– Тьфу, недомерок… На вершок не вырос, а уже под ноги лезет. М-да… Старею. Ни большого, ни малого не замечаю. Скоро в лесу лбом о деревья биться начну.
– А на что они указать должны? – поторопился я отвлечь от самобичевания запорожца. – Приметы эти…
– У нас с товарищами гать тут где-то была, тайная… – неуверенно повел рукой вдоль берега запорожец. – До первого островка. Там дальше, если знать брод, полегче будет, а через эту заводь иначе не переправиться. Дно больно топкое. И Богородицу не выговоришь – засосет. Если только вплавь или на челне. Но челна у нас нет, а товара, необходимого для зимовки, много. Да и скотину на лодке не перевезти…
– Гать? – удивленно переспросил я. – Да она небось совсем сгнила… за столько лет.
– Не должна… – мотнул чубом запорожец. – В основу осиновые бревна клали. Не дуб, но тоже долго держится… А если и прохудилась местами, так поправить легче, чем новую замостить. Главное, найти. Если до вечера на берегу застрянем, голомозые нас нагонят. А уйдем вплавь – до весны бабы не доживут… – казак дернул многострадальный ус. – Как по мне, лучше от голода и холода околеть, чем в басурманской неволе. Но решать им.
И хоть говорил об этом Василий совершенно буднично, я понял: на лошади аталыка Сафар-бея скачет наша смерть. Неотвратимая и мучительная. А умирать мне совершенно не хотелось. Вот только как из этой западни выскользнуть? Если даже запорожец не мог нужные приметы отыскать. А главное – вот оно, спасение. Всего в каких-то ста метрах темнеет зарослями кустарника и верхушками деревьев.
И если я хоть что-то понимаю в жизни, то ближайшие несколько часов (тут уж как повезет) мне, как салаге, то бишь – новику, предстоит провести с шестом в воде. Кормя пиявок и разыскивая переправу, под чутким руководством Полупуда. «Левее забирай, левее… Вот, черт косорукий! Куда полез?! Нет, правее, еще правее!»
Ну, почему такая несправедливость? Одним существам природа выдала крылья – и все, никаких преград, лети куда хочешь, а люди, даже вроде водомерок, по воде передвигаться не способны. А как было бы здорово: разбежался и шмыг-шмыг, как по льду. Прямиком по «лунной дорожке» с одного берега на другой. Вон как сверкает… Глаз не отвести.
«Стоп! Какая еще нафиг “лунная дорожка”, практически посреди белого дня? Галлюцинации со страха начались? Так рановато мне еще “белый свет в конце туннеля” видеть».
Я помотал головой, протер глаза, но полоса, пересекающая плес и сияющая, будто солнечный блик, от этого не исчезла. Больше того – приобрела естественность. И вместо небрежного мазка гигантской кисти по ровной заводи проявились индивидуальные черты… Потемнела… Зазмеилась угрем… Обозначая множество выпуклостей, разрывы, изгибов…
Наваждение?
Я оторвал взгляд от плавней и повернулся к Василию. Полупуд по-прежнему задумчиво ковырял носком сапога подвернувшийся камень. Вот только не маленький камешек, каким он его видел, а большущий валун… От времени и под собственной тяжестью ушедший в почву почти целиком. Не такой огромный, как описывал казак, но все же достаточно внушительный.
Не понял? Это я что? «Зрю в корень»? В смысле, вижу на семь вершков вглубь? Как в сказках? Никогда не замечал за собой таких способностей…
Впрочем, я и в параллельный мир попал тоже впервые. Может, от «тур-оператора» такой бонус положен? Чтоб хоть как-то помочь с выживанием. Кто бы ни был тем «доброжелателем», устроившим «экскурсию», вряд ли его целью было угробить меня максимально ударными темпами. Дома было бы и проще, и дешевле…
Убедив себя столь нехитрым способом в здравомыслии, повернулся к запорожцу.
– Слышь, Василий… Я вот о чем подумал… Ты говоришь, все изменилось до неузнаваемости.
– Ну да, – подтвердил тот. – Считать не считал, но годков десять миновало, как с куста, не меньше. Карпо Полторажупана уж пятый год как у Чертовой балки погиб. Седой Ахметка – еще раньше у Легкого брода стрелу глазом поймал. Иван Трясогузка – той же зимой от лихорадки сгинул. Ступка и Борозда – еще раньше, в том последнем походе, когда Рудого Панька пленили, вместе погибли.
Называя имена товарищей, запорожец загибал пальцы.
– Вот… Значит, семь лет точно… А промышляли мы ватагой здесь и того раньше.
Василий все еще предавался воспоминаниями, но я не стал вникать в историю о том, как они за один только день взяли десяток выдр, а уловив паузу, поторопился вставить свои «пять копеек».
