- Он же бесконечно меня провоцирует! Он ведет себя, ведет, как…
- Как Вы? Так, как обычно ведете себя Вы? - девушка прекратила свои полезные упражнения, и воздвиглась во весь рост, румяная и прекрасная. - Вы же потому и беситесь, товарищ инженер, что профессор ненадолго показал, как именно Ваше обычное поведение ощущают окружающие. Вы постоянно всех провоцируете, неумно и пошло шутите, в конце концов, попросту нарываетесь на крепкую взбучку!
Судя по выражению лица, положению корпуса и громкости голоса — на Анну уже начали оглядываться другие ранние физкультурники — американец не просто нарывался, то есть, был в некоем процессе, а уже нарвался, и конкретно сейчас был готов получить кулаком в холеное лицо.
- Бойцы, по углам! - я ворвался в мизансцену в силах тяжких, вклиниваясь между спорщиками и разводя их руками. - Не хватало еще тут потасовку устроить, коллеги. И вообще, о чем спор? - сделал вид полного непонимания я.
- Ни о чем, - на голубом глазу заявил инженер. - Анна превратно поняла мое поведение. Решила, что я к ней пристаю, а я, как Вы, профессор, понимаете, этого не делаю.
- Отчего же? - я решил подыграть американцу и дать Анне время выдохнуть и собраться с мыслями. - Будь я лет на двадцать помоложе, и на столько же баллов менее волосат по Ферриману-Галлуэю, вполне мог бы и приударить. Впрочем…
- От того, профессор, что мы с Анной коллеги. Приударять за коллегами никак нельзя. Поэтому, пока Анна не решила сломать мне нос за приставания, которых не было и нет, я, пожалуй, удаляюсь. - И немедленно ретировался.
- Да он! Да я! - возмутилась девушка.
- Спокойно, Анна. Я все слышал, во всяком случае, с момента, как Вы начали его откровенно стыдить, - уши на моей мохнатой голове шевельнулись, немедленно привлекая внимание переводчицы, и, наоборот, отвлекая это же внимание от остроты текущей проблемы. - Видите, какие у меня уши? Представляете, какой, благодаря ушам, слух? Так что и не думайте переживать, я все прекрасно понимаю. Думаю, что такой уж он человек, главное, что специалист — просто отличный, уже был повод оценить. И вообще…
- Действительно, давайте сменим тему, раз уж нашего товарища не переделать, -внезапно согласилась девушка Анна Стогова. - Вы, профессор, искали меня по какому-то вопросу, или просто подошли поздороваться?
Глайдер шел на удивление ровно, держась лишь чуть-чуть выше, чем давешний экраноплан, но не над водой, а просто над ландшафтом: об этом, памятуя о моих особых отношениях с авиацией, отдельно попросила пилота девушка Анна Стогова. Пассажиров было немного: строго говоря, только мы двое, и салон, рассчитанный мест на десять, выглядел откровенно пустым.
Лететь в Мурманск решил, конечно, не я сам: будь моя воля, нипочем не стал бы подниматься на борт летательного средства, тем более — такого небольшого, несерьезного и не особо, если верить репутации, надежного.
Однако, вопреки опасениям, машина шла ровно и аккуратно. Никакой тряски, болтанки, фляттера и прочих опасных вибраций, приписываемых такой технике молвой, не ощущалось. Откровенно на высоте оказалась и звуковая изоляция: негромкий мерный гул, просачивающийся, все же, сквозь обшивку, не мешал разговаривать: ни мне, ни Анне ни разу не пришлось даже повысить голос.
- Профессор, у Вас сейчас вид человека, осужденного на казнь и помилованного в самый последний момент, - ловко подметила девушка Анна Стогова. - Это все из-за Вашей аэрофобии?
- Именно из-за нее, tovarisch. Боюсь летать, отчаянно боюсь, - сообщил я. - Высоты — не боюсь вовсе, дважды ходил в загон айсбергов. Эти ледяные горы бывают исполинскими и колоссальными, - я развел руки в стороны, как бы пытаясь обозначить габариты. - Загонщик же держит управляющие потоки на самой верхней площадке, часто еще и отбиваясь пинками от ледяных спектров, недовольных вторжением! И держать так приходится до пяти часов, пока глыба не выплывет из ледяного поля и не попадет в эфирную ловушку!
