— До сегодня не слышал от тебя подобных обвинений, Катя, — моргает Павел.
— Что тут сказать? Как только молодой господин приказал перестроить твою логистическую стратегию, у меня открылись глаза, — усмехается брюнетка. — Всё же мой профиль не связан с вопросами «производства на склад». Вот я долго и прозябала в неведении.
— Да вы все с ума посходили! — кричит Павел, потому что любой невиновный на его месте закричал бы. — До скорого, Катя!
Он громко хлопает дверью и идет в свой кабинет. Пока что еще свой. Запирается и делает со своего мобильного звонок. Как бы ни скверно на душе, надо отчитаться.
— Слушаю, Павел, — произносит глава рода Свиридовых.
— Анатолий Игоревич, меня увольняют, — сообщает Павел. — К сожалению, больше ничем не смогу помочь в деле Беркутовых.
— Что ж, жаль, — спокойно принимает новость Анатолий. — Но ничего смертельного не произошло. Убыточная стратегия тобой уже запущена. Скоро завод потеряет последних клиентов, и мы сможем купить его за копейки.
Таков изначальный план Свиридова. Подослать «хорька в курятник», а затем забрать себе лишенное притока денег предприятие. Только вот неожиданно Виктору сломал руку отпрыск Елизаветы, и Анатолий попытался форсировать события. Э-эххх. Не удалось. Сопляк Беркутовых отбился от нападок, опозорил наследника, да еще остался в прибытке, проклятый соплежуй. Поэтому акцент Анатолия сейчас вернулся к самой первой задумке. А именно — не спеша разорить завод изнутри.
— Кого назначили новым гендиром? — спрашивает Анатолий.
— Официально — Лизоблюдову.
— Хорошо, — окончательно успокаивается Свиридов. У него было собраны досье на всех топ-менеджеров Беркутовых. — Она ведь ни черта не понимает в логистике. А западня именно там.
— Да, Ваше Благородие, — соглашается Павел. — Только, по ее словам, фактически руководить будет не она, а несовершеннолетний сын Елизаветы Юрьевны. Смешно, правда?
— Арсений?! — из динамика мобильника раздается рассерженный рев. — Черт! Павел, ты что натворил?! Где себя выдал?!
«Аэ-э-э-э-э-э-э-э-э…» — из-за логического диссонанса в мозгу Павла звучит несвязных набор гласных.
— Павел!
— Аэ-э-э… То есть не волнуйтесь, завод недолго простоит, — берет он себя в руки. — Арсений всего лишь мальчишка. Школьник.
— Этот школьник уже оттяпал от меня больше двух миллионов! — рявкает Анатолий. — У щенка бульдожья хватка!
— Э-э… возможно… Но у него нет опыта управленца, он не закончил курсы МВА. Даже среднюю школу не закончил.
— Зато сопляк хитрый от природы, — рычит дворянин. — Чуть что, какая-то чуйка хлопает его по плечу. Ладно, ты свое уже получил. Удачи обустроиться на новом месте.
— Но… но разве мы не договаривались, что я буду работать у вас? Как же так, Ваше Благородие?
— А вот так. Посмотрим сначала, выполнил ли ты здесь свою работу, — равнодушно отвечает Анатолий. — Если завод удержится на плаву, лучше тебе не попадаться мне на глаза.
— Но, Ваше…
Свиридов бросает трубку.
* * *
— А казачок-то засланный! — хмыкает Тимофей, наклоняясь над приемником прослушивающего устройства. — Не зря ты обратился ко мне, Сенька. Не соврал подлец Свиридов — у тебя точно звериная чуйка.
— Да я же вижу, ты дядя непростой, Тимофей. Дай, думаю, спрошу про жучки. Вдруг остались со службы.
— С какой службы? — подозрительно щурит глаза слуга.
— Извини, уж чего не знаю, того не знаю, — пожимаю плечом. — Чего сразу ощетинился? Тебе виднее с какой именно. Армейская разведка аль федеральная спецслужба, я могу лишь гадать.
— Ну да, ну да, — оттекает он. — И все же странный ты, Сень.
— Не страннее ветерана, работающего нянькой, — фыркаю.
— Нянькой я был, когда менял подгузники твоей двухлетней заднице, — не соглашается со специальностью Тимофей, кивнув на приемник. — А сейчас я — шпионус.
— Тссс, — поднимаю палец, и слуга замолкает.
Но больше откровений не происходит. Просто Павел Гиврин решил сбросить стресс потоком отборного мата. Что вполне понятно. Свиридов не на шутку разозлил и напугал нашего оборотня.
