Глава 12
Через секунду она подтвердила это, даже не прикрывая микрофон, повернула в мою сторону голову:
— Трегубов звонит. По тому самому делу.
— Ну, по тому делу разговор мужской, стало быть, говорить надо со мной, — четко обозначил я и жестом потребовал передать трубку.
Аппарат был соединен с телефонной розеткой длинным шнуром, и Настя с удовольствием подтащила его ко мне.
Голос что-то путано бормотал в трубке, я не стал это слушать, а громко сказал:
— Трегубов! Это Краснов. Слушай меня.
Он сразу оборвал поток речи. А я включил свой:
— Я буду краток. Вопрос: Ты должен прийти к нам как посол от своей шайки?
— Н-ну, я бы не стал так выражаться…
— А я стану. Итак, ты должен прийти с сообщением?
— С инструкцией.
— Ладно, — согласился я. — Когда?
— Да как скажешь, — он постарался придать голосу тон независимости, если не наглости.
— Скажу: чем быстрее, тем лучше.
— Тогда через полчаса?
— Ждем, — я положил трубку и на вопросительный взгляд Насти ответил:
— Через полчаса.
— Он один будет?
— Я понял так. Да и по всей логике так должно быть. Я ж говорю: им никакого нет резона сюда ходить. Пошлют этого Трегубова, и дело в шляпе.
— Сам он шляпа, — ругнулась Анастасия. — Все продул, придурок!
Я вздохнул:
— Ну, все-не все, но хорошего немного. Это верно. И вот тут я хотел с тобой серьезно поговорить…
Серьезный разговор состоял в том, что по моим предположениям, бандюги захотят поживиться Настиной машиной. «Москвичом». Это не побрякушки, мебель-хрусталь. Это реальные деньги. Не самые большие, конечно, зато и не маленькие.
Это соображение я постарался изложить спокойно и доступно. Актриса напряглась.
— Ты хочешь сказать… что нам придется поставить машину, так сказать, на кон?
— Именно так. Объясню почему, и объясню, почему переживать не стоит.
И я пустился в объяснения. Анастасия слушала меня напряженно, но с доверием. Она вообще увидела во мне того, на кого можно опереться по жизни. Я не продам, не обману. Не стану хитрить. Если я говорю, значит, так оно и есть. А суть моих текущих объяснений была следующая: мы можем смело ставить на кон автомобиль. Я кое-что предпринял для того, чтобы не проиграть. Конечно, мне не сладить в игре с бандой профессиональных «катал» — это я прекрасно понимал. И Настя тоже. Ну так именно потому я и проработал тему. О чем Насте рассказал откровенно, без всякой утайки. План должен сработать.
Пока мы темы эти растирали, полчаса прошло. Раздался звонок в дверь. Трегубов был точен.
Хотя и малость подшофе. Это было заметно, в том числе и по слегка уловимому духу можжевельника. Художник где-то подзарядился джином.
Держаться он старался развязно, изысканно и вызывающе, как романтический бретер из старинных романов. Но видно, что трусит, для того и дернул из бутылки.
— Приветствую счастливых сожителей! — дерзко заявил он, входя.
— Приветствие от брошенного неудачника немногого стоит, — парировал я. — Потому и чая-кофе не предлагаю. Давай сразу к делу! И выметайся после этого.
— К делу, так к делу, — переключился Трегубов, постаравшись не заметить «выметайся». И стараясь соблюдать нахальный вид, он объявил, что на нас всех из-за его проигрыша повис крупный долг, отыграть который можно крупной суммой. Отсюда идея…
— Поставить на кон автомобиль, — прервал я. — Это ясно. Возражений нет. Время и место?
— И документы, — ухмыльнулся он. — Техпаспорт на машину.
— Настя, — обратился я к хозяйке. — Где эта бумага?
Техпаспорт явился — невзрачная серенькая книжка, чем-то похожая на паспорт гражданина СССР образца 1954 года. Трегубов взял документ, полистал, задержал взгляд на каких-то фиолетовых штампах, хмыкнул удовлетворенно.
— Ну что ж, беру! Покажу экспертам.
Он сунул техпаспорт во внутренний карман зимнего пальто.
— Ну так что? — спросил я. — Когда и где?
— А это тоже как эксперты скажут, — нагловато ухмыльнулся он. — Ждите звонка!
