Я и прочие, прибывшие из Швейцарии, в долгу не остались. Выстроились как по команде вдоль вагонов, даже кто-то из солдат речь сказал. Поблагодарил народную власть за чуткое к нам отношение.
Опять же под звуки марша мы прошли в здание вокзала. Там нас ждали накрытые столы. Без разносолов, но горячего все похлебали с удовольствием. Угостили и оркестрантов.
Не обманывал Александр Петрович. Ну, про то, что в Петрограде голодно. Музыканты ели, только за ушами трещало. Куски хлеба в карманы воровски засовывали, когда думали, что никто это не видит.
Я их понимал, сам в Африке наголодался.
— Товарищи, сейчас все организованно направляемся в сто семьдесят седьмой сводный госпиталь! Там будет проведено ваше освидетельствование и оказана необходимая медицинская помощь!
Молодой парнишка в кожаной куртке, украшенной красным бантом, попытался перекричать стоящий в зале вокзала гул.
Мои попутчики весело, с избытком чувств переговаривались, всё им нравилось.
— Во как нас встречают!
— Наша власть настала! Не как при царском режиме!
— Кормят, поят…
— В госпиталь ведут на белые простыночки…
Так, а мне что теперь делать? На белые простыночки идти или к князю?
Оказалось, выбора у меня нет. Госпитальные простыночки являлись обязательными. Нас освидетельствуют, данные зафиксируют и будет составлена какая-то важная бумага.
Ну, ссориться сейчас с властью мне никакого резона нет. К князю я и через день-два не опоздаю.
— Получаем пайки! — продолжал срывать голос паренек в кожанке.
Пайки? Святое дело! Дают — надо брать.
При выходе из здания вокзала я стал богаче на два килограмма хлеба, полкило селедки и шестьдесят рублей — одну бумажку в тридцать рублей и две по пятнадцать.
Странные какие-то номиналы советская власть выбрала…
Впрочем, новая власть — новые номиналы. Временному правительству номиналы в двадцать и сорок рублей нравились, а чем пятнадцать и тридцать хуже?
Некоторые из направляющихся в госпиталь сразу по одной бумажке в шестьдесят рублей получили и сейчас на ходу почти все новые деньги разглядывали.
— Старые-то побольше размером были…
— Ничего, это — наши, народные.
Я советские деньги сразу в карман спрятал. Какая разница, больше, меньше они размером, лишь бы на них что-то купить можно было.
Глава 34
Глава 34 Аристарх Аристархович
По Петрограду с вокзала в сводный госпиталь мы двигались опять же колонной. Один из солдат попытался было даже песню затянуть, но на него цыкнули — песня-то старорежимная. Такая в советской России неуместна. Новых песен никто не знал, поэтому мы чеканили шаг молча. Чему-чему, а красиво ходить в императорской армии всех нас хорошо научили.
Прохожие на улицах нас приветствовали. Некоторые даже свои головные уборы в воздух подбрасывали. Однако, цветов не дарили, шоколад и бутылки с вином в руки не совали.
По приходу в сто семьдесят седьмой сводный госпиталь всем нам коечки с белыми простыночками выделили, но мне на такой не получилось поваляться…
— Воробьев! Иван!
Поднимаю глаза, ну, начинается…
Рядом с моим койко-местом бывший соученик по медицинской академии стоит. Всё как положено — в белом халате, бородка аккуратно подстрижена, стёколки пенсне поблескивают. Худ только что-то очень и на лицо бледноват.
— Иван! Ты как здесь?
Что за глупый вопрос? Мимо пролетал…
— Добрый день, Аристарх Аристархович, — подобающим образом отвечаю. Мы так Аристашку даже в академии всегда называли. Если иначе — очень он обижался. Почему? Кто его знает. Видимо, гнездились в его психике какие-то комплексы.
Сам-то он меня просто Иваном при встрече повеличал…
Ладно, я не в обиде.
Аристашка стоит, во все зубы лошадиные свои улыбается. Рад он мне, просто до невозможности.
— Пойдёмте ко мне, Иван Иванович, — переходит внезапно местный доктор на официальное обращение.
