– Простите, – барон впервые за всю прогулку прямо взглянул на девушку, – что вы спросили?
– Я спросила, что вы думаете о системе образования в Стоглавой, не кажется ли вам, мы потому отстаём от остальных стран, что в нашей империи простолюдинам практически невозможно получить образование?
Поскольку барон уже несколько лет «пробивал» закон об образовании для всех категорий граждан империи, то этот вопрос для него был наболевшим и он сразу почувствовал расположение к Анне.
После этого вопроса лёд, который весь обед ощущала Анна от Виленского, как будто «начал плавиться», и Анна с Сергеем проговорили ещё около получаса, пока матушка Анны, уставшая ходить за молодой парой, не пригласила их пойти выпить чай.
Виленский ехал домой и думал, может Александр и прав, девица думающая, и взросло рассуждает, голос не дрожит, имеет своё мнение. Красива. Он вспоминал, белую кожу, высокий лоб, лицо сердечком, немного крупный нос, доставшийся Анне от папеньки и розовые губки бантиком, которые Анна всё время сжимала перед тем, как высказать какую-нибудь мысль, словно пытаясь сдержать поток слов и обдумывая, что можно сказать, а что нет.
Высокий рост, немного широкая в кости, но для женщины это даже хорошо. Виленский вспоминал, как тонкокостная Ирэн мучилась, когда рожала Сашеньку, а он ничем не мог помочь. Анна, наверное, рожать будет легко.
Неожиданно барону стало стыдно, что он ещё даже не принял решение о помолвке, а уже размышляет, как девица будет рожать. Да ещё глаза Ирэн, смотрящие на него с укором, которые до сих пор снились ему ночами.
***
Утро следующего дня наступило слишком быстро. Ирина только и успела, что послать человека в город к доктору Путееву, чтобы тот подготовил первое заключение о тоноскопе.
Потом послала за Тимохой, который должен был изготовить ещё парочку ореховых «трубочек», как Ирина, шутя, среди своих, называла тоноскоп.
Надо было предупредить Павла, чтобы приехал с вечера в поместье Лопатиных, потому как выезжать планировали отсюда и ехать в столицу, не заезжая в город.
Даже Леонид Александрович «заразился» всеобщей суетой и несколько раз выходил из своей комнаты, уже после занятий с мальчиками, просто чтобы посмотреть, а что, собственно, происходит. Но ничего не говорил и через некоторое время, снова уходил обратно.
Утром, как и обещал Голдеев, шикарный большой зимний экипаж подъехал к дому Лопатиных. Все уже были готовы, сундуки собраны, отдельно Ирина собрала все новинки, чтобы, в случае чего не оставлять их в карете. Документы положила в сумочку, которую повесила на себя. Все были готовы грузиться.
В столицу добрались за сутки, ночевали снова на Арзамасской заставе, рано утром выехали в сторону столицы и к вечеру, только начинало темнеть, въехали в город. У Голдеева в столице был небольшой особняк, и Ирина с радостью приняла приглашение, ожидаю, что с любовью Голдеева к комфорту, и ей перепадёт немножечко.
В дороге Ирина с Голдеевым обсудили план. До того, как идти в Министерство требовалось узаконить договорённости Ирины и Голдеева. Михаил Григорьевич предложил пойти к известному в столице законнику, услугами которого всегда пользовался, но Ирина не спешила соглашаться, решила сначала проконсультироваться с приятелем Путеева.
Поэтому утром, Голдеев уехал по своим делам, а Ирина с Павлом поехали в Столешников, по адресу законника.
Кабинет законника оказался на первом этаже доходного дома, среди ещё нескольких кабинетов. На двери Ирина прочитала Поликарп Афанасьевич Зырянский и поняла, что он-то им и нужен.
Поликарп Афанасьевич был молод, Ирине даже показалось, что он моложе, чем Путеев, хотя тот и уверял, что они вместе учились.
Поначалу разговор не клеился, и Ирина в какой-то момент пожалела, что не послушала Голдеева и теперь зря тратит своё время.
Наконец, до Поликарпа Афанасьевича дошло, что Ирину отправил к нему Путеев Николай Ворсович, и дал ему хорошие рекомендации, а вот письмо дать позабыл.
