к своим ощущениям я, — а давайте так и сделаем? Возьмем бутылочку чего-то покрепче и посидим? Только мне коньяка не хочется, а вот от бокала красного сухого вина я бы не отказалась.
— Замечательно, — поддержала мою инициативу Репетун. — А давайте! Мы такое пережили, что нужно сейчас маленечко расслабиться. Только где мы посидим? У меня нельзя, мама дома, а в ресторанах сейчас проверяют.
Я задумалась. Вспомнила, что в эти времена по злачным местам и магазинам ходил народный контроль и проверял, чтобы трудящиеся работали, а не развлекались.
— Можно у меня, — после секундного раздумья сказала я, — Дома у меня Римма Марковна, так что туда не пойдем, а вот в ее комнату, в коммуналке, сходить можно. Там конечно не бог весть какие апартаменты, но посидеть тихо вполне получится. Если, конечно же, вас не будут смущать беспокойные соседи.
— Меня не будут, — усмехнулась Репетун, — я в заводской женской общаге пятнадцать лет прожила, причем у нас в комнате аж четверо жило, так что отдельная комната в коммуналке — это почти курорт.
— Вот и ладненько, — удовлетворённо усмехнулась я, — только давайте на закуску что-то такое возьмём, чтобы не готовить. А то у меня соседи такие, что врагу не пожелаешь. Как пристанут, то всё настроение испортят.
— Тогда предлагаю заскочить на рынок, — предложила Репетун, — там ещё не все разошлись.
Хорошо, что городской рынок был недалеко, да и я была за рулём машины, поэтому мы туда доехали быстро. В это время рынок еще не был сердцем торговли каждого населённого пункта, здесь продавцов гоняли, но крестьяне из окружающих деревень понемногу продавали плоды своей сельскохозяйственной деятельности, причём по довольно умеренным ценам. В основном здесь всё оккупировали бабушки. Поэтому очень быстро мы накупили хрустящих малосольных, в укропе и смородиновом листе, огурчиков, свежих помидор и зелени, взяли небольшой кусочек копченного сала и кольцо домашней колбасы, которая издавала умопомрачительно-чесночный аромат, прихватили ноздреватого домашнего хлеба и четвертинку от круга козьего сыра.
— Вот и замечательно, — радовалась Репутун, — накладывая продукты в сумку.
Мы зашли в вино-водочной магазин, здесь у Репетун была знакомая, которая без очереди продала нам из-под прилавка бутылку «Букета Молдавии».
— Зайду в среду, — многозначительно кивнула ей Репетун.
— Мне блёстки нужны или перламутровые тени, — сообщила плотненькая толстопопая продавщица.
— Хорошо, — пообещала Репетун, цапнула бутылку, и мы поехали в переулок Механизаторов.
Коммуналка встретила нас неожиданной тишиной, что было столь нехарактерно для этой квартиры, что я аж удивилась.
— Здесь осторожнее, — посоветовала я Репетун, лавируя между рухлядью в прихожей.
— Ага, вижу, — хихикнула та, — у нас в общаге точно такая же история была.
— Сюда, — я вставила ключ в замок и открыла дверь, — проходи давай.
Мы, в четыре руки быстренько накрыли стол, порезали колбасу, сало, сыр и овощи, (я сбегала помыть на кухню, и никто меня не засёк, это было хорошо, не пришлось ничего никому объяснять).
— Ну, за то, что всё хорошо закончилось, — я разлила вино по чайным чашкам (бокалов у Риммы Марковны не было) и мы чокнулись.
— За свободу! — усмехнулась Репетун, — хотя я не думаю, что нас окончательно отпустили.
— Будем надеяться, — сказала я и разлила по новой.
— А что у тебя за записи были, я и не поняла? — спросила Репетун, макнув пучок укропа в соль. — Это то, что я думаю?
— Ну… — протянула я, не зная, как реагировать: общее застолье и пережитое приключение располагало к откровенности, но мой опыт претил доверять людям.
— Да не отвечай, я поняла, — махнула рукой Репетун, — и я вот что скажу — какой же дурак этот Барабаш. Нет бы ему ухватиться за это и выжать максимум. А так мало того, что будет продолжать на вторых ролях у Плечевого быть, так теперь тот его подозревать станет.
— А как он узнает?
— Поверь, этот — всё узнает.
Мы выпили, и я вздохнула. Похоже стараниями Барабаша у меня появился ещё один могущественный враг. Как же они достали все! Еще и Иван Аркадьевич укатил в Москву. Бросил меня наедине с ними. А эти стервятники налетели, рвут на части. Внезапно мне себя стало так жалко.
—… и потом он мне говорит,… — продолжала рассказ чуть осоловевшая Репетун, подперев щеку рукой.
Похоже часть истории я задумалась и пропустила.