– Если все меняется, то может, и приметный камень тоже, того-этого?.. Другим стал. Больше или меньше.
Василий замолчал и внимательно поглядел на меня. Видимо, решая, что на меня сейчас нашло: очередное помутнение рассудка или наоборот – просветление? И ответил, медленно добирая слова:
– Деревья, положим, растут или гибнут от огня… Реки, озера – мелеют и высыхают. Горы – осыпаются. А с валуном что может случиться?
– Земля здесь рыхлая… – я демонстративно поковырял почву носком мягкого татарского сапога. Кстати, ичиги эти весьма удобная обувка. Вот только без каблуков ходить непривычно. И подошва пожестче тоже не помешала бы. Впрочем, когда верхом – это не так заметно.
– Ну, так это ж сейчас, летом, мы на суше… а в весенний паводок вода бывает, вон куда доходит… – Полупуд размашисто ткнул вдаль. Жестом захватывая место стоянки. – Только смыть его никак не могло… Стремнины здесь нет… Просто река разливается, да так и стоит потом озерцами да болотами аж до Троицы… Топь не топь, а если пятку вдавить – лужица и проступит. А валун… – Василий опять взмахнул руками.
Но мысль уже не только запала в голову, но и ростки пустить успела. Полупуд еще и не договорил до конца, а уже опустился на колени и стал отгребать от камня землю. Как и в прошлый раз, когда могилу раскапывали, его железные ладони справлялись с рыхлой почвой не хуже лопаты. При этом казак с некоторым недоумением поглядывал в мою сторону и ворчал:
– Говорят четырежды человек бывает глуп… Когда на биваке у костра от огнива трубку раскуривает. Сидя за веслами, на ладони поплевывает. У жены просит… И когда посреди поля телегу заносит… Брешут люди… Можно, еще и в пятый раз сглупить… Сидя на ветке, дерево высматривать…
За те несколько секунд, в течение которых Полупуд озвучивал список народных премудростей, на поверхность показалась добрая четверть валуна. Большего казаку, чтобы узнать «старого знакомца», и не понадобилось.
– Есть! Он самый!.. Видишь зарубку, – Василий провел рукой по одной из граней. Царапина на ней точно была. – Я сам ее и сделал… Для верности.
Пружинисто вскочил на ноги и уверенно повернулся в сторону, все так же отчетливо видимой мною дорожки, змеившейся на другую сторону плеса.
– Пойдем, Петро. От камня до гати ровно полста и еще полтора десятка шагов. Теперь голомозым кукиш с маслом достанется, а не христианские души. Уйдем от погони… Как Бог свят, уйдем.
Шагал Полупуд излишне радостно и широко, или отмерял кто-то другой, пониже ростом – да только, отсчитав положенные шестьдесят пять шагов, казак умудрился промахнуть гать на добрых три метра.
– Здесь… – указал уверенно на пустое место и не задумываясь побрел в воду. Даже шаровары не подтягивая. Только сапоги сбросил.
– Не спеши… – я едва успел ухватить запорожца за руку. – Может, сперва хоть палкой дно потыкать? Для верности.
Но Василию уж очень не терпелось поскорее отыскать переправу, только плечом дернул. Не мешай, мол.
– Да постой же, оглашенный!.. Тебе твои наставники разве не говорили: «Не зная броду, не суйся в воду?» – пришлось повысить голос и упереться со всей силы. Ага, вола проще остановить… Пришлось к разуму взывать. – Стой! Нет там гати! Только в болоте увязнешь, а мне придется баб звать, чтобы помогли вытащить. Я же сам не осилю. Вот тут она… – указал я правильное место.
– Баб?.. – задохнулся от возмущения Полупуд, услышав только часть сказанного. – Чтоб меня… низового казака… бабы, как борова из навозной ямы?! Говори, да не заговаривайся! А то я не посмотрю…
Тут Василий наконец-то осознал, куда я показываю пальцем.
– Погодь, Петро… Хочешь сказать, что ты ее видишь? Гать нашу… Прямо сквозь воду? Или опять видение было? Так не курил вроде… или курил? А ну, признавайся!
– Нет, нет… – очень не хотелось врать, но и объяснить же нормально не получится. – Ничего я такого. Мне кажется… Просто ты старые приметы ищешь, а я свежим взглядом оцениваю. Видишь, берег в том месте сильнее сглажен, чем здесь. Стало быть, утоптан сильнее, нахожен…
Вообще-то, положа руку на сердце, если и была какая разница, то только в моем воображении, но казаку, знающему толк в выслеживании зверя или врага, такое объяснение понравилось даже больше, чем ссылка на ведовское умение.