— Тогда вперед, — я указал на дверь. — Рогами притолоку не задень…
Настя чуть поморщилась, когда дверь за горе-художником захлопнулась:
— Ну уж ты как-то с ним… Мне даже его жалко стало.
Я махнул рукой:
— Таким хоть плюй в глаза, все божья роса… Ладно, шут с ним! Давай чаю попьем, что ли?
Тень размолвки если и мелькнула меж нами, то вмиг растаяла. Настя улыбнулась, и через четверть часа мы пили душистый, чудесно заваренный чай. Болтали о пустяках, поглядывали в телевизор — шел новенький водевиль «Соломенная шляпка» — прекрасно понимая, что это психологический трюк. Что оба мы напряженно ждем звонка Трегубова. Я вторым планом мыслил еще о Савелии Викторовиче: разговор с ним не выходил у меня из головы.
Ведь какие-то смутные тревожные предчувствия, выходит, овевали душу человека в каждой из ветвей времени, только где-то ему не удавалось уйти от капкана на линии жизни, а где-то интуиция могла помочь отвести грозные призраки… И что-то есть в связи персонажа с прототипом, что-то такое реальное, настоящее, некий цемент, скрепляющий мироздание… И я, конечно, буду писать об этом! Это же Эльдорадо для автора.
Бог знает, куда бы меня увели писательские мысли, но тут раздался звонок. Мы с Настей переглянулись, поймав себя на одной и той же мысли.
— Я возьму, — решил я.
Она кивнула.
— Да, — коротко бросил я в микрофон.
На том конце провода чуть посопели, затем развязный голос Трегубова объявил:
— Завтра в семь вечера. То есть в девятнадцать ноль-ноль.
— Где?
— На Коломенской версте, — сострил художник и радостно захихикал своей хохме.
— Оценил остроумие, — сухо сказал я. — Дальше?
— Ладно, ладно, шутки в сторону, — он сменил тон. Заговорил серьезно: — В шесть сорок пять-шесть пятьдесят будь на станции метро «Рязанский проспект». Выход по ходу движения поезда, там я тебя встречу. Вопросы?
— Ты считаешь, что жизнь удалась?
— В смысле?
— На коромысле, — теперь скаламбурил я, ехидно ухмыляясь. — Ты просил вопрос — вот тебе вопрос.
— А-а, — он шмыгнул носом. — Ну, хорошо смеется тот, кто смеется без последствий…
И отключился.
Настя смотрела на меня вопросительно. Я подмигнул ей:
— То самое. Завтра вечером.
Она помолчала, затем сдержанно произнесла:
— Я… немного волнуюсь.
— Ну, волноваться рано, у нас еще ночь вереди, не так ли?..
…Ночь прошла прекрасно, после чего мы спали как убитые, часов до одиннадцати. Затем со вкусом позавтракали, но все же я поглядывал на часы, дальше тянуть не следовало.
— Слушай, я по делам ненадолго, — чуть слукавил я.
— Зачем? — с тревогой спросила Настя. — Можно, я с тобой?
— Нет-нет, ни в коем случае, — сказал я, улыбаясь. — Это небольшой сюрприз.
— Ну, только если небольшой, — проговорила она с опаской. — Как-то сейчас, знаешь, не то время для больших сюрпризов…
— Не очень, — подтвердил я, быстро собираясь. — Я быстро!
И верно, я постарался сделать все как можно быстрее. Забежал в цветочный магазин, там по зимнему сезону были довольно хилые гвоздики да розочки, взял семь штук алых роз…
— … Они прекрасно распустятся! — льстиво уговаривала меня продавец. — Их в воду комнатной температуры… ну, можно потеплее немного, и очень шикарно будет смотреться!
— Поживем — увидим, — буркнул я, расплачиваясь.
Настя, увидев розы, радостно обомлела, даже глупо воскликнула:
— Это мне⁈ — но я великодушно пропустил чепуху мимо ушей.
— Нормальный сюрприз?.. — и обеспечил хорошее настроение на весь короткий зимний день. Просто удивительно, до чего женщины падки на лесть и цветы. Такие простые вещи — а действуют как из пушки.
В общем-то, я к тому и стремился: Настя улыбалась, даже вздумала немного репетировать, пела и пританцовывала перед зеркалом, значит, трюк удался. А зимний день действительно короткий: когда я начал собираться где-то в районе пяти часов, уже дневной свет потускнел, тени заметно удлинились… заметно потускнела и сама Анастасия.
