А впереди всех стояла конница, рыцари — непревзойденная по своей эффективности элита элит, сплошь состоящая из мелких дворян, баронов и младших сыновей высшего света империи. Зачарованная броня за сотни, а порой и тысячи золотых империалов, передающаяся из поколения в поколение, невообразимая мощь, сила, неудержимость — вот, что представляет из себя конный рыцарь. Ровные шеренги солдат, казавшиеся несокрушимыми, в таранном ударе рвались на части словно тонкий лист бумаги, настолько страшен и фатален удар тяжелой конницы. Массивные бронированные с головы до кончиков копыт специально обученные боевые кони, везущие на своих спинах под два центнера упакованного в латы натренированного убивать тела … Вся эта тяжесть на полном скаку и врезалась в разрозненных, бегущих в нашу сторону зеленорожих ублюдков, оставляя за собой изломанные, кричащие от боли тела и трупы. Недолгие минуты рубки, пока маги сдерживают шаманов, и конница откатывается, чтобы несколькими минутами позже набрать скорость и снова стальным кулаком измочалить остатки первых рядов.
Волны тел, сталкиваясь друг с другом, оставляли за собой погибших и раненных с обеих сторон, разрывая тишину лязгом железа и криками команд. Но нападающих было больше, много больше, чем гордых защитников вольных земель, и они неумолимо двигались вперед, приближая развязку. Вскоре у рыцарей не осталось разбега и они едва успевают убраться в стороны, чтобы не оказаться зажатыми меж двух огней и не попасть на копья своих же солдат, застряв в точке сшибки двух армий. В надвигающуюся волну разрядили свое оружие арбалетчики, сделав не менее двух залпов каждый, начисто выкашивая самых быстрых и смелых. Орки падали, катились по земле влекомые инерцией, заставляя своих товарищей перепрыгивать препятствие, чтобы не упасть и не оказать затоптанным бегущими позади, как первые из раненных. Именно эту, потерявшую изначальную скорость толпу и приняли на копья первые шеренги солдат.
Строй дрогнул от удара, выгнулся дугой от накатившей массы, но гномий хирд не просто так считается несокрушимым! Метр за метром, чередуя удары и шаг, гномы успешно теснили врага. Но вместе с воинами орков приблизились и их шаманы, а вместе с ними в бой вступили и призванные алчущие человеческой крови духи. Теперь уже пришла очередь людей умыться кровью, теряя своих десятками, не взирая на ожесточенное сопротивление магов. Слишком много собралось зеленорожих высохших стариков с посохами, сделанными из позвоночников и черепов сожранных заживо разумных, чтобы связать противостоянием каждого из них. Такое чувство, что все без исключения твари повылазили из своих вонючих нор с одним единственным желанием стереть с лица земли территорию вольных баронств.
Стоя на возвышенности я видел все, эльфийское зрение позволяло разглядеть даже перекошенные от ненависти орочьи рожи, не говоря уже о ситуации в целом. Мы проигрывали. Даже хваленые гномы предпочли отступить наравне с людьми, чтобы не оказаться в окружении неприятеля. Некогда ровные шеренги строя пошли «волнами» и поредели настолько, что на место павшего воина вставал не точно такой же вооруженный солдат, а посредственно обученный, трясущийся от страха ополченец, почти мгновенно освобождая место для следующего бедолаги. Не спасали ни рыцари, вполне успешно наскакивающие на фланги в своей излюбленной манере, ни воины Грыма, что будучи живыми танками хоть и действовали чудовищно эффективны, но оказались слишком малочисленны. Дошло до того, что на меня и стоящих рядом магов нацелилась часть шаманов, и теперь вместо помощи войску они отвлеклись на нашу защиту.
Ситуацию спас Турус, оперевшись о посох он возвел глаза к небу и начал шептать молитвы Пресветлой, и над нами сразу же зажегся шар чистейшего света. Лучи, вырывающиеся из слепящей своей белизной сферы рвали на части любого из воинственных духов, даря нашим магам возможность снова сосредоточиться на сражении и безопасности отдающих свои жизни солдат. На все это я смотрел отрешенно, непроизвольно фиксируя в памяти каждый миг сражения.
Внезапно Стоящая неподвижно и оберегающая своего повелителя Сильвия сорвалась в бок и отбила пущенную в меня стрелу. Я сразу же плюнул на тупое созерцание действительности, как только опасность стала грозить непосредственно мне и развернулся следом, чтобы увидеть открытый портал, портал из которого один за другим валили орки. На удивление этим тупорылым созданиям прущим всегда на пролом хватило мозгом напасть на магов, вот только если я отправил для этого клан, то у них оказался портал. Твари!
Пока я выхватывал мечи, в вампиршу стреляли уже семеро, восьмого разрезало пополам схлопнувшимся окном перехода, но и этого было более чем достаточно, чтобы натворить дел. Их стрелы без усилий проходили сквозь любую выставленную магами защиту, безошибочно находя свою цель. Видимо меня приняли за эльфийского мага или же разъяренные орки узнали бывшего пленника, поскольку все стрелы предназначались именно мне. Сильвия добровольно стала моим щитом. Перехватив меч за крестовину, она прикрыла ей лицо, а широкое лезвие надежно защищало сердце, но о лезвие сломалась только одна стрела, остальные с успехом поразили вставшую перед стрелками мишень. И пусть она все еще была жива и стояла на ногах, возможно даже смогла бы сражаться, но… Я уже понял, знал…
Пока лучи чистейшего света и заклинания магов рвали на части орочьих воинов, я подхватил оседающую на землю Сильвию и бережно опустил перед собой, едва ее голова опустилась мне на колени, как изо рта вампирши хлынула кровь. Она молчала, не пыталась говорить. У меня горле встал комок, мешающий дышать, говорить. Точно такие же зеленомордые ублюдки недавно пытали меня, а теперь решили отнять самое дорогое, что у меня осталось. Все, что она могла это стиснуть от боли зубы и молчать, щенячьи преданным и полным мольбы взглядом уставившись мне в глаза. По ее щеке катилась слеза, достигнув губ она смешалась с кровью и красной каплей упала с подбородка. Я прижал ее голову к груди, но перед глазами все равно было ее лицо, в котором не было отчаяния, горечи или сожаления, нет, в нем была только боль и какая-то детская надежда, что я смогу все исправить, в то время как я не мог ничего. Я посмотрел на сферу божественного света, на Туруса, на лбу которого от напряжения собирались бисеринки пота, на судорожно сжимающих накопители магов — всем им не было ни какого дела до той, что сейчас умирала. Будь я проклят, если снова попрошу помощи этого святоши или пойду на поклон к своенравным богам, мне плевать на человеческих магов, все, что могут они, сможет тьма!
— Гленд! — я подскочил к сконцентрировавшимся на бое сосредоточенным магам, схватил за шиворот своего демонолога и швырнул в сторону Сильвии. — Черти пентаграмму призыва.
— Но…
— Я сказал черти! — от боли Гленда выгнуло дугой, мое слово закон, ослушание боль, этот крест на каждом присягнувшем. — Вызови Горлума.
Ползающий на коленях Гленд стал торопливо вычерчивать вокруг Сильвии замысловатый рисунок призыва ее же собственной кровью. Да, в моем состоянии невозможно пробиться в доминион, а усилия одного единственного демонолога тщетны, понадобились бы десятки замученных жертв, но будет вполне достаточно и страданий тысячи погибших на передовой солдат. Близость перехода поможет излечить смертельные раны Сильвии и ей не придется неизвестно сколько ждать когда я перестану быть беспомощным словно младенец. Надеюсь не смотря на отдаление от битвы у Горлума получится…, в любом случае кое-что он сделать сможет…
— ПОВЕЛИТЕЛЬ! Горлуму трудно, но он ответил на зов! — провыл сотканный из черного дыма силуэт, постепенно обретающий плотность и четкость. Я заглянул в самую глубину глаз моего темного создания, казавшиеся двумя провалами в самую глубину ада, сулящие века непрерывных мучений, и вместе с тем беззаветно преданные и родные. Я понимаю, ему тяжело, до сих пор ни один призыв без моего участия не был успешным, и он смог пробиться только потому, что в центре пентаграммы лежит и умирает Сильвия с частью моей тьмы в своей душе. До этого мне хватало ума не экспериментировать и не толкать членов клана в круг призыва, но время не терпит.
— Горлум! Отдай мне силу! Всю силу!
— ПОВЕЛИТЕЛЬ! — как ребенок обрадовался демон, довольный что может угодить своему создателю. Он с присущей ему пугающей непосредственностью стал выполнять приказ. А после в меня ударила целая река накопленной силы, рвущаяся из доминиона к своему господину.
Хлынувший поток буквально смел стены тюрьмы, возведенные шаманами для моей темной сути и стал разрушать не приспособленное для такой энергии смертное тело. Стремительно нараставшие мышцы растягивали и рвали кожу, одежда превращалась в пропитанные густой черной кровью лохмотья. Трещали кости, ломались и заново срастались ребра, выгибались суставы… Я менялся. И все это сопровождалось болью, дикой, необузданной адской болью, заставляющей сознание забиться глубоко во тьму, оставляя на поверхности беснующееся, кричащее животное. А апофеозом изменения стали распахнувшиеся во всю ширь черные кожистые крылья и лопнувший на шее рабский ошейник.