- А вот интересно, мы сейчас летим выше, чем бывает верхушка айсберга, или ниже? - пилот, до того, казалось, полностью поглощенный управлением, вдруг развернулся вместе с креслом, и решительно вступил в разговор. На британском он говорил понятно и даже аккуратно, очень правильно, но с каким-то акцентом, немного тягучим и прямо сейчас не опознаваемым.
- По всякому бывает, - вежливо ответил я. - Извините, а как мы сейчас, ну, летим? Вам же, наверное, нужно управлять?
Пилот улыбнулся, весело и со значением, и я вдруг подумал, что он, пилот, намного старше и умнее, чем выглядит.
- А вот, смотрите, - авиатор показал на толстенький округлый бочонок, занимающий, вместе с подставкой, место, на котором больше всего ожидался ложемент второго пилота. - Это автопилот модели А-9. Если я ничего не путаю, внутри органический дендромозг, поэтому с управлением справляется превосходно. Правда ведь, Девятыч?
Автопилот издал серию пиликающих звуков, и вдруг переключился на нормальную и понятную британскую речь.
- Уж получше некоторых, - слегка, как показалось, сварливо, ответило умное устройство. - Ни одной аварийной ситуации за три года эксплуатации, тогда как у этого вон… Автопилот, конечно, не мог точно указать — за отсутствием рук — кого конкретно имеет в виду, но речь, очевидно, шла о пилоте, - детство играет во всех местах. Что ни взлет, то штрафные баллы. Были бы у него старые, пластиковые prava на физическом носителе — точно говорю, проколов было бы больше, чем букв!
О том, зачем и откуда в пластиковом, видимо, документе, появляются проколы, я спрашивать не стал — было не очень удобно. Поэтому, в свойственной мне манере собачьей деликатности, вопрос я задал неудобный еще в большей степени.
- Зачем тогда за штурвалом этого глайдера вообще нужен живой человек?
- Требования инспекции безопасности воздушного движения, - без всякой обиды пояснил пилот. - Воздушное судно, больше двух пассажиров: должен быть живой пилот. На всякий случай, для принятия нестандартных решений. То, что сервис-профессиональные роботы, начиная с модели А-Три, практически живые, и даже имеют, в большинстве своем, гражданские права, ретроградами во внимание не принимается.
Слушать пилота оказалось неожиданно интересно: на проблему воздушного сообщения он имел свой, весьма отличный от официально одобряемого, взгляд. «Не влипнуть бы с такими беседами в ситуацию с местной тайной полицией» - подумалось мне в процессе. Впрочем, очень даже ровная реакция потенциального агента государственной безопасности, сиречь, девушки Анны Стоговой, несколько успокаивала.
Оказалось, что эксплуатация глайдера требует очень высокого расхода эфирных сил, если они универсальны, и среднего, если речь о высокой степени сродства с воздухом.
Что отвратительная репутация аэроглайдера на Западе связана с тем, что Маск, знаменитая семья техномагов, разрабатывала его универсальным, но что-то, в традиционной для себя манере, недоработала — как оказывалось примерно во всех случаях публично обсуждаемых их изделий.
Что именно поэтому чертежи, энергетические и материальные глифы, а также полный цикл производства аппарата и были проданы Союзу за бесценок. Что в Союзе, наконец, нашли решение оригинальным, и, слегка подправив под нужды народного хозяйства, поставили изделие на поток.
Это все было страшно интересно, но вызывало ровно один вопрос: как в Советском Союзе обошли требование высокого сродства пилота с эфиром воздуха?
Выяснилось, что никак.
- Высокая степень сродства с воздушным эфиром среди людей, действительно, встречается нечасто, - сообщил, в качестве пояснения, пилот. - Как правило, это редкие потомки удачных браков между людьми, с одной стороны, и сущностями полуматериальными, с другой: таковы, например, полумариды, потомки воздушных джиннов, или облачные эльфы, получающиеся после браков собственно эльфов и некоторых народов из числа детей богини Дану.
- Однако, в СССР эту проблему как-то решили? - я решил прояснить ситуацию до конца, или, по крайней мере, до той степени, до которой позволит моя, видимо, куратор.
