Управляющий акцизами, как и положено чиновнику высокого ранга, жил в двухэтажном особняке, выкрашенном в желтый цвет. Маленькие окна начинают меня угнетать — в наших краях и так с солнышком проблемы. Ничего не попишешь: сначала нормальное отопление, потом санитарные нормы с размерами окон.
Встретивший нас слуга открыл ворота, и по пути к дому мы полюбовались окутанными нежным утренним светом деревьями. Как только мы спешились на выложенную булыжником дорожку, на крылечко выкатился осунувшийся, но питаемый надеждой Илья Степанович.
— Молился? — чисто для порядка строго спросил я.
— Всю ночь молились, Ваше Императорское Высочество!
— Веди.
Миновав привычно украшенные ковровыми дорожками, картинами, портретами и позолотой коридоры, мы поднялись на второй этаж и вошли в душную, неприятно пахнущую болезнью, спальню. На кровати у правой стены, под одеялом, лежал бледный, худющий, тяжело дышащий ребенок возраста первоклашки. Сидящая на стуле рядом с ним полная, одетая в симпатичное платье с кружевами и чепчик дама средних лет, бросив в тазик тряпицу, ожидаемо упала на колени.
— Встань, — попросил я. — Не мешай и молись, — указал ей на правую стену.
Мы с доктором Блиновым подошли к кровати, он убрал одеяло и снял с правой ноги юноши повязку. Нашим глазам предстала распухшая от колена до стопы, покрытая струпьями нога. Без антибиотиков такое лечится с трудом, и, будь передо мной взрослый, ему стрептоцид бы уже не помог. Будем надеяться, что молодой организм поможет.
— Сибирий не убивает вызывающие болезнь микроорганизмы, — принялся я объяснять для конспектирующих ход «испытания» докторов с учеными. — Однако прекращает их размножение, давая возможность защищающему нас иммунитету сделать свое дело — излечить болезнь. Принимать его внутрь можно лишь в малой концентрации, зато можно полоскать горло — это поможет от инфлюэнцы. Прошу вас, Игорь Иванович — нужно помыть ногу и нанести на нее порошок, после чего забинтовать. Данную процедуру надлежит повторять ежедневно. Результаты лечения мы увидим в ближайшие дни — препарат не был должным образом опробован, посему я не могу сказать точно. Також, в следующий раз, перед процедурою, надлежит смешать порошок с жиром — так он лучше впитается. А сейчас помолимся за исцеление раба Божьего Андрея.
Пока доктор Блинов работал, мы опустились на колени перед иконами и помолились. Выздоравливай, Андрей, нам всем это очень нужно.
Глава 12
— Нет, господа, я знаю, как работает научное любопытство, — покачал я головой в ответ на просьбу ученых остаться наблюдать мальчика. — Ногу будете раз в час разматывать, смотреть, имеется ли прогресс.
Господа виновато отвели глаза — угадал.
— Мы среди исследования нового для мира лекарства, — успокоил я их. — Вы потребны мне здоровыми и выспавшимися. Выберите одного дежурного наблюдать больного до вечера. Игорь Иванович, — обратился к Блинову. — Составите нам с Александром Федоровичем компанию в пошиве образца маски, строгое следование которому будет обозначено в договоре?
Второв удар выдержал стоически — и без «оптимизации затрат» капиталы нарастит изрядно.
— Проедемте на фабрику, Ваше Императорское Высочество, — поклонился он и повел нас на выход.
Оставшиеся в помещении светила уездной науки тут же принялись тихонько ругаться, решая, кто останется наблюдать такой интересный эксперимент. Попытавшиеся догнать меня хозяева дома с их благодарностями были отправлены по известному адресу — молиться, а не тратить время на скромного меня.
По пути к фабрике я успел замотивировать Второва:
— Я к вам, Александр Федорович, обратился потому, что вы быстрее других сможете большое производство развернуть. Дело это архиважное, а потому, если заказ исправно отработаете, будете удостоены княжеского титула.
Время от времени Империя выдает особо богатым и полезным купцам титул барона, но княжеский — никогда. Кому не хочется быть круче других? Уж точно не Второву! Прищурив глаза, он изобразил на лице мечтательное выражение, тут же взял себя в руки и пообещал:
— Не подведу, Ваше Императорское Высочество!
