По мысли Светланы, Марк - личность пройдошливая, но в Москве ему явно подыграли – вся тягомотина с паспортами, визами, студенческим обменом уложилась в какие-то сутки. Рекорд!
- Как ты? – Шевелева взяла Наташу под руку.
- Суета! – пожаловалась Ивернева. – Всё впопыхах, наскоряк… Сейчас бы посидеть в тишине, где-нибудь в парке… А нас опять – бегом марш!
- День приезда! – рассмеялась Света. – Всегда так. Зато – Америка!
- Как-то даже не верится…
Подкатил громадный, нескончаемый «Кадиллак», словно доказывая бытие Штатов, и Оти ловко распахнул дверцу.
- Прошу!
Запустив Наташу вперед, Светлана сунулась в салон сама, утопая в кожаном сиденье.
- Уф-ф!
Марк блеснул зубами спереди, и кивнул полноватому водителю, смахивавшему на манекен – до того казались искусственными его кукольные глаза. Щеки, будто штампованные из розовой пластмассы, волосы – парик париком.
Лимузин тронулся и покатил, утробно ворча. Девушки переглянулись – и расплылись, как по команде: «Раз, два – улыбнись!»
Критическая масса впечатлений, нахлынувших на Светлану, притопила в сознании и цель, и тревогу. А что вы хотите? Ни разу в жизни даже в Болгарии не побывать, которая, как ведомо, «не заграница», и вдруг сразу – Соединенные Штаты!
«Кадиллак» миновал безразмерный Куинс, впереди замаячили арки Бруклинского моста, перекрывавшие туманящийся частокол небоскребов, и тут Шевелёва как будто окунулась в вакуум – наросло полное, глухое беззвучие, а затем тишина сложилась в негромкий голос.
«Светлана, вы уже прилетели?»
«Кто? – напряглась девушка. – Кто это?»
«Меня зовут Аидже, я друг вашего Миши».
«Где он? – едва не завопила девушка. – Он жив?»
«Жив-здоров, но больше не ридер».
«А почему я должна вам верить? – насторожилась Светлана. – Миша… он рядом?»
«Да».
«Тогда пусть скажет вам, какого цвета была игрушечная собака из поролона, которой я в детстве оторвала язык!»
Сердце Шевелевой заколотилось. Если этот «друг» ответит, что мягкая игрушка была белой, значит, Миша в плену, и подает сигнал…
«Игрушка была белой, - отозвался Аидже. – Только не собака, а медведь».
«О-ох… Передайте Мишечке, что мы здесь, в Нью-Йорке! - заторопилась Света, лишь бы успеть всё выговорить. - Я и Наташка. Нас Рокфеллер пригласил! А Миша где?»
«Форест-Хиллз, элитный район, особняк в стиле Тюдоров…» - Мишин друг обстоятельно продиктовал адрес.
«Мы сейчас едем в Покантико, а завтра нас отвезут в Бостон. Постараемся пораньше вырваться, и обязательно заедем к Мише!»
«Говорит, что будет ждать вас. Только машину ставьте подальше, а к дому выходите незаметно, с переулка, где глухая стена. В нее вделаны железные держаки для факелов. Резко потяните на себя средний – это как бы звонок. Миша откроет потайную дверь».
«Поняли, поняли! Спасибо, до свиданья!»
«Хау».
Шевелева затормошила Иверневу, шепча той на ухо:
- Я только что с Мишкой разговаривала!
- Да ты что?! – выдохнула Наташа, округляя глаза.
И девушки тихонечко запищали, мутузя друг друга от избытка чувств.
Среда, 3 мая. День (подглавка переработана)
Нью-Йорк, Форест-Хиллз
Америка – колоссальная притвора. Нация приезжих с куцей историей. И все эти переселенцы так и не смогли сплотиться за пару веков. Штаты, может, и Соединенные, но люди разобщены напрочь - они не вместе, а рядом. Многие так до сих пор и не выучили великий могучий инглиш, болтают по-своему, жмутся в чайнатаунах или в итальянских кварталах. Белые к белым, черные к черным, цветные к цветным.
Американцы даже собственной кухней не обзавелись, что уж говорить об архитектурных стилях. Советские зодчие, и те в двадцатых натворили больше, пойдя по конструктивизму.
Я сощурился – в прогале улицы за окном громоздились несчетные кварталы Куинса.
Весь Нью-Йорк как частая нарезка – вот тут копировали викторианство, здесь ударились в неоготику, а там будто спародировали барокко.
Форест-Хиллз выстроили в стиле Тюдоров, под XVI век - крутые крыши с затейливыми каминными трубами; фасады, расчерченные темными балками фахверка; полукруглые арки и пышные баллюстрады.
Даже резные стулья, сколоченные из эбена и сикомора, прямили высокие спинки, как у трона, а сиденья обивались прочной коровьей кожей. Углядев в узоре тюдоровскую розу с пятью лепестками, я усмехнулся, и переставил стул.
Сегодня можно и радость спрыснуть – на моих счетах угнездились ровно шестьдесят миллионов. Барух ревностно и свято соблюдал договор, а уж насколько главный буржуин обогатился сам, я давно сбился и запутался. Да и неважно это…
- Сэр… - голос Кеттеринга был исполнен почтительности, но она терялась в хриплом басе. Таким голосиной впору реветь: «На абордаж, канальи!»
- Говори, - молвил я, не оборачиваясь.
- Звонил Оуэн Чэнтри, сэр. Предупредил по секрету, что босс подъедет часам к четырем...
- Сегодня? – у меня по спине протянуло холодком.
- Послезавтра, сэр.
- Ага… - мой голос дрогнул. – Спасибо, Седрик. Ступай.
Дворецкий с поклоном удалился, не тая довольной улыбки: порадовал-таки хозяина!
Я проводил его долгим взглядом. Седрик Кеттеринг представлял собой образец стопроцентного американца – доброжелательного, улыбчивого, всегда готового помочь ближнему. Но как только Барух позвонит ему и прикажет меня зарезать, Седрик ответит: «О`кей!» И выберет нож поострей, чтоб распороть мое горло с первого раза…
Я скривил губы в неласковой усмешке. Особой приязни к дворецкому я не питал, однако и смерти ему не желал - Кеттеринг стал бы первым из прислуги, кого бы я «зомбировал» в лучших традициях Вольфа Мессинга. Наставник рассказывал, что Сталин опасался гипнотизера. Зря. Железная воля вождя сломила бы всякое внушение. А эти…
Добрые и ласковые ксеноморфы. Шофер, повар, дворецкий, горничная, телохраны… Кеттеринг исполнял обязанности мажордома, то есть ходил всюду с важным видом, строил и школил всю мою свиту. А остальные следили за порядком – и за хозяином. Спрашивается: зачем мне шпики в доме?
Вот только Силы у меня – йок. Исцелить – могу, «переформатировать» - увы… Тут даже метод Аидже не поможет, зря я радовался. Лишая врага энергии, я вовсе не плюсую ее к своей, она тупо гаснет. Согревая меня, тонизируя, оздоравливая, но не делая сильнее. Если девчонки не подъедут, обратить слуг в зомби не получится. А послезавтра рандеву с Барухом…
Нервничая, я истоптал толстый ковер, глушивший шаги.
«Отведайте силушки богатырской!» Тьфу, что за глупости лезут в голову? Я остановился у окна, выходившего во двор. Пальцы забарабанили по подоконнику, выстукивая простенький мотив. Явный признак волнения. Сила, силушка, силенка… М-да.
Гипноз или, там, ридеризм – это всё деяния вовне, на расстоянии. Стало быть, не для меня. