конечно, здорово уменьшит их возможности, но все равно… Ирина, во всей этой ситуации самое неприятное — это то, что вас вполне могут попытаться лишить родительских прав. Не стану биться об заклад, но, возможно…возможно, именно это и является их основной целью. Вы, а не Злата, но…
Он пожал плечами, продолжив.
— И если у них подобный финт получится, то для вас, как для женщины, это станет несмываемым клеймом на всю оставшуюся жизнь, вроде судимости. Даже, наверное, хуже…
— Ничего у них не выйдет! — пообещал «ого-го директор».
— Ну, дай-то бог… — пробормотал о чем-то задумавшийся сосед. — Дай-то бог! Но в любом случае я, стало быть, у вас в долгу, и вы всегда сможете положиться на мои знания и опыт. Если вам это будет нужно, конечно. А теперь, прошу меня извинить, денек выдался непростой, а ужин сам себя не съест! Хорошего вечера!
Произнеся это, сосед покинул нашу квартиру, не потрудившись объяснить, каким это макаром он успел оказаться у нас в долгу.
— Фу-у-у! — громко выдохнула маман, облокотившись на Елисея и закрыв глаза.
— Ушли… — усталым голосом констатировала старушка, которая после слов соседа о лишении ее дочери материнских прав, стала белой как мел.
— Ушли… — в унисон повторили за не все присутствующие в коридоре.
Значит, до моих восемнадцати лет вся эта канитель с «опекой» будет продолжаться… — подумал я. — Плюс еще и история на детской площадке явно получит свое продолжение, а стало быть, нужно дать знать об этом Стёшиному отцу.
Около сорока минут спустя, кухня.
Несмотря на очевидное расстройство бабушки, уже ушедшей отдыхать, полностью испортить сегодняшний вечер «опеке» не удалось, хотя они и очень старались.
Маман, проявившая сегодня не дюжую выдержку (и не впавшая в хандру и истерику!), и Елисей, хотели вроде бы в кино поехать или куда-то там еще, но в последний момент передумали, решив все же остаться дома. Правда, «ого-го директор» сейчас отлучился, а сама маман сидит в своей комнате, так что на кухне я остался один. Чаевничаю…
Мне вдруг безумно захотелось выпить вина, бутылка которого стоит сейчас на подоконнике у меня на виду. Психологическая алкогольная зависимость, пронзившая миры и измерения вслед за моей душой, никуда не делась.
Плюс началась хандра, ибо я очень соскучился по…
Часы-ходики зазвенели цепью, отчего я вздрогнул.
…по Забаве. И по детям. Просто до слез…слез, которые действительно выступили на моих глазах.
Не знаю, как это объяснить, но…
Словно бы стою по другую сторону зеркала и вижу их, но вот они-то меня — нет, не видят...
Страстно хочется изо всех сил начать стучать по этому чертовому зеркалу и кричать, что здесь я! Здесь!
Но это бесполезно…
Они меня уже не услышат. Никогда.
Аздесь…здесьих нет.
Я есть, а их нет…
Здесьесть я, который вовсе даже и не я. И не я, который вроде бы, как я…
Безумие…
— Злата…? — услышал я голос «ого-го директора», видимо, уже вернувшегося и теперь в компании маман вошедшего на кухню.
Я, отвернувшись, быстро смахнул с лица слезы.
Судя по тому, что маман держит в руках бутылку шампанского, «ого-го директор» за ним и ходил. Хотят, наверное, чего-то более праздничного, чем это вино. Я взглянул на стоящую на подоконнике бутылку, а затем на часы-ходики. Прошло совсем немного времени с его ухода, а значит, бутылка эта находилась у Елисея в машине. Сразу с собой он ее притащить не смог, ибо и так был нагружен цветами и тортом, так что пришлось ему совершить дополнительную прогулку за ней.
Блин! Не пофиг ли мне, куда он там ходил? — на меня накатила волна раздражения. — Ох уж этот алкоголизм, даже после смерти не отпускает, зараза…
— Да-да, я все еще тут... — изо всех сил стараясь, чтобы не дрожал голос, ответил я.
— Давай немного поболтаем. Не против? — поинтересовался он.
Маман, когда я ответил…
— Ну, только если мама не станет злиться на то, что я трачу ваше время.
…молча вышла из кухни, прикрыв за собой дверь и, таким образом, давая нам спокойно поговорить.
— Злат… — усаживаясь за стол, вновь начал «ого-го директор» и замолчал, явно не зная, как именно продолжить.
— Чаю хотите? — поинтересовался я, ибо чаевничать вдвоем лучше, нежели одному.
— Да, пожалуйста… — ответил он.
Я налил чай и поставил перед ним чашку и блюдце с куском торта.
— Я вся внимание. — заявил я, усаживаясь обратно.
Мне вдруг захотелось улыбнуться этому человеку, ибо какое-то нечто подсказывает мне, что моя семья и этот типчик… Короче, мою маман из-под своей «коряги» он уже не выпустит.
Но, я не стал, чувствуя, что улыбка моя выйдет кривой и дерганной, отчего «ого-го директор» не решится сказать то, чего собирался. А мне почему-то кажется, что разговор наш получится весьма небезынтересным.
— Видишь ли, но… — он отпил чай, а затем вдруг сменил тему, недоговорив того, что собирался. — Этот разговор должен остаться только между нами! Лады?
— Ну… — ответил я, пальцами делая жест, будто закрываю рот на замок, а затем выкидываю ключ.
Вообще-то, у меня была мыслишка, что «ого-го директор» сегодняшним вечером вполне может сделать маман предложение руки, сердца и прочего. Однако, не сделал. По крайней мере, пока. Впрочем, женат он не был, то есть предложение, если оно и состоится в реальности, а не только в моих девичьих теперь фантазиях, Елисей будет делать впервые. А свое первое предложение «руки и сердца» мужчина обычно старается произвести максимально помпезно. И явно не дома у ее родителей.
— …если вы не замыслили какого-нибудь дерзкого ограбления, планом которого желаете поделиться со мной, то я буду молчать, как рыба об лед. — я таки ему улыбнулся, а сделав это, ощутил, как исчезают, словно дымка на солнце, тревожащие меня мысли. — А если планируете, то… Идем на «дело» втроем!
— Нет… — он рассмеялся в ответ и откинулся на спинку стула, а всякая напряженность исчезла с его лица, после чего он сказал уже серьезно. — Злат, я влюблен в твою маму. Она — та женщина, которую я люблю. И, вообще, оната самаяженщина.
— Моя мама вполне заслуживает того, чтобы любить и