– Так что у вас за вопрос, Ирэн Леонидовна, – Ирина снова представилась по фамилии отца.
– Вопросов, Поликарп Афанасьевич у меня несколько, располагаете ли вы временем, чтобы мы могли поговорить, – Ирина, выведенная из себя первым впечатлением, готова была распрощаться.
Но у законника было чутьё, и он умело «снизил» градус разговора.
– Тогда сейчас я организую чаю, и мы поговорим, – одарил и Ирину, и Павла душевной улыбкой и вышел в коридор.
Пока ждали законника и чай, Ирина поостыла, Павел вообще сидел молча, понимая, что надо дать возможность аристократам разобраться между собой и признавая первенство Ирины в деловой хватке.
За чаем разговор и вправду пошёл по-другому, и Ирина убедилась, что Путеев нахваливал законника Поликарпа не зря. Парень действительно знал законы и соображал в своей области очень хорошо.
Выяснилось, что Ирина не может оформить «привилегию» на своё имя, пока она замужем, иначе владельцем «привилегии» автоматически становится супруг, но может оформить на отца, тогда отец вправе дать ей как дочери генеральное управление «привилегией».
Также выяснилось, что в случае, если государство признавало какое-либо изобретение стратегическим, то государство автоматически входило в «привилегию», но правах десятины, то есть десяти процентов и надо сразу учитывать, с чьей стороны произойдёт уменьшение доли.
Законник также за небольшую плату сделал копии документов на украшения, которые Ирина собиралась заложить, и на документ от Путеева. Подписали договор с Павлом и подготовили предложения по договору для разговора с Голдеевым.
Ирина порадовалась, что всё-таки удалось сдержать эмоции, и поняла, что первое впечатление не всегда бывает правильным. Кто знает, как далеко распространяется порядочность Голдеева, знал он про ситуацию с замужеством и «десятиной» для государства или нет? А здесь она придёт на разговор и подписание уже с пониманием законов.
Заключила договор с Поликарпом Афанасьевичем, что он будет представлять её интересы, и получила подтверждение, что он обязательно приедет на встречу с Голдеевым. Услышав имя Голдеева, Поликарп Афанасьевич даже закашлялся, но быстро пришёл в себя, сообщив, что для него большая честь участвовать в делах с такими партнёрами. Оказывается, законник Голдеева очень известный на всю страну, и для Поликарпа «засветиться» в таких переговорах очень престижно.
До ювелирного дома Шехтера Ариста Петровича решили с Павлом дойти пешком, погода была солнечная, стоял лёгкий морозец, но ветра не было и было сухо.
Они уже вышли из переулка и шли по широкой улице, когда Ирину посетило странное узнавание места. Такое ощущение, что она знает эту улицу и ей знаком этот дом с красивыми окнами, но она при этом ни разу здесь не была. Или была?
На углу стоял городовой, к нему Ирина и обратилась:
– Милейший, скажи, а чей это дом?
– Так, графа Балашова дом, – оценив внешний вид Ирины, ох и выручала её эта шубка, и подкрутив ус, ответил местный страж порядка.
– Благодарю, – Ирина вдруг захотела посмотреть на этого человека, ради которого Ирэн разрушила свою жизнь. Ещё хотелось спросить, он знает о том, что дочь его выгнали на улицу и её в мороз на телеге везли к матери.
Ирина попросила Павла подождать и решительно направилась к дому. Громко постучала, дверь распахнулась, там стоял одетый в красивую ливрею дворецкий. По растерянному взгляду дворецкого Ирина поняла, её здесь знают, но не ждали.
Не дожидаясь, приглашения, Ирина шагнула в дверь, – господин дома? – спросила тоном, как будто выходила ненадолго и вернулась.
– П-простит-те, госпожа, я сейчас уточню, – дворецкий буквально сбежал, бросив Ирину в большом холле.
Ирина осмотрелась и поняла, что дела у графа идут неважно, дом явно нуждался в ремонте, хотя было видно, что когда-то он выглядел очень богато, но эти времена прошли.
Услышала голоса, мужской приятный голос спросил, – Кто там?
Голос дворецкого был слышен плохо, но Ирина подозревала, что в ответ было названо её имя. А вот ответ графа Кирилла Николаевича Балашова слышно было хорошо:
