сторону, а вместо нее поместили чучело, которое впоследствии и горело. После этого все жители, молча с замиранием, наблюдали, как огонь пожирает свою добычу, пока оно не сгорело дотла полностью. Праздник снова продолжился плясками, музыкой и весельем.
Ильворния, вся светясь от счастья, в какой-то момент потянула меня обеими руками и завернула в водоворот. Мы кружили, громко смеялись, глупо улыбались, и тут мой разум окончательно погас, отдавшись этому водовороту, а затем я, не помня себя, прильнул к ней и нежно обнял. Так мы и стояли, медленно двигаясь и не помня себя. В такие моменты ты, словно корабль возвратился с бескрайнего океана с его шумными и устрашающими бурями в тихую бухту. Так и весь этот мир, как бескрайний океан остался где-то там вдалеке, а ты здесь, среди тишины, покоя и того же счастья. Я сильнее втянул воздух носом, чтобы ощутить приятный запах, исходящий от ее волос. Пальцы словно онемели, боясь сдвинуться с места, не иначе как в этом случае будто бы пропадет вся магия. Веки начали потихоньку опускаться, а в голове творилось что-то, что было необъяснимо, но я словно вкусил дурман, заслоняющий реальность и уводящий в другой мир. Мир, напоминающий собой сон. Краем сознания ты ощущаешь его эфемерность, но в тоже время он держит тебя, а ты не в силах этому сопротивляться. Фриссон! Звуки…они пропали. Что? Где-то там вдалеке в сознание бились и врывались тревожные сигналы, вырывая меня обратно. Очнувшись после сна, я еще какие-то доли чахоточно соображая, повернулся и увидел их.
— Вы уже приходили к нам и забрали все. Мы не можем давать вам столько, иначе сами помрем от голода, — жалобный голос старосты нарушал повисшую тишину.
— Да мы просто решили заглянуть к вам на огонек, который так хорошо был виден издалека, — толпа неуклюжих лицом рассмеялась под тихий страх людей. — Вижу, что не зря, — облизнулся атаман, глядя на девушек.
Я машинально прикрыл собой Ильворнию.
— Мои ребята живут под звёздами, лишенные тепла. Женского тепла. Может, вы все-таки поделитесь этим теплом? — в нотках гомона послышались предвкушающие нотки. — Мы ведь вас защищаем.
— От кого вы защищаете?
— От тех, кто может напасть на вас и все у вас отобрать? Вы же знаете.
— Никто и никогда на нас не нападал. Мы испокон веков живем здесь мирно. От кого вы нас защищаете? — староста снова повторил свой вопрос с отчаянным страхом. — Просто оставьте нас в покое. Берите еду и уходите.
Я поймал взгляд Фабера, который стоял рядом и обратился к нему:
— Там во дворе у дома стоит бочка. Принеси мне то, что там лежит.
В это время хлесткий удар пришелся по лицу старосты и все ахнули.
— Уходите? Вот значит, как вы. Мы вас защищаем, оберегаем, а вы даже не желаете приласкать нас? Откуда в вас столько неблагодарности?
Один из этой шайки, обволакиваемый чувством вседозволенности отбился от своих и быстро приближался к нам, взглядом пожирая Ильворнию и в момент, когда он едва ее схватил, я, толкнув его одной рукой, отбросил его. Он поднялся с места и уже занес руку для удара, но новый толчок снова повалил его на землю. Если взглянуть со стороны, то могло показаться, что ребенок пытается напасть на взрослого, но сила взрослого каждый раз разделывается с ним. Не знаю, что его больше поразило в этот момент: то, что кто-то посмел воспротивиться или то, с какой легкой непринужденностью мне давалось его повалить, но его слегка растерянный вид говорил сам за себя.
Я склонился над телом деда.
Все произошло настолько быстро, и я, скорее от неожиданности, растерялся на секунду, которая стоила столь многого. Несколько событий быстро наслоились друг на друга: этот разбойник в ярости вытащил из-за пазухи кинжал. Увидевший это дед, кинулся мне на помощь. Кинжал вонзился в него. Фабер вышел из-за спин людей, держа в руках меч. Дед упал на землю. Растекалась кровь. К бандиту успели подбежать пару его приспешников. От удара в челюсть я повалился на землю. Ильворнию схватили. Ильворния закричала. Я отполз к телу деда.
И вот, я склонился над телом деда.
Он что-то пытался сказать, но от сильной боли слова не давались ему и вскоре он затих навсегда. Не знаю, что должны испытывать в такие моменты люди, но я ощутил лишь жажду. Вид мертвого человека и крови всполохнул во мне дремавшего до ныне зверя. Только на этот раз его никто не останавливал. Что там говорил Дарк? Беречь в себе человека? Человек уязвим. Человек слаб. Но зверь не такой. Зверь не чувствуют любви, он не чувствует слабости. Он чувствует только жажду. Непреодолимая жажда!
Быстрым движением я вырвал меч из рук кузнеца и, не теряя инерции, прошелся кончиком по лицу того, который первым подошел, и из-за которого началась вся эта свора. Удар пришелся не точно лезвием, чуть скоса, но силы было настолько, что лицо скорее не разрезало, а раздробило. Брызнула кровь и капля оказалась у меня на губе. Слизнул. Металлический вкус свежей, теплой субстанции окончательно отключил во мне все человеческое. Теперь мои движения были точны, и было достаточно одного удара, чтобы на один этот самый удар приходилась одна бесславная жертва. Три удара — три бездыханных тела. В первую долю мгновения никто не понял, что случилось, но потом с хлынувшим осознанием началась вакханалия: жители деревни, хватая своих домочадцев, спешили покинуть место событий. Главный атаман кричал на меня отборной бранью и проклятиями, смешивая ее приказами убить меня и сжечь всю деревню. Не знаю как, но краем сознания я еще что-то соображал, поэтому быстро остановив кузнеца, приказал ему оттащить тело деда и заодно увести Ильворнию, что сейчас в горьком плаче склонилось над ним. Несколько разбойников попытались отделиться от своих и начать расправу над деревенскими, но пару точно и сильно брошенных камней сузили все внимание этой мусорной толпы на мне. Двадцать — тридцать пар глаз ограничились взглядом и смотрели на меня с ненавистью и предвосхищением быстрой расправы и в дальнейшем утолении своих пороков. По шее прошелся зуд. Все это великолепие передо мной смутно напоминало арену, и легкий азарт вселился в меня, волной постигая от чела до самых пят. Неимоверное наслаждение!
С криком и топором, занесенным над головой, побежал на меня притеснитель, подгоняемый своей дурной фантазией, где он был победителем. Презрительный изгиб окантовал уголок моих губ. Дождался, резкий шаг и стопой сминаю его грудь. Он отлетает на несколько метров, а переломанные ребра впиваются
