Мир и нир - Анатолий Евгеньевич Матвиенко

Оставив сумку под охраной верьи, я поплёлся к «замку», ещё менее подходящему под это определение, чем дом тестя. Бывший военный, с виду – нормальный дядька был, шутит с огнём. Точнее – со смертью.

Вышло иначе.

Там распоряжался гораздо более молодой человек. Где я его видел? Точно! Это же брент Нимирх. Игрался с другими детишками в песочнице молодого короля. Именно он выдумал брать плату за право гнать нир.

Без малейшего желания общения потопал к нему.

– Привет, брент.

– Уже глей, – самодовольно ответствовал тот. – Этот нужник – не самое большое моё владение. Король Карах щедр к преданным слугам. Земля здесь дерьмовая. Зато заводик есть. Чуешь знакомый запах? Нир. Мой нир!

– А где прежний владелец? Ты купил брентство или подарили?

– Королевский фискал выписал ему пеню за невыплату взноса с продажи нира. Бедолага кинулся по кабинетам доказывать: купил брентство у глея Гоша. Больше денег нет, дайте отсрочку… Пока бегал, срок уплаты прошёл. Брентство отошло казне. Я выкупил, – Нимирх ухмыльнулся. – За недорого.

То есть отжал. Государственный рэкет крупным планом.

– Огорчу. В купчей есть пункт. Если не будет сохранена роща Веруна, купчая теряет силу. Брентство возвращается глею Гошу. Ты готов в суде оспаривать этот пункт, положив руку на Камень Правды? Так что гнать нир можешь. Но не продавай – он мой, коль сделан на моей земле.

Парень вспыхнул гневом, потом задумался. Власть королевская сильна, но даже короля прибьёт как крысу дверью, если он соврёт, возложив лапку на судейский камень. Оттого здесь правосудие сравнительно правосудно.

– Так… А что там с рощей?

– Твои хрымы пасут в ней кхаров.

– Подумаешь… Щас прикажу отогнать.

– Не выйдет. Там очень разозлённый верья, слуга Веруна. Животных не трогает. А любого человека убьёт, выпив душу. Сам не хочешь попробовать?

Скоро я пожалел о сказанном. Двуногий пырх всё же отправил туда селянина, невзирая на мои протесты.

Хрым не дошёл до кхаров шагов пять и упал замертво.

Новосделанный глей решительно ткнул плёткой в сторону другого хрыма, со страхом наблюдавшего за происшедшим. Тот мотнул головой и бросился наутёк. Рощу грызли рабочие крестьянские животные. Их хозяева были мне не знакомы. Новый владелец притащил своих пейзан, неосведомлённых. Мои прежние точно знали, что дешевле повеситься, чем трогать рощу.

Я сжалился и отправился к кхарам сам. Лупил по толстокожим мордам рукоятью пистолета. Обычного хлыста они не слушались, упиваясь сочными ветками, зелёными даже в феврале. Отогнал одного, второго. Потом ко мне подплыл верья.

– Ещ-щё-ё-о-о… Ду-ушу… вы-ы-ыпи-и-ить…

– Видишь молодого придурка с плеткой в руке? Валяй.

– Далеко-о-о. Бли-и-иже…

Вот оно. Троллейбус не уедет от проводов, верья не улетит от рощи. Ладно. Разобравшись с крестьянскими коровками, я снова потопал к Нимирху.

– Верья на тебя глаз положил. Не хочешь подойти к нему – поздороваться?

Тот с ненавистью глянул в сторону рощи. Неровен час, добудет баллисту и начнёт пулять туда чем-нибудь огненным.

– Хрен твоему верье. А Верун наглый стал. Мелкий периферийный божок. Таких с десяток. А вот – возомнил себе. К столице полез. Тебе он – кто?

– Мне – союзник. В чем-то партнёр. Защитник.

– А, плевать. Мы находимся под покровительством самого Моуи.

– Так смело дуй вперёд и скажи это верье! Беда слишком великих богов в том, что они редко вмешиваются в дела обычных людей. Ты для Моуи – муравей. Или клоп. Ну, задавили клопа – велика ли потеря?

– Придержи язык…

– А ты не обижайся на правду. И за рощей следи. Пришли хрымов с угощениями Веруну. Пусть славят имя его, приближаясь, верья не тронет. Мусор уберут. Тогда не буду предъявлять купчую в суд. Но с тебя – услуга.

– Что ещё?

– Каросский кхар и пара верховых воинов на поездку к королю. На обратном пути отдам.

Он нехотя кивнул и повернулся ко мне спиной. Где их воспитывают такими засранцами? Тяжёлый тип.

По дороге в столичный Дорторрн вспомнил тягостный разговор с мамой. Только небольшую часть земель, отобранных у степи, успел засадить виноградом. Хотел половину квадратной меры… то есть чуть больше квадратного километра. Размерения России и Европы постепенно уходят в прошлое, считаю на местный лад. Ещё бы четверть квадратной меры пустить на плантации!

Виноград, если за ним присматривать, штука отличная. Сок бродит и даёт прекрасное вино. Естественный наброд доходит до 10–12 градусов. Добавив пшеничный нир высшего качества для крепления, сделаю портвейн. Ну а жмых – шикарное сырьё для получения браги. Торговая марка «Гоша» пополнится виноградной чачей. Помню, у одного из служивших в автороте срочников родители жили на Северном Кавказе, передавали нам чачу. Сила! Конечно, строго запрещено, но я отливал немного командиру роты, и он крепко зажмуривал глаза.

О кавказском виноделии вспомнилась грустная песня времён горбачёвской «перестройки», когда виноградники сводились под корень ради «борьбы с пьянством и алкоголизмом». Я-то, конечно, видеть мишкины чудеса не мог, отец рассказывал. И дед. Они оба хлебнули от распада СССР.

Дальше слов не помню, где-то в том же духе. Я, наверно, насмерть бы стал за виноградник, как Верун за свою рощу. Тем более, здесь сама местность толкает к виноградарству.

Климат теплее, чем на Брянщине. Не только в другой мир переселился, но и в погодную зону. Как будто на тысячу мер южнее родной деревни. Виноград здесь есть и хорошо вызревает. Но вина делают мало – господа предпочитают нир, вино наливается дамам, не щедро. Народ варит домашнее пиво и делает яблочную бомотуху. Невкусно, но дёшево.

Во всяком случае, я – один такой, решившийся разбить виноградник, что за час не обойти по кругу.

Сначала не мог найти саженцев. Помню, приехал купец, предложил аж два воза: сорт «Слеза Моуи», сорт «Кровь девственницы», сорт «Сила Каросса»… А цену заломил! Когда я назвал свою, обещая забрать всё оптом, тот обиделся и заявил: за столько продам