Пельмень поразмыслив чутка хотел спросить, чем помогает матери Настя, но не стал. В остальном девка права. Саня — здоровый лоб и давно должен выйти из под родительской опеки. Тут не поспоришь, а если поспоришь — идиотом окажешься.
Настя вздохнула.
Потушила сигарету прямо в чашке кофе, окурок бросила в пепельницу. У Пельменя мелькнула дурацкая мысль, явно принадлежащая прошлому телу о том, что надо бы окурок из пепельницы подмотать. Высушить и выкурить с Сёмой напополам. Понятно, что Саня ее отмёл тут же. Мысли прежнего тела нет-нет, а появлялись в его голове с особой настырность проникая в сознание. Сёма, кстати уехал в больничку, ложиться. Подозрения на сотряс. Дай бог, конечно, чтобы не оправдались. Ну а пока Малого повезли обследоваться и на недельку в стационар. Родаки Сёмы правда так и не вернулись...
При мысли о пацанёнке Пельмень стиснул кастет сильнее.
Вернулся Лёха, теперь уже Саня припоминал Грузовика, вспомнив, что сестра встречалась с ним последние полтора месяца, с первых майских праздников, когда они познакомились на городском салюте. И в первый же день поужирались до поросячьего визга и затем трахнулись. Это Саня не придумал — это Настя по возвращению домой ему сказала.
По ее словам, у них с Лехой «все серьезно» и «дело к свадьбе идёт». В последнем Пельмень правда сомневался, потому что до Лехи у Насти был Кирилл, они тоже встречались несколько месяцев и «шли к свадьбе», а до Кирилла — Антон. Трахалась его сестра с тех пор, как поняла для чего создан мужской член в принципе.
Однако интересовало Саню другое — так ходил слух, что Грузовик — настоящий бандит, ну или что-то вроде того и якобы в бардачке его крутяцкой Вишневой девятки лежит боевой пистолет. Настоящий.
Это билось с угрозами Лехи прострелить Цыгану ноги, ведь если стрелять, то нужен пистолет из которого ты сможешь это сделать. Ну или Грузовик понты колотит, что вряд ли. На обычного понтореза Лёха мало смахивает.
А вообще, Грузовик хоть и спас Пельменя от неприятностей с Цыганом и его прихвостнями во главе с Воло, чутка Саню подбешивал, а все потому что пер его сестру. И уже несколько раз отпустил на эту тему плоские шуточки, адресованные Насте. Та хихикала, видать нравилось и она была совершенно не против развратных фантазий своего парня.
Вернувшись из туалета, Грузовик почесал яйца, подошёл к стенке, взял оттуда фотографию из семейного альбома семьи Пельмененко. Ту самую, где мелкий Саня сидел на руках сёстры. Ей лет пять, ему годик. Ну или что-то около того. С умным видом уставился на фотку.
— Слышь, а ты здесь ниче такая, — заявил. — А сколько тебе здесь годиков.
— Я знаю, Алексей! — улыбнулась девчонка. — Я там ещё хожу в садик.
Настя называла своего трахаля исключительно полным именем. Уважала. И вообще смотрела на него исключительно как на некое языческое божество, спасшее девку из дыры-коммуналки и показавшее настоящую жизнь. С бабками, тачками и отдыхом.
— Настюха, заканчивай грузить пацана, у него своих забот полно, — фото Грузовик вернул на место — насмотрелся. — Вон посмотри, какими глазами смотрит, проголодался наверно. Есть хочешь, Санек?
Пельмень промолчал, криво улыбнулся — ну типа «на хер иди».
— Я не гружу, а пытаюсь объяснить Саше, что он уже взрослый мальчик и способен постоять за себя, — возразила Настя. — Время настало такое беспокойное! И мужик, который не в состоянии постоять за себя — не мужик вовсе.
— Взрослый взрослый, — Грузовик отмахнулся. Подтянул брюки. — У тебя кстати пожрать есть че? А то замучился с малыми и желудок к позвоночнику прилип.
Надо отдать должное Лехе, тот сунул на карман фельдшеру скорой помощи, чтобы о Сёме позаботились как следует. Денег у Грузовика водилось немало, когда он доставал из кармана нал, Саня увидел собственными глазами толстенькую такую пачку с рублями. Примерно равную годовой суммарной зарплате мамы Санька. Неудивительно, что Настя повелась — машина, при бабках и ещё бандит. Что может быть круче в 90-х? Тут никому не придёт в голову с таким связываться — за ним сестра Сани чувствовала себя как за каменной стеной.
