Все статьи, в которые я заглянул, начинались одинаково: авторы сообщали о совершённых маньяком осенью тысяча девятьсот шестьдесят девятого и весной тысяча девятьсот семидесятого года преступлениях. Не увидел я ни фотографии жертв, ни снимки с мест преступлений. Авторы словно не ставили перед собой цель поведать о деяниях «маньяка с молотком» — будто вынужденно упоминали о нём, не вдаваясь в подробности. Три убийства — не самый большой «послужной список». Не нашёл я и имени убийцы: преступник сохранил своё инкогнито — ничего нового… как мне показалось сначала. Но я сменил мнение, когда наткнулся на дату третьего, весеннего убийства. Заглянул во вторую статью. Потом в третью…
Авторы статей в один голос твердили, что в тысяча девятьсот семидесятом году «маньяк с молотком» отметился убийством лишь однажды — в марте… четырнадцатого числа. Поначалу я подумал, что в статье опечатка. Но эта же ошибка встретилась и на других сайтах — на всех, где рассказывали о Зареченском «маньяке с молотком». «Да ладно!» — воскликнул я (спугнул звуками своего голоса стайку воробьев, облюбовавшую каменную голову Пушкина). И сразу же подумал, что такое могло случиться только во сне. Ведь я не сомневался, что в тех газетных вырезках, что видел в папке Людмилы Сергеевны, значилась совсем иная дата — восьмое марта (её сложно было перепутать с другой: международный женский день и тогда, и сейчас был лишь раз в году).
Смутила меня и другая неточность. Местом третьего преступления журналисты называли вовсе не парк «Ленинские аллеи». Они размыто упоминали Октябрьский район — тот самый, где в тысяча девятьсот семидесятом году проживали и Света Пимочкина, и Альбина Нежина. Вот только точное место не указывал никто — писали лишь, что жертву утром нашли мальчишки. Я тыкал на ссылки, переходил с сайта на сайт. Везде встречал примерно одно и то же: преступник расправился с женщиной вечером, в Октябрьском районе города Зареченск. А потом исчез навсегда. После упоминания третьего убийства неизменно следовали рассуждения, что заставило маньяка прекратить убивать (версий выдвигалось множество — вот только меня они не заинтересовали).
Я закрыл окошко поиска, сдержал желание метнуть смартфон в пьедестал памятника. Прислушался к боли в груди — прикинул, сколько минут этого «сна» у меня осталось. Опыт предыдущих смертей подсказал, что немного. «Четырнадцатое марта тысяча девятьсот семидесятого года, вечер, Октябрьский район», — мысленно повторил я добытую в интернете информацию. Сейчас, во сне, я относился к ней серьёзно (разве человек из будущего сомневался бы в той информации, что нашёл в «сети»?). Настолько серьёзно, что разозлился. Потому что мне эти сведения почти не помогли. Чудилось, что меня поманили пряником, разрешили его понюхать… но не позволили откусить. Октябрьский район Зареченска — это всё равно, что нигде: очень уж большая территория.
Идея ещё только возникла голове — я уже перебирал на экране список контактов.
Боль в груди усиливалась.
«Людмила Сергеевна Гомонова», — прочёл я и дважды нажал на экран: прикоснулся пальцем к этой строке и тут же — к иконке вызова абонента.
Глава 44
Я услышал гудки вызова (не мелодию, не «оставьте голосовое сообщение» или издевательскую болтовню автоответчика).
Ответили не сразу.
Но всё же ответили.
— Алло?
Мне почудилось, что услышал голос Светы Пимочкиной — тот же тембр, те же интонации.
— Людмила Сергеевна? — сказал я.
— Да, — ответил женский голос (всё же не Светин?). — Кто это?
— Здравствуйте, Людмила Сергеевна. Не узнали? Это…
— Димочка! — не позволила мне представиться Людмила Сергеевна Гомонова (всё же не Света Пимочкина). — Подожди минутку.
Я услышал шум, скрип.
Но вскоре они стихли.