— Георгий Александрович, — выкатил я приятный бонус. — Это касается и вас, Игорь Иванович. Приоткрою перед вами завесу тайны — вам с другими учеными господами придется вскоре покинуть славный Иркутск. Я здесь задержусь еще на неделю, поэтому постарайтесь передать дела толковым ученикам.
Какой уездный врач не хочет заделаться врачом столичным? Такие, полагаю, найдутся, но доктор Блинов, судя по загоревшимся глазам, к ним не относился:
— Слушаюсь, Георгий Александрович!
Нельзя «открывателям» в Иркутске сидеть, у меня на них большой план есть.
Швейная фабрика представляла собой огороженный деревянным забором бревенчатый одноэтажный барак на окраинах Иркутска. Рабочий день уже успел начаться, поэтому внутри, за швейными машинками и прядильными станками, трудились одетые в темные однотипные униформы из штанов да камзолов, швеи мужского пола. Возраст сильно плавал — лет от пятнадцати (по этим временам таращащийся на меня с открытым ртом пацан считается вполне взрослым) до тридцати с лишним. Скудная в Империи продолжительность жизни, и до реально солидных лет доживают сильно не все. Дамы тоже нашлись — примерно треть, тоже в однотипной одежде, но в виде закрытых платьев с подолом до пола и белых фартуках. Молодых девушек не замечено — все от двадцати и старше. Такая себе эмансипация — за ту же работу дамам в эти времена платят меньше, чем мужчинам. Детям платят еще меньше — он же маленький, зачем ему взрослые деньги? Однажды я это дело поправлю, но не сейчас: усовестить Второва можно, и он зарплату на своих предприятиях уровняет, но лучше подождать и принять сразу трудовой кодекс.
На фабрике было неплохо — окна здесь побольше, чем в жилых или присутственных зданиях. Чистота — образцово-показательная, хорошая погода позволила открыть окна, впустив в цех свежий воздух. Не знаю, как здесь зимой, но летом вполне неплохо.
Вызванная нашим появлением суета быстро упорядочилась, и я поговорил с рабочими — ко Второву претензий ни у кого не оказалось: платит хорошо, наладил централизованное бесплатное питание, некоторые рабочие прибыли из деревень на «отхожий промысел» и живут в общежитии с четырьмя койко-местами на комнату. Рабочий день по этим временам приемлемый, десятичасовой, но ночные и дневные смены — фабрика круглосуточная — оплачиваются в одинаковом размере. Это мы тоже потом зарегулируем.
Пока Второв с начальником фабрики водили меня по цеху, рассказывая об оборудовании, я думал о детском труде. Пакость страшная — ребенок должен учиться и веселиться, потому что попахать успеет во взрослой жизни, но понятие «детство» еще только зарождается. Введешь запрет на детский труд, и по стране прокатится волна голодных смертей — не от хорошей жизни подросток к станку становится, а от безысходности. Второе большое последствие — всплеск детской преступности: запретил царь работать, а жить как? Сначала нужно как минимум побороть голод, развернуть сеть школ — с бесплатным питанием! — ПТУ — тоже с питанием — и пионерских лагерей, а уже потом думать про запреты.
Блин, а как называть лагеря в отсутствие пионерского движения? Стоп, а почему «в отсутствие»? Молодежная организация государству нужна хотя бы за тем, чтобы вкладывать в юные головы правильные тезисы. Обязательно займусь.
Афанасий Никитович Рыбин, самый опытный швей на этой фабрике, быстренько раскроил белую хлопковую ткань, скрепил между собой слои при помощи машинки и добавил лямки. Мы с доктором примерили, попробовали подышать — нормально, я спросил Афанасия насчет детей и пообещал оплатить трем его сыновьям учебу в гимназии.
Далее мы переместились в кабинет начальника фабрики. Солидно перекидывая костяшки на деревянных счётах, Александр Федорович высчитал, что маска стоит две копейки. Обрадовавшись такой никчемной себестоимости, я увеличил заказ до миллиона и выписал вексель на тридцать тысяч рублей, объяснив избыток средств:
