Он медлил. После всех криков и той таинственности, которую на него нагнал Призрак, Кондрат откровенно боялся заходить. Но пересилив себя, он перешагнул порог, чтобы потом резко выбежать на улицу. Смрад, и то месиво, что осталось от головорезов.
— Кондрат, попробуй одно средство, там ничего такого, — Кондрат закрыл нос прищепкой и передразнивал гнусатым голосом Вадима, пока грузил мешки с телами в двуколку, — Ну может пованяет немного, потом отмоем. Ага, немного.
Он закрыл ресторан и повез останки на городскую свалку.
***
Утро началось с противного холодного грибного дождика. Росса облепила пол и перила клипера так, что стало опасно ходить.
— Больше я тебя за штурвал не пущу! — Захарченко наклонился к морю через перила с позеленевшим лицом.
Вадим с офигевшим видом держал штурвал. Не реагировал на подначки от экипажа. Буря закончилась и они шли в порт Риги. Фрегат Российской империи остался где-то в заливе и больше их не преследовал. Все бы ничего, но клиперу сильно досталось: сломалась третья мачта, удар об воду заклинил руль так, что его всей командой потом чинили.
От самой команды осталось чуть больше десяти человек, это если считать вместе с Алексеем, Миколой, Захарченко, Ромашкой, Щербатым и Бревном. Остальные погибли или в бурю или при захвате корабля.
В порт Риги, спасаысь от непогоды, забились сотни кораблей. К причалам шли рыбаки, торговцы и военные со всей балтики. В паре мест даже показался британский Джек.
Клиппер дополз до стоянки только через час. Не хватало места в порту, и скорости кораблю.
— Так, так. Вы откуда? — на борт поднялся бородатый мужчина в зеленоватом пиджаке и с папочкой в руках.
— Так из англии вестимо, — отозвался Вадим, оторвавшись от изучения капитанского журнала, который он нашел в каюте.
— Из англии. Что везете?
— Пассажиров и китовый жир.
— Хорошо, сейчас установим вашу мзду.
— Вы хотели сказать налог? — состроив грустное лицо спросил Вадим.
— А я как сказал? — уточнил чиновник, открывая регистрационную книгу, — Как называется корабль?
— Так там же табличка есть, — Вадим показал на борт.
Он думал, что делать с кораблем. Груз и пассажиры поедут, ну или пойдут в Петроград.
— Наверное оторвалась. Кстате, откуда у вас такие повреждения? — чиновник показал на отверстие в борту от ядра.
— Ваше благородие, — Вадим взял его под локоть и повел в сторону от пары солдат, которые пришли к кораблю, — Поймите, у меня горе. До России оставалось всего ничего, а тут буря. Я и так десять человек команды потерял, даже не представляю во сколько еще ремонт обойдется. Ну что, мы два православных человека не найдем общий язык?
С этими словами Вадим вложил пять сторублевых купюр в папку чиновника.
— Да упокоит бог их души, — перекрестился чинуша и захлопнул папку, — Я не собираюсь наживаться на горе братьев крестьян. Но название корабля записать должен.
Вадим перекрестился и выдал:
— Вестник. Мы обычно чай до Сити возили, но вот черт попутал в этот раз, — заметив хмурость на лице чиновника, Вадим сменил тему, — Любезнейший, мне еще понадобиться ваша помощь. Кораблю нужен ремонт, а без вас я не доживу до очеркди на верфи.
— Любезный, поймите, вы же не один в бурю попали, — чиновник приоткрыл папку.
— Со всем пониманием, — улыбнулся Вадим и положил купюру.
Торчать в Риге и ждать ремонта он не собирался. За кораблем остался следить Микола и нанятый управляющий, который проследит за расходами, которые обещали быть огромными.
В Петроград они отправились через поселок Важима, оставив добираться добытый китовый жир с одним из караванов. Но даже так путешествие заняло больше недели и Вадим вернулся в город только к середине октября.
В поселке ждали хорошие новости: во всех цехах поставили водяные колеса, чтобы питать производство от речки.
На встречу семьям вышли мастера-ювелиры, хотя теперь их называли оружейниками. Исхудавшие жены и дети после освобождения из плена Седого пошли на поправку. Теплая устреча, слезы и громкие дети. Вадим отвел старейшину этого маленького дела. Седоволосый мужчина с широкими плечами, мозолистыми руками, и очень живым взглядом пошел не сопротивляясь.
