— Никогда, — Фольки почему-то поёжился. — Ты только не зыркай на меня так, ладно?
Он бросил мешок мне под ноги, а сам уселся на землю. Что же, теперь пора разбирать трофеи.
После недолгой инвентаризации я выяснил, что мне досталось не так уж и много. Если бы не ценная информация, то игра явно не стоила свеч.
В наследство от бандитов мне перепало два арбалета, полсотни болтов с костяными наконечниками, кинжал Лэйлы, её же плащ, пара золотых, десяток серебряных монет и ещё горсть каких-то медных чешуек. Ну и еда: половина мешка серой муки, около килограмма сушёного мяса, нарезанного полосками, да несколько мехов с мутной бражкой внутри.
Думаю, её носили с собой исключительно для бесчеловечных экспериментов над пленными, потому как воняла она так, что слёзы на глазах наворачивались. Выпить это добровольно можно было только окончательно разочаровавшись в жизни.
К сожалению, не обошлось без потерь. Негодяй Борри не только упёр запечённую ногу — он ещё прихватил с собой гвоздь и нож, которым я подранил его в ягодицу. На гвоздь плевать, но вот Хольд вряд ли обрадуется, что его подарком завладел какой-то лесной негодяй… Да и мне было неприятно лишиться имущества, хотя кинжал Лэйлы на порядок превосходил качеством ту поделку из плохонького железа.
Пока мы упаковывали небогатую добычу, Фольки рассказал о том, что же именно произошло, когда Лэйла отправилась за мной в погоню.
Бандиты, оказавшись без моего чуткого присмотра, не смогли найти общий язык. Главарь шайки, будучи несколько ограничен в подвижности из-за простреленных ног, сразу засыпал Борри приказами, которые тот не спешил выполнять. Серьёзно занятый собственными ранами и своей непростой судьбой, он лежал и скулил, не обращая никакого внимания на руководство.
Время шло. Ни я, ни Лэйла не возвращались. Состояние здоровья главаря ухудшалось с каждой секундой, а вот Борри, чьи раны не были настолько серьёзными, чувствовал себя всё лучше и лучше. В какой-то момент он окончательно пришёл в чувство, перестал ныть и даже начал действовать. Было непросто, но бедолага совершил настоящий подвиг, перерезав верёвку при помощи торчащего из задницы ножа. Жаль, что такую самоотверженность никто не оценил — вместо похвалы герою досталась только новая порция распоряжений и ценных указаний.
Немного поразмыслив, Борри решил радикально пересмотреть условия трудового договора в одностороннем порядке и ловко перерезал начальству глотку. Интересный способ уволиться, ничего не скажешь.
После этого он снял с огня запечённую ногу, быстренько собрал какие-то вещи и отчалил в неизвестность, сообщив напоследок кое-что интересное:
— Если молодой господин вернётся, передайте ему, что я пошёл в расщелину… Я ничего не скажу Ворону, честное слово… И если я вдруг понадоблюсь молодому господину, то он может на меня рассчитывать…
Вот так, в один момент, я не только поднял свой статус от тощего юнца до молодого господина, но и обзавёлся агентом в стане врага. Похоже, Борри принял моё «доброе» отношение к себе за чистую монету. Что же, лишним это явно не будет.
Пока суд да дело, сборы закончились. Фольки взвалил на плечи девушку и практически всю добычу, а я ограничился деньгами, одним арбалетом и несколькими болтами к нему. Ну, не то у меня сегодня состояние, чтобы таскать тяжести — и без того еле-еле на ногах стою.
— Ты идёшь впереди, — устало произнёс я, — туда, куда скажу. Не торопишься, не пытаешься сбежать, не заставляешь меня нервничать. Если вдруг надумаешь сделать глупость, помни — я стреляю очень плохо, поэтому могу случайно попасть в какое-нибудь важное для тебя место. Уяснил?
— Угу.
— Если дойдём без приключений, получишь две серебряные монеты.
Кнут и пряник — лучшие мотиваторы в любом мире. Ограничь человека всего двумя вариантами выбора, и он, сам того не замечая, начисто позабудет о других возможных альтернативах.
— Очень щедро, — с усмешкой сказал Фольки.
— Предпочитаешь два болта в живот?
— Нет уж, благодарю!
— Рад, что мы поняли друг друга. И кстати, можешь звать меня Феликс.
— Фольки, — представился северянин в ответ.
— Я знаю.
Он несколько мгновений с удивлением смотрел на меня, а потом просто пожал плечами и отвернулся. Видимо, решил, что ничего странного в моей осведомлённости нет: раз уж я сумел победить Лэйлу, то узнать имя простого бандита — это вообще не проблема.
— Ты так и не объяснил, почему девчонка так странно себя ведёт? Она ведь явно в сознании, но ни на что не реагирует и даже вроде бы не моргает, — сказал я.
Мы успели отойти от лагеря совсем недалеко и теперь шли мимо того места, где погибли Бурый и ещё один бандит. При свете дня устроенное мной побоище выглядело куда хуже, чем ночью. Брызги засохшей крови, измочаленные каменными осколками деревья и два покорёженных тела… Не самое приятное зрелище, врать не буду. Фольки вот весьма впечатлился.
— Я же сказал, что она из крепостных, — произнёс он обернувшись. В его глазах смешались беспокойство, страх, недоверие и… уважение. — Это ты разорвал камни на куски?
— Да.
Уже второй раз Фольки вместо ответа перескакивал на другую тему. Чудовищная усталость и головная боль не давали контролировать разговор и вести нить беседы в нужную сторону. Это раздражало.
Правда, злиться нельзя. Злость туманит рассудок, толкает на опрометчивые поступки и может испортить любые отношения. А мне, как это ни прискорбно, Фольки был нужен — не только сейчас, но и в дальнейшем. Без союзников я не смогу нанести дружеский визит Ворону, вряд ли доберусь до академии и уж точно не раздобуду целую кучу золота.
Да и чего злиться, если на все мои вопросы наверняка ответит Хольд — нужно только дойти до дома. Дойти и отдохнуть.
— Как ты это сделал?
— Слово волшебное знаю.
Фольки кивнул с пониманием. И даже с облегчением, как мне показалось.
— Не думал, что ты волхв, — сообщил он. — Никогда не встречал таких молодых… Зато теперь понятно, как ты смог расправиться с Лэйлой. Даже такая сильная тварь, как она, не ровня знатоку слова.
Если я ничего не перепутал, то волхв и дикий маг — это одно и то же. Ну, если верить Хольду, по крайней мере. А вот Фольки, очевидно, придерживался иного мнения, явно отделяя одно от другого.
— Я не волхв, не утбурд, не злой дух, не демон и даже не паразит. Таких, как я, здесь называют дикими магами.
— Имперские глупцы вправе называть тебя как угодно, но меня не проведёшь. Дикий маг может делать только что-то одно. Лэйла, например, хорошо лечила собственные раны, Сар — это ещё один из ближников Ворона — здорово управляется с огнём… Но зачаровать и камень, и дерево могут только волхвы, — он замолчал на мгновение, а после неохотно добавил: — Или имперские мастера, но ты явно не можешь быть одним из них… Слишком молод и слишком беден, уж извини.
— А что могут Жож и Айя?
Эти имена упоминала Лэйла в ходе нашего недолгого разговора. Меня не слишком интересовали терминологические тонкости, затронутые Фольки, но вот сведения о возможностях врага никогда не будут лишними. Совсем скоро мне наверняка придётся встретиться с ними лицом к лицу.
— Не знаю. Они прибились к Ворону совсем недавно, уже после замятни с Ингваром.
— Жаль, — сказал я. — Но раз ты ничего полезного не знаешь, то, может быть, перестанешь болтать и расскажешь, что случилось с девушкой?
— Она из креп…
— Она из крепостных, — я перебил Фольки. — Это я уже слышал, и мне это ничего не говорит.
— Откуда ты взялся, если не знаешь таких вещей?
Я не стал отвечать и просто направил арбалет в сторону своего спутника. Не знаю, в чём причина моей раздражительности: в магическом похмелье или в излишней болтливости северянина, но Фольки меня конкретно достал.
— Хорошо-хорошо, — сразу сказал он. — Все крепостные принадлежат какому-нибудь сеньору: герцогу там, графу или другому благородному…
— Дальше.
— Чтобы люди не разбежались, благородные сажают их на поводок, но это не простая верёвка, а магическая связь… Такая невидимая цепь, которая всегда тянет крепостного к своему хозяину. Сами крепостные не могут далеко отойти от своих владельцев, но если утащить их силой, то тогда поводок натягивается, лишая людей разума. Они дышат, могут двигаться и питаться, но их мысли где-то далеко… Со временем поводок лопается, и тогда крепостной умирает, потому как тело без рассудка жить не может.
