раздался смешок.
— Раз уж вы, дорогой Деннар, просите меня ответить на ваш вопрос, то так уж и быть, я отвечу, — вскинула она подбородок и повертела им из в стороны в сторону. — Невежество — это в первую очередь касается людей, которые не в состоянии определить своё место в обществе. Я вообще полагаю, что каждый должен знать свое место. На этом держится все наше мироустройство: император правит, а крестьянин вспахивает землю. И если, сохрани нас от этого Трануил, крестьянин вдруг возомнит в себе нечто большее, чем он есть, то земля не даст зерна; не будет зерна — не будет хлеба; не будет хлеба — люди останутся голодать. А все почему? А все потому, что кое-кто не знал своего места.
— И как же человек должен определять свое место?
— Ой, вы, что сделались обязательством сегодня смешить меня такими глупыми вопросами? — противно захихикала она. — Конечно же, по праву рождения. Разве, по-вашему, может сын крестьянина отважиться сделать что-то, кроме того, чему его научили родители? Конечно же, нет.
— Но ведь легат Красс…
— Ой, не думаете же, вы, что он добился всего сам? — перебила она меня. — Я уверена, и будьте уверены в этом и вы, что ему помогли. Да и к тому же посмотрите на него и на других легатов — он же им уступает во всем, а все потому что, как я уже сказала, сын, в его случае, пекаря не сможет никак быть лучше сына аристократа, талантом с рождения которым он был одарен.
— Позвольте задать вопрос, логика которого исходит из вашего ответа: в чем тогда наше предназначение?
— Прошу меня простить, но, кажется, вы ошиблись, сказав наше. Ну да, впрочем, это мелочи, — ее губы сложились в едкую улыбку, а ее сестра одобрительно закивала. — Что же до вашего вопроса, то, я думаю, что ответ на него также ясен, как зачем человеку нужно есть, — тут она сделала паузу, — а пусть на него ответит Идер. Ему только восемь лет, но он очень смышленый для своего возраста. Идер, ответь на вопрос, будь добр.
— Мы — хранители. Мы храним благородство и передаем знания. Мы показываем черни, что значит быть человеком и не спускаться до животного, — отчеканил малец, явно подражая взрослым, от которых это и услышал.
— Я же говорила, что он очень смышлёный для своего возраста, — гордо воскликнула его мать.
— Хм, — сделал я задумчивую мину, чем привлек их внимание, — иными словами, если называть вещи своими именами, вы бесполезны для общества.
— Что это значит молодой человек? Прошу поясните свои слова, — вмешалась в разговор своим возмущением моя теща.
— Заметьте сами: зачем крестьянину, который всю жизнь, согнувшись на полях, знать о благородстве? Его больше заботит, как прокормить семью. Что же до императора, то ему уж тем более не нужны ваши знания, ибо он и так выше вас. И вот как получается — завтра вас не станет, то никто и не заметит этого.
— Какие вздорные слова исходят из ваших уст. Вам бы поучится манерам. Я считаю, говоря такое, вы лишь показываете свое невежество, — казалось, Крисандра сейчас взорвется, настолько ее лицо стало вздутым и красным.
— Сестра, ты же не требуешь от ребенка не быть ребенком…
— Разве дело лишь в моих манерах, — перебил я, не дав договорить мысль, — сколь дело в уязвленном самомнении. Вы, смею предположить, никогда не слышали такое выражение, как «чем больше я знаю, тем меньше я не знаю». Знания, как и всякий инструмент в этом мире, мы можем употребить, как во зло, так и в добро. Также оно может принести нам, как и вред, так и пользу.
— К чему все эти слова?
— К тому, что знания принесли вам лишь вред.
— Знания? Вред? Разве могут знания приносит вред? — тут же рассмеялась тетушка. — Я считаю — знания на то и знания, что их приобретают лишь для того, чтобы сделать себе выгоду.
— Если бы было дело только в наличии самих знаний, то люди стали бы ценить их больше золота, но ведь, к сожалению, это не так. К сожалению, для людей в обладании знаниями важный фактор уделяется самому человеку: то, как он ими распорядится, то, что вообще он из них поймет — вот что по-настоящему важно. Порой мы видим человека ученого, который способен говорить правильно и заключать в себе настоящую кладезь, и мы, обманутые собственными ожиданиями, начинаем возносить его. Но стоит немного потерпеть и приглядеться к нему чуть более дотошно, то мы увидим, что его действия разняться с тем, что он говорит. Не это ли убыток для человека, который столько времени израсходовал на изучение, а приобрел лишь хвастовство и чванливость?
В этот момент я мельком пригляделся ко всем, кто принимал участие в трапезе и уловил во взгляде своей жены нотки…гордости и, пожалуй, немного страха. Что же до остальных, то на лице мальчишки явное недоумение (уж не справлялся юный ум с речами взрослых); Крисандра и Ксантиппа же глядели на меня с подозрением и дерзостью, как, когда смотрят люди привыкшие к тому, что те, кого они считают нижестоящими себя, возносят их и не смеют оспаривать слова ими сказанные, и вообще идти наперекор с их мнением, кивая согласием, как собака виляет хвостом. Они, не привыкшие думать в таких ситуациях, сейчас сидели немного сконфуженные и, казалось, вот-вот должны были, как и любые не терпящие всякого поражения там, где они считали себя безоговорочно правыми, взорваться тирадой оскорблений. Но на то они и аристократы, с детства умеющие контролировать себя, поэтому взяв себя в руки, Крисандра продолжила:
— Если я правильно поняла, вы полагаете, что мною полученное образование от лучших учителей, сделало меня чванливой и лишь усугубило во мне невежество? — тон ее был насильно ровным, от того лишь выдающим внутреннее состояние.
— Полагаю, что да.
Разговор принимал совсем не то русло, изворачиваясь в сторону конфликта. Я, изначально планировавший следовать путем гибким, сейчас выбитый из колеи их отношением, поддался эмоциям и пошел на таран.
Между тем, в воздухе повисло напряжение, приправленное удивлением. Ложка с луковым супом так и повисла на подлете ко рту у Ксантиппы.
И не дав вставить им слово, я продолжил:
— На досуге я размышлял о том, какие бывают люди. Кто-то делит людей на бедных и богатых; кто-то на благородных и простолюдинов; на умных и глупых; на молодых и старых и так далее и так далее. Я же делю людей на спрашивающих и следующих. Люди спрашивающие — им всегда