— Все ли вам нравится у меня на службе?
— Конечно барин. Сыты, одеты, теперь еще семьи. Или вы их как Седой? — с еле заметной дрожью спросил старейшина.
— Как тебя зовут?
— Лев Обрамлвич.
— А фамилия?
— Так нету, мы из местечка Умань, может слышали это за Днепром?
— Слышал, — Вадим обошел Льва Абрамовича, — Значит так. Хватит жить как попало, будем жить как придется. Ты теперь свободный человек Лев Уманский. Оружейный мастер. Вместе со мной открыл оружейную мастерскую Уманских. Мастера получают по двести рублей в месяц, разнорабочие по пятьдесят. Ты как главный получаешь по двести пятьдесят и премии. Премии только если хорошо работаете. Если работать будете плохо, то выгоню. Мне нахлебники не нужны. Вопросы?
— Семьи остануться с нами? — Лев Абрамович оценил обещанную зарплату. Обычный рабочий получал дай бог если пятнадцать рублей в месяц.
— С вами, дома здесь поставим, — Вадим поправил пенсне, — На мою мастерскую я оформлю документы. Смотри, чтобы никто не прознал, как мы оружие делаем. Иначе мне придется вас не выгонять, а утопить в финском заливе. Где наверное сейчас и плавает Седой. Ясно шлемагл?
— Все ясно, — Лев кивнул.
— Поспрашиваешь у семьи из чего и как мы их вытащили. Селянам ни слова. Не хочу чтобы слухи ходили.
— Все сделаем Вадим Борисович.
— Ну и молодцы, — Вадим отошел закурить.
— Вадим Борисович, я хотел сказать, что мы сделали десять ружей, с ними получилось быстрее, не так много сложных деталей.
— А патроны?
— Мальчики уже делают.
— Мальчики… — Вадим думал об увеличении производства, револьверы для армии, двуствольные ружья для охоты. Ружья двенадцатого калибра с папковыми снарядами значительно облегчали зарядку и обращение с оружием. Стволы располагались вертикально, нижний шел с полным чоком для стрельбы на большие расстояния. Вадим посмотрел несколько образцов, прежде чем заказать кожаные чехлы с гравировкой.
Еще он искал мастера по гравировке на металле, который бы украшал барабаны револьверов, но не мог найти. Отвлекать же мастеров еще и на гравировку — расточительство.
Петербург встретил их приятной воскресной прохладой. Вадим заглянул домой, перед тем как пойти на службу, он заприметил одну церквушку, где собирались интересные для него люди.
Слуги хозяйничали по дому, пока Ефим храпел за кухонным столом. Он заснул с бутылкой горилки в руках и толстым куском сала под ухом.
— И как только не соскальзывает? — спросил у себя Вадим и отодвинул стул на котором сидел Ефим.
Бутылка выпала из рук и разбилась в дребезги, заливая все перцовой горилкой. Ефим же клюнул носом и поцеловал пол.
— Ууух.
— Пьянствуем? — любезно спросил Вадим у пострадавшего.
— Вадим… Вадим Борисович, — Ефим встал.
У него кровоточила ладонь, в которой застрял осколок от бутылки.
— Вы уже приехали?
— Приехал, и что я вижу? Пьяницу!
— Да я только немного выпил.
— Поэтому от тебя несет на всю квартиру, а слуги шарахуются за версту?
— Ммм, — не членораздельно выдал денщик.
— Света, принеси ведро холодной воды, — Вадим поймал за ухо подслушивающую за углом кухарку.
— Сейчас вашеблогородь. Ой, — она пискнула и убежала.
Вадим же поставил стул и накрыл почту металлическим подносом. Ефим стоял полусонный пошатываясь и икая.
— Вот ваше боогородие.
— Чего вот? Лей.
Девушка перевернуло ведро на голову Ефима.
— Старший сержант Ефимов, равняйсь! — Вадим гаркнул на денщика.
Ефиму хватило. Он вытянулся как струна. Весь вид портил мокрый фрак и застрявшая в нагрудном кармане петрушка.
— За пьянство мне тебя, старого, что прикажешь пороть?
Ефим покрутил глазами, приходя в себя.