и вышел в палисадник.
Элара спала, прислонившись к забору. Будить не хотелось, хотя, с другой стороны, поесть ей тоже было нужно. Я мягко тронул рыжую за плечо. Она мгновенно подскочила и вытаращилась на меня, готовая дорого продать свою жизнь.
Развязывать ей руки мне строго запретили. Так что пришлось кормить с ложечки. Я ждал каких-то ехидных комментариев, но Элара молча, быстро поела и снова привалилась к забору. Не иначе тоже на габариты настраивается. Хотя ей, наверное, даже тяжелей, чем коту. Сколько там она в туманном виде времени провела? Как должна сейчас ощущать себя в нормальном телесном обличье?
Травницы закончили трапезу, но убирать со стола не торопились. Разговоры тоже затихли, в избе повисла расслабленная тишина. Глядя, как я крадусь к пирожкам, Агриппина прервала затянувшуюся паузу:
— Што, Юра, с пленницей твоей делать будем? Оставлять ее в этом мире нельзя. Не уследим.
— И какие варианты?
— Убить, — Агриппина сказала это так просто, словно речь шла о походе на речку.
— А еще? — поборов пробравшую дрожь, продолжил выяснять я.
— Развоплотить и вернуть в хаос, — пожала плечами Горислава.
— А теперь что-нибудь более гуманное? — сдаваться я не собирался.
— Она враг! — взвилась Агриппина.
— Конечно. А еще она девчонка молоденькая, пусть и с дурным воспитанием. К тому же, может, и не в воспитании дело, а в хаосе вашем. У всех должна быть возможность исправить свои ошибки. У нее тоже.
— Можно вернуть в мир, откуда она родом, — перебила Агриппину Весняна, не давая завязать со мной спор.
— Тут есть проблема, — вмешалась Горислава. — Мы усыпили зерно, печать хаоса с Элары стерта. Теперь не определишь, какой мир ее. Так что можешь просто швырнуть в любой ближайший.
Я посмотрел на Весняну. Судя по всему, только из нее и можно что-то вытянуть, остальные травницы помогать Эларе совершенно не собирались.
— Можно просто ходить из мира в мир, — тихо произнесла Весняна. — Пока нужный не найдете.
— Всю жизнь проищешь, — фыркнула Горислава.
— Нет, — Весняна подняла на нее глаза и едва заметно улыбнулась. — Ты же знаешь. Печать хоть и стерлась, но она все равно влияет на выбор. С первого раза, может, и не попадут куда надо, но не так уж много миров перебрать придется.
— Вот и отличненько, — я подхватил со стола два пирожка.
Встав, Агриппина раздраженно стала собирать грязные тарелки, но я бесцеремонно прервал это занятие. Перехватил за руку, отобрал посуду, а затем кивнул травницам:
— Извините, отлучимся ненадолго.
И потащил Агриппину за собой. Она не особо сопротивлялась, хотя и радости не выказывала. В палисаднике спит Элара, в доме суету наводят травницы, куда податься двоим людям, чтобы побыть одним? Сказки я в детстве читал, а вот случая проверить, так ли все там написано, раньше не было.
— Что мы здесь делаем? — Агриппина ступила за мной внутрь сарая, большую часть которого занимало сено.
— Непотребством занимаемся, — я провел рукой по ее волосам.
Разговаривать не хотелось. Не силен я во всех этих выяснениях отношений. То ли повода обучиться этому виду искусства не находилось, то ли таланта. Поэтому просто молча обхватил Агриппину за талию, привлек к себе и поцеловал. Она уперлась мне в грудь ладошками, будто хотела оттолкнуть. Но секунд через двадцать, наоборот, ухватила за ворот и притянула к себе сильнее. Я чувствовал, как колотится ее сердце. А еще, как она тает в моих руках.
Что вы думаете про сеновалы? Перина из мягкого душистого сена? Деревенская романтика? Тогда обязательно найдите сеновал. Иначе так и не узнаете, насколько колюча эта душистая перина. Еще — что у вас аллергия на ромашку, а сено окажется абсолютно везде, даже в очень неожиданных местах. Хотя все это вместе придает удивительную пикантность романтическим отношениям.
Мы лежали обнявшись. Хотелось максимально продлить это ощущение тепла. Но, вздохнув, я уткнулся Агриппине в макушку и прошептал:
— Попасть в ваш мир, это, пожалуй, лучшее, что было у меня в жизни.
— Ты можешь вернуться домой, — тихо ответила она.
— Мой дом — здесь, — я отстранился и посмотрел травнице в лицо. — Можно вернуться сюда, когда отведу Элару куда следует?
В глазах Агриппины на секунду проскочило раздражение. Я даже приготовился к отказу, но она придвинулась ко мне и, прикоснувшись теплыми губами к уху, тихо сказала:
— Можно.
Так весь день мы и провели на дурацком сеновале. Когда в чердачное оконце заглянула первая луна, я аккуратно высвободился из объятий заснувшей Агри. Какое-то время постоял, глядя на нее. Оделся и тихо вышел.
Походную котомку собрала, видимо, Весняна. Потому что именно она, поджидая меня, стояла с ней на крыльце.
— Будь аккуратнее, молодяжнек. Сдохнешь, Агри не простит. Найдет и колотушкой отдубасит.
— Как пить дать, — я благодарно кивнул травнице, принимая котомку.
Проводив удаляющуюся девушку взглядом, я вдруг осознал, что в доме слишком тихо. Неужели ушли все? Шагнул в сени, как в первый раз поразившись терпкому травному запаху, заглянул в избу.
Василий дрых на печи, свесив тяжелые лапы вниз. Дом был прибран, а от гостей не осталось даже духа. Я дернул тигра за лапу, от чего он подскочил и ощерился.
— Давай прощаться, Васька. Скучать будешь?
— Вот уж нет. С тобой одни приключения, — пробасил тигр. — А я стар уже. Мне бы, вот, печь, да еды вдоволь. А не по лесу за туманом гоняться.
Я хмыкнул. Обнял противную лохматую голову, а затем рывком сдернул тигра с печи. Он, конечно, поддался, сам бы я такую тушу с места не сдвинул. Но мне было приятно.
— Там Агриппина на сеновале спит, иди, сторожи хозяйку. А мне пора.
— Вернешься?
— Вернусь, конечно. Куда я теперь без вас.
Василий кивнул и, мягко ступая, направился к выходу. Я еще некоторое время постоял в избе, запоминая, как висят под потолком вязанки цветов и трав, как на полках стоят горшки и кувшины. Окинул взглядом плетеные корзины, закрытые тканью, и пузатые бочки, перетянутые железными обручами. Печку, на которой так уютно спалось. Вдохнул запах. Трав, еды, любимой женщины, лохматого полосатого кота.
