— Кто его знает, может, партизаны, и нападут, — ухмыльнулся Митрич.
Никита крепко зажмурился и мысленно вспомнил про собак женского рода…
Вдалеке, навстречу, появился еще один отряд немцев. Офицер на телеге произнес: «Хальт!» — поднял вверх руку. Колонна остановилась. Офицер посмотрел вперед, посмотрел назад. Видимо, его все устроили на дороге.
— Вайтерфарен! — махнул рукой по ходу движения.
Когда две колонны встретились, лейтенант «козырнул», поприветствовал оберлейтенанта. Оберлейтенант лениво поприветствовал в ответ.
— Герр оберлейтенант! Вы, я смотрю, с уловом!
— Не поверите, лейтенант, главный улов в соседней телеге! Хотите посмотреть?
— Конечно! Ефрейтор! Ведите дальше взвод, я догоню! — крикнул лейтенант. А через несколько шагов, во второй телеге увидел связанного мальчишку. Удивленно посмотрел на оберлейтенанта. — И это главный улов?
— О, лейтенант! Это особенный бандит! Это целый начальник разведки бандитского формирования! Маленький, а уже матерый бандит, награжден двумя орденами! Хотите его рассмотреть поближе? — оберлейтенант посмотрел на дорогу: для отряда почти поравнялись друг с другом. Оберлейтенант схватил связанного мальчишку за ворот рубахи.
— Гады!!! — изо всех сил закричал Никита. Оберлейтенант отпустил рубаху, на шею лейтенанту были наброшены возжи, на Никиту сверху упал Митрич, застрочили автоматы, а Колян дал несколько очередей из пулемета. Несколько секунд и все… взвод врага ликвидирован, быстро были собраны трофеи, документы. Тела фашистов снесли в кювет и, на сколько позволяло, замаскировали. С потерявшего сознание лейтенанта сняли форму. Надели на него какие-то обноски, связали и вставили кляп. После этого положили на телегу рядом с Никитой.
— Гады вы! Ну, развяжите!
— Не-е-е, не получится. Я тебя знаю! Только так тебя можно удержать на месте. А Кутин сказал, чтоб ни царапины! Так что — терпи! — оберлейтенант похлопал Никиту по груди. — У тебя хорошо получается с заданием. Хорошо сигнал даешь!
Мальчишки в этой операции участвовали по очереди: 2–3 дня один, отдых «немцев», 2–3 дня следующий… Так продолжалось почти 2 месяца. Уже в конце мая, во время очередной операции, один фашист, с отличным чувством самосохранения, при первых выстрелах, прыгнул в сторону кювета и заполз в трубу под дорогой, по которой отводилась дождевая вода, и просидел там несколько часом и выбежал только на встречу едущей колонне автомашин. Наши его проворонили…
— Герр Оберштурмбанфюрер! К вам с докладом унтерштурмфюрер Амелунг! — доложил адьютант.
Лернер посмотрел на часы. 11-ый час по полуночи. Неужели опять?
— Пусть заходит.
— Герр оберштурмбанфюрер, еще одно нападение, 32 убитых! — сообщил Амелунг.
— Унтерштурмфюрер! Мне не послышалось? У вас довольный голос?
— Да, герр оберштурмбанфюрер, довольный! Есть уцелевший!
— Где он? Немедленно ко мне!
— Он здесь! Унтершарфюрер открыл дверь, кивком головы позвал солдата.
В кабинет к Лернеру зашел перепуганный вусмерть, весь в грязи, солдат. Поприветствовал офицеров.
— Ты видел партизан, которые всех из твоего взвода убили?
Солдат часто — часто закивал.
— Почему их не видят другие?
— Герр офицер, они были одеты как наши солдаты и говорили по-немецки.
— Почему тебя не убили?
— Я спрятался в канаве…
На следующий день до всех подразделений вермахта, СС и полиции было доведено, что партизаны переодеты в немецкую форму. Инструкция почти сразу дала серьезные результаты.
Кутин вызвал к себе Никиту.
— Никита, вот скажи мне, как ты до такого докатился?
— Что я опять сделал? Связывать себя не дам!
— Да не нужно ничего. Разведчики докладывают, что немцы стреляют друг в друга. На одной проселочной дороге, две роты фрицев 4 часа вели бой друг с другом, пока к ним с разных сторон не подошло подкрепление в виде бронетранспортеров. Потом они, видать, разобрались. Сообщают о стычках и поменьше.
— Значит все, нас рассекретили. Кто-то улизнул. Эх, хорошая была идейка!
— Хорошая… Вот за эту идейку и полетишь в Москву.
— Зачем?
— А я откуда знаю? Медаль и здесь можно получить. Лично тебя — вызывают! Завтра самолет — готовься.
Вечером, у костра, мальчишки слушали рассказ вернувшихся с задания подрывников.
— Здорово мы вчера под откос эшелон пустили! — радовался Соколов. — Видел бы вы, как кувыркались вагоны… На повороте, под горочку — блеск…
— А с чем был эшелон — то?
— С боеприпасами — взрывов было много.
— Соколов, неправильно ты поезда под откос пускаешь! — сказал Никита.
А Серега, казалось, застыл не месте на несколько секунд, что — то обдумывая, уж больно знакомая интонация была у фразы.
— Это почему это? — возмутился Соколов.
После этого ответа, Серега заржал
— Да потому это! С техникой поезда надо так крушить, чтоб не только техника ломалась! Вот скажи, Илья, поезда по взорванному вами пути уже идут?
— Идут… Не пойму я тебя, Никит…
— Чего ты не поймёшь! — горячился Никита. — Один эшелон взорвал, фрицы пригнали народ — путь отремонтировали и опять гонят эшелоны! Такие поезда надо рвать между насыпей, чтоб вагон на вагон залезал, чтоб затор, чтоб дорогу парализовало! Во!
— Никита, да ты — голова! — понял его замысел Соколов. — Сегодня же всем всё объясню: что и как!
Утром ребята провожали друга в Москву.
— Давай, «голова», в Москве не умничай, а то быстро «загремишь, под фанфары!» — хлопнул по плечу Никиту Серега.
— Никита, ты там, в столице, нас не забывай! — пожал руку Сашка.
— Прощайте, не поминайте лихом. Может еще вернусь и встретимся! — Никита обнял друзей. Что его ждет в Москве? Зачем вызывают?
Глава 8
Расставание.
Весна 1943 года продолжалась. Фашисты проводили карательную операции против партизан и местного населения вдоль железной дороги Лунинец — Барановичи.
Серёжка и Сашка находились в одном из секретов, лежали на высотке, поросшей соснами, не далеко от болотца. Они должны были контролировать и прикрывать одну из тропинок, ведущих к партизанскому аэродрому. Ее считали одной из самых безопасных, поэтому и поставили мальчишек. Уже рассветало, их скоро должны были сменить, как только улетит самолет. Самолет сел ночью, но что-то не заладилось, вылет задерживался, а лететь уже было нужно, скоро совсем рассветет.
Ребята тихонько перешептывались, но бдительность не теряли: жизнь научила.
— Тихо! Слышишь? Птицы раскричались? — стал прислушиваться и всматриваться в местность Сашка, ища возможные несоответствия
— Ага, вон смотри! Правее!
По лесу, в рассветном тумане, достаточно тихо, без спешки, шла цепочка людей.
— Серый, наши цепью по лесу не пойдут, только друг за другом.
— Егеря! — Серега закусил губу, разглядев форму.
— Обошли наших, гады! — Серёжка обернулся, как бы ища помощи. Там, за ними, метрах в 500-х, на поляне, партизанский аэродром. В самолеты, доставившие оружие и боеприпасы, должны были разгрузить и посадить раненых. Самолет ещё не взлетал, значит, надо держать подступы любой ценой.
— Сашка, не суетись! Сейчас должны сработать наши растяжки, зря мы их что ли маскировали?
Раздался первый взрыв. Фашисты запаниковали, открыли беспорядочную стрельбу, не понимая. Откуда «прилетела» граната. Следом рванула вторая растяжка.
Сашка первым не выдержал: бросил гранату и открыл стрельбу, не дожидаясь, когда немцы приблизятся и обойдут ребят со всех сторон.
— Серый, давай к тому пню, только за болотцем приглядывай, чтоб не пролезли, а то сразу сметут, не удержим. Почему первое охранение не… Серый, они полезли вдоль болота! Их кто-то ведет!
Серёжка развернулся, дал несколько коротких очередей по бегущим вдоль болота фашистам. А вот там они растяжки не ставили, только со стороны чащи. Но тропа вдоль болота была узкая, ее мог держать и один грамотный боец. Немцы залегли и открыли ураганный огонь. Но теперь не они были более страшны ребятам, а те, которые подходили с другой стороны, со стороны чащи Их-то, идущих в лоб, одним автоматом Сашка просто не мог сдержать, несмотря на растяжки. Немцы заметили, откуда ведут огонь партизаны, пристрелялись, пули стали впиваться рядом с Серёжкой, ведь он был почти на виду у второй группы фашистов.