Настя молча вышла на кухню. И вернулась через минуту с палкой ливерной колбасы и хлебом на тарелке. Вручила хавчик Лехе, села обратно на подоконник и потянулась за новой сигаретой. Как будто никак накуриться не могла.
Лёха посмотрел критически на ливерку. Понюхал настороженно. Откусил небольшой кусочек, поморщился и сплюнул обратно на тарелку.
— Как вы это жрете вообще? Гадость же ещё та.
Ливерка пережёванной массой прилипла к тарелке. Лёха достал из кармана свои рубли. Положил полтинник на тумбочку.
— Мамке твоей в магазин сходить. Передай, скажи от Грузовика.
-Алексей ты у меня щедрый такой... — растаяла Настя, как мороженное. — Саня скажи мамке, что это от ее будущего зятя!
Лёха отмахнулся — мол, пустяк. Ну судя по прессу бабла на его кармане — действительно пустяк. Возражать по поводу наименования себя «зятем», пусть и будущим — Грузовик не стал совершенно.
— Уберёшь пацан, — бросил Грузовик, кивая на тарелку с пережёванной ливеркой. — Не в службу, а в дружбу.
Пельмень прифигел малость от подобной просьбы — колбасу переводит, плюётся, так ещё убирать заставляет. Понятно, что он Саню спас и денег отсыпал мамке, но путать тоже не надо. Пельмень не домохозяйка.
— Сам уберёшь, — ответил коротко Пельмень.
— Чего? — Лёха нахмурился, а потом рассмеялся. — Хорош. Настя, брат у тебя зачетный. Далеко пойдёт. Сразу на ус мотает.
Настя выпустила густой дым в окно, пожала плечиками. Потом поднялась и убрала за своим парнем ливерную колбасу. Тарелку отнесла обратно на кухню, также молча.
Лёха Грузовик вернул взгляд на Пельменя.
— Слыш додик, если че пиши мне на пейджер. Номер я тебе дал. Проблемы какие, обижать кто будет, по любому поводу обращайся. Усёк?
— Ага.
Пельмень понимал, что Грузовик это делает не потому, что хотел Саню защитить, а потому что хотел поколотить понтов перед ним самим и перед сестрой. Да и вообще ЧСВ у него едва ли не из задницы лезет. Но предложение, конечно, шикарное. Тут не добавить, ни убавить.
— И за кастет спасибо, — добавил Пельмень. — Думаю, что мне эта штуковина пригодится.
— Сочтёмся, Саня. Гавно вопрос. Ты хоть пользоваться им умеешь? Или показать?
— Разберусь. Много тяму вскрывать черепушки не надо.
— Ну даёшь. Ты вообще когда-нибудь дрался? Ну чтоб по взрослому? Не вот эта вот ваша петушарня.
Пельмень промолчал. Врезал кастетом о ладонь.
— Правильный настрой, пацан. Ты главное не потеряй кастет, на нем нанесена символика братвы.
— Круто, — Саня действительно увидел на кастете какие-то закорючки. — Слышь, Лёха, а почему к тебя погремуха Грузовик? — спросил он.
Правда любопытно.
— Много будешь знать, мало будешь жить, пацан, — отмахнулся Лёха. — Тебе пока такие вещи знать совершенно ненужно.
— Скажи, я могила. Ты правда бандос? — настоял Пельмень.
Грузовик долго упираться не стал и сказал, что возит тела на кладбище после стрелок и бандитски разборок. Хоронить. Подхоранивать. То, с какой прытью Лёха об этом рассказывал, указывало на то, что такая работа приходится ему по душе.
— У меня рабочая Газелька есть, поэтому и прозвали Грузовиком. Тела гружу и отгружаю, — хмыкнул Лёха. — А когда надо, то сам из живого делаю мертвое, сечёшь пацан?
— У тебя ствол есть, да?
— Найдётся для особо любопытных.
Пельмень кивнул. Оригинально, конечно — в кавычках только.
— Слушай, Лёха, а если тебя попросить найти адрес одного мудака — найдёшь? Не в службу, а в дружбу.
Пельмень сжал кулак с кастетом, уставился на свинцовую подушечку.
Лёха приподнял бровь, улыбнулся. Догадался куда клонит Саня быстро. Тут много смекалк не потребовалось.
— Ты ж сказал, что не в курсах кто это такие? Или вспомнилось? Так можем если хочешь прыгнуть в тачку...
Пельмень перевёл взгляд на Леху. Их глаза встретились.