Еще какое-то время вдвоем с Тимофеем мы сидим за подслушивающим устройством. Через динамик с шипением раздается брань и грохот.
— Сука! На плаву, млять? Я тебе покажу — на плаву, дворянская скотина!
Бах. Бух. Трах.
— Стулья что ли кидает? — делает догадку слуга.
Между тем за окном моей комнаты уже стемнело. Время восемь вечера. Мама еще на работе, так что Гиврин, наверняка, и к ней успел зайти. Хорошо, что она не поддалась на уговоры этой крысы и не отозвала приказ на увольнение. Такую мразоту надо не просто гнать взашей — давить сапогом. Ну да ладно. Это еще успеется.
Я пересаживаюсь со стула на кровать и расстегиваю воротник рубашки, размышляя.
Хорошо, что сразу заподозрил гендира в работе на два фронта. Слишком уж самоубийственную стратегию Гиврин состряпал. На первый взгляд — стандартные методы управления запасами. В действительности же чуть ли не каждый момент привел к падению продаж. Еще на заводе я обратился со своим подозрением к Тимофею, и он за десять минут сгонял за жучками, которые мы разместили у Гиврина за сервантом.
Стук в дверь:
— Барин, вы чего разматерились как сапожник? — раздается недовольный возглас Доси. — Сейчас я как зайду и остужу вас лейкой для цветов.
— Выключай прослушку. Понятно всё с этим, — шепчу Тимофею, и тот сразу же дергает рычажок на коробке приемника. Ядреный русский мат стихает. Вслух говорю: — Федосья, ты не так поняла. Это тяжелый рок играет просто.
— Впустите, сама убежусь, — не отстает служанка-симпотяжка.
— Э-э… а я голый, — ну, не до девчонок сейчас.
— А я не стесняюсь, — настырная девушка увеличивает нажим в голосе. Слышатся томные прерывистые вздохи. Чего там себе на представляла уже? Быстра, киса!
— Неужели? А кто в последнее время в обмороки повадился падать? — усмехаюсь. — Опять тебя реанимировать рот в рот?
— Опя-я-ять?! — переходит девушка на пищащий ультразвук. — Ба-а-а-арин, да как вы посмели! Я же была нецелованая! Сорвали у меня первый, а я и не помню! Не могли что ли как человек, когда глаза открыты? У-и-а-а-а-а!
С воплем она уносится куда-то по коридору.
— Так-то я пошутил, балда, — произношу в пространство. Слишком офигел от услышанного.
— Эх, Сеня, прекращал бы ты морить наших девочек, — качает головой Тимофей. — Права Дося, не по-людски себя ведешь. Они же скоро аки кошки начнут выть под твоим окном.
Еще один заботливый. Сколько ж вас?
— Тимофей, и ты туда же? Ну, сам посуди, куда мне еще бабы? Тем более дома. Ладно, если бы раз в неделю ездить в город остудиться. А здешним хоть раз волю дай, тут же изведут. Нет уж. У меня школа, завод, скорое поступление в Москву, вот еще добавилась охота на крыс, — киваю на приемник прослушки. — Скорее всего, начальник статистиков тоже из грызунов.
— А чего же тогда и к нему не кинули «жука»? — Тимофей снова включает приемник. Тишина. Ни мата, ни грохота. Лишь помехи пшикают каждые несколько секунд.
— Ай, уже без разницы, — отмахиваюсь. — Некогда часами караулить. Все равно уволю его. Либо он ходячий косяк, либо предатель. Правда, если последнее, то по-хорошему надо его казнить за измену. Но все равно это успеется.
— Тут уж как решишь, Сеня, — не спорит Тимофей. — А насчет девочек я всё же потрещу с Тамарой, они нашей кулинарке во всем исповедуются. Про тебя тоже. Может, наши ласточки вовсе и не претендуют быть твоими подружками и зря ты боишься. Они ведь не гордые. Только и хотят, чтобы у тебя изредка тянулась рука приголубить хоть мимолетом.
— Твое право, — равнодушно отвечаю. — Говори с кем и о чем хочешь. Ты не крепостной, — бросаю взгляд на звездное небо над стеной усадьбы. — Только сначала свози-ка меня в город. Хочу глянуть на ночную жизнь Твери. Мама еще не вызывала тебя?
— Нет пока. Ох, не сидится тебе, — кряхтя, Тимофей встает со стула. — Ну поехали, гулена. Но учти, как только Елизавета Юрьевна звякнет, помчимся к ней.