К чему бы это?
В кабинете Аристарха мне был предложен чай. Дома в общежитии мы такой «Байкалом» называли. Из-за его прозрачности.
— Извини, больше угостить нечем… — вздохнул госпитальный доктор.
Я сходил за пайковым хлебом и выданной на вокзале селедкой. Выложил всё это на стол. Аристарх руку об руку потер, подмигнул мне, рядышком с моим угощением скляночку с медицинским спиртом выставил. Парочку мензурок из шкафа достал.
Выпили, закусили.
Разговор сначала как-то через пень-колоду шёл, но после третьей наладился. Аристарх мне про местное житьё доложился, я чуток про Францию и Африку поведал.
— Да уж… — махал руками захмелевший Аристарх. С голодухи ему спирт здорово по мозгам шибанул. Мне пару раз даже пришлось спасать склянку со спиртом от опрокидывания.
— Иван, а помочь мне можешь? — вдруг неожиданно наш разговор перешёл с прошлого на настоящее.
— В чем же? — я даже кусок селедки, что в руке держал, на газетку обратно положил.
— Кроме меня в госпитале врачей не осталось, а вас вон сколько… Состояние здоровья всех надо быстро определить, выявить ущерб, полученный в плену и на фронтах империалистической войны.
Так, так, так… Что-то советская власть задумала… Какая-то политическая подоплека в этом обследовании имеется.
— Помогу. Почему не помочь… Только у меня на руках никаких документов нет. Ну, что я врачом являюсь.
— Пустое. Это дело решаемое. Данный вопрос я на себя беру.
Аристарх Аристархович мне и себе в очередной раз мензурки спиртом наполнил.
Выпили. Остатками селёдки закусили.
Аристарха после этого что-то совсем развезло. Начал он на жизнь жаловаться. На её трудность и неустроенность.
Я его долго слушать не стал, на диванчике разместил и шинелью прикрыл. Пусть высыпается, а я на своё место пойду. На белую простыночку.
Утром в госпитале нас весьма скромно попитали и началась моя с Аристархом работа. Выслушивание жалоб, осмотр, взвешивание и прочее у жертв империалистической войны.
Бывшие военнослужащие императорской армии со всевозможными подробностями рассказывали, какие они до войны были справные, подковы разгибали, бычков на спине носили… Тыкали пальцами в шрамы на коже, хрипели и кашляли, объясняя это германскими газами, которыми их на фронте травили.
— До фронта я крепок телом был, а в траншеях совсем измодел… Суставы-то все вон как раздуло…
Я фиксировал всё это на дореволюционных ещё бланках с двуглавыми орлами. Иных в сводном госпитале не было.
Немного оставалось уже до полудня, как в коридоре послышался какой-то шум, возбужденные голоса, а потом в палату, где я занимался порученным мне Аристархом Аристарховичем делом, вбежал вооруженный с головы до ног мужчина средних лет.
— Товарищи!!! Есть здесь ля-куртинцы?
— Есть, есть, — ответили трое.
— Товарищи! Левые эсеры самым подлым образом подняли контрреволюционное восстание. Они вероломно убили в Москве германского посла Мирбаха. Этим самым убийством они хотят безрассудно спровоцировать новую кровавую войну между Германией и Советской Россией. Они хотят свергнуть нашу родную и горячо любимую рабоче-крестьянскую власть, которая, забрав у кровососов-капиталистов их фабрики и заводы, а у толстопузов-помещиков — землю, передала все это рабочим и крестьянам. Если среди вас есть желающие участвовать в подавлении контрреволюции, прошу за мной. Всем немедленно будет выдано оружие…
Глава 35
Глава 35 Зигзаги судьбы
— Выходим, товарищи! Скорее! Скорее! Промедление — смерти подобно!
Мужчина, обвешанный оружием, махнул рукой в сторону двери.
— Все на защиту социалистической революции! Отечество в опасности!
Лозунги из пришедшего так и сыпались. Как горох из худого мешка.
Находившиеся в палате, в том числе и солдат, которого я освидетельствовал, начали спешно одеваться.
— Вас, что, это не касается?