— Как я могла тебя не узнать?! — сказала Гомонова. — Плохо тебя слышала. Очень шумно у меня сейчас: внуки нагрянули. Я прикрыла дверь — теперь можно говорить спокойно. Молодец, что позвонил, Димочка. Когда мы виделись в прошлый раз? Лет десять назад?
— Двенадцать. Я тогда разводился с женой.
«Мне кажется, или мы уже вели похожий разговор?» — подумал я.
— Помню, — сказала Людмила Сергеевна. — Не женился больше?
— Нет. Работал.
Воображение подсказало: Гомонова кивнула.
— Слышала: тебя поставили генеральным на Костомукшский ГОК. Поздравляю. Помнится, ты всегда хотел стать большим начальником. Молодец: добился своего. Не сомневалась, что у тебя получится.
— Я уж почти год безработный, Людмила Сергеевна.
«Сейчас спросит: «Подвинули?» — промелькнула в голове мысль.
— Подвинули?
Представил, как Гомонова нахмурила брови.
— Нет. Сам уволился.
— Почему?
— После второго инфаркта, — ответил я, не задумываясь, словно читал речь по шпаргалке. — Написал заявление сразу, как вышел из больницы.
И прежде, чем Гомонова произнесла уже извлечённую мной из памяти фразу («Ну… и правильно сделал, здоровье важнее»), я задал ей вопрос:
— Людмила Сергеевна, вы помните, как в шестьдесят девятом и семидесятом годах в Зареченске маньяк убивал молотком женщин? В газетах тогда об этом не писали. Но слухи о маньяке по городу ходили. Это в тот год, когда в Пушкинском парке напали на вашу сестру.
Моя собеседница ответила не сразу — будто не смогла быстро перенаправить мысли на другую тему.
— Помню, — сказала Гомонова. — В семидесятом, говоришь, это было? Припоминаю. Светочка тогда на первом курсе института училась. Она тоже что-то рассказывала об этих случаях… с молотком. Мне тогда лет четырнадцать было… или пятнадцать… Снега тогда много было. Как и в этом году.
— Всё верно, — сказал я. — Третью женщину маньяк убил четырнадцатого марта тысяча девятьсот семидесятого года, вечером, в Октябрьском районе — в том, где вы жили. Людмила Сергеевна, не подскажете, где именно произошло то убийство? И… кого именно маньяк тогда убил?
— Ну, ты спросил, Димочка!
Мне почудилось, что женщина усмехнулась.
— Столько лет прошло! Я уже и имена своих одноклассников подзабыла. Кого тогда убили? Женщину. Нет, ни имя, ни фамилию её я не помню. Если и знала, то забыла. Прости, Димочка. Это для тебя важно? Если хочешь, я могу поинтересоваться у сестры. Возможно, Света вспомнит. Позвонить ей?
— Не нужно, Людмила Сергеевна, — сказал я. — Не сейчас. А где маньяк напал на женщину? Помните? Хотя бы приблизительно. Октябрьский район большой. Я хотел бы найти больше конкретики. В интернете ничего полезного не отыскал. На какой улице произошло то убийство? Быть может, в парке?
— Точно не в парке! — сказала Гомонова. — Имя или фамилию жертвы я не вспомню. А может, их и не знала. Но вот где её убили — с этим я тебе, Димочка, помогу. Пусть память меня уже частенько и подводит, но кое-какие воспоминания о прошлом всё же остались. Я…
В динамике раздались детские голоса.
Людмила Сергеевна отвлеклась от разговора со мной — тоном строгого учителя велела внукам играть в другой комнате.
— Простите, Димочка, — сказала она. — Я отлично помню тот случай в марте семидесятого. И дома, и в школе о нём много говорили. Мальчишки в школе на следующий день хвастали, что побывали на месте убийства. И что они даже видели там лужу крови. Врали, конечно. Мне кажется, они просто хвастали перед нами, девчонками.
— Людмила Сергеевна, они не говорили, где именно видели кровь? — спросил я.
— Представь себе, Димочка, рассказывали, — сказала Гомонова.
Женщина замолчала, словно задумалась.
Я поторопил её с ответом.
— Что они говорили, Людмила Сергеевна?