— Да уж, — сказала я, чтобы поддержать разговор, и снова разлила вино по чашкам.
— Ну, я и подумала — или мне возвращаться обратно в общагу и идти на стройку маляром-штукатуром, или спать с ним, — нервно хохотнула Репетун и залпом хлопнула всё вино, — и я решила, что не такой уж он и мерзкий, а сидеть на выделенном мне койкоместе еще десять лет и ждать свою очередь на квартиру — не хочу! Да и какую квартиру мне дадут? Детей нет, мужа — нет, я одиночка. В лучшем случае — это будет комната в коммуналке. Так чем она от общаги отличается? Только тем, что в отдельной комнате я могу трусы переодевать не под взглядами соседок? А так-то один черт, ерунда получается…
Я вздохнула. Прекрасно знаю это чувство.
Мы опять чокнулись и выпили. В голове зашумело. И тут меня понесло, и я спросила у Репетун, когда она сделала паузу в своём монологе:
— Слушай, Тань, я вот никак не могу найти того, кто же меня так сильно на работе не любит и на меня стучит постоянно? — я подцепила вилкой кусочек колбаски и откусила, затем взяла пучок укропа и щедро обмакнула его в соль.
— Так Антонина же, — меланхолично ответила Репетун, рассматривая через содержимое бутылки свет в окне.
— Тоня? — аж вытаращилась я. — Но она же моя подруга…
— Это ты её подруга, а она тебя всегда ненавидела, — покачала головой она и разлила нам еще вина, — слышала бы ты, что она про тебя в курилке рассказывает. Все животы надрывали от смеха.
— И что же она рассказывает?
— Ну, к примеру, как ты перед свекровью на задних лапках ходишь, за то, что та тебя за Горшкова замуж выдала и на работу устроила. Или вообще, что ты собираешься спасти СССР.
— Бля! — пучок укропа выпал из моих рук.
Пока я откашливалась и оплёвывалась от попавшего не в то горло укропа с солью, в дверь вдруг постучали.
— Тихо! — сделала большие глаза Репетун.
Я кивнула, сдерживая мучительно рвущийся наружу кашель. В горле словно ёршиком для мытья бутылок поскребли, воздуха не хватало.
Стук повторился.
Я зажала рот руками и изо всех сил пыталась сдержать жгучий, до слёз, кашель.
Через пару мгновений, показавшихся мне вечностью, за дверью раздались шаркающие шаги, которые удалялись в сторону кухни.
Выждав еще пару секунд, я, наконец, зашлась в надсадном кашле.
— Когда поперхнулась, нужно поднять руки вверх, — вполголоса посоветовала мне Репутун.
Я послушно подняла руки, но кашель всё равно не прекращался.
— На, быстро воды выпей! — Репетун торопливо сунула чашку мне в руки. Я отхлебнула — и слёзы брызнули из глаз: там было вино, и я отхлебнула залпом почти полную чашку.
— Там вино, — возмутилась я, кивая на пустую чашку.
— Ну и что, что вино, — пожала плечами Репетун, — зато ты хоть кашлять перестала.
Кашлять, кстати, я действительно перестала.
И тут в дверь раздался такой громкий стук, что я аж подпрыгнула от неожиданности и икнула.
— Открывайте!
— Тихо! — прошептала Репетун и схватила меня за руку. Но я продолжала икать.Да что ж это такое! Не понос, так золотуха, как говориться! Я икнула еще раз.
Стук повторился.
— Нормально, ик, — прислушавшись, успокоила я её, — это Петров, сосед. Он так-то мужик нормальный, ик, но я лучше открою, а то сейчас на шум все остальные сбегутся.
Я повернула ключ в замке и приоткрыла дверь до половины. В коридоре стоял Петров, как обычно — в линялых трениках с пузырями на коленках и в застиранной майке.
— О! Лидуха! Привет! — увидев меня разулыбался он щербатой улыбкой, — а я сижу такой у себя, слышу — базарят где-то вроде. Бля, думаю, Марковна ж у тебя живёт, Горшков в дурке сидит, Грубякины ушли куда-то. Вот, решил проверить. Проявил, так сказать, бдительность. По-соседски…
Он заглянул через моё плечо, но я дверь держала прикрытой, так что ему не видно было, что там у нас происходит.
— Всё нормально, Федя, я это. Спасибо за бдительность.
Я хотела уже закрыть дверь, но профессиональный нос Петрова учуял винные пары.
— А чё за праздник тут у вас? — поднырнул под мою руку Петров и оказался за моей спиной, в комнате.
Я вздохнула.
— Здрасти вам, мадам, — увидев Репетун, изобразил реверанс Петров, — Лидуха, познакомь-ка нас!
— Обойдешься! — нахмурилась я, — вот что за привычка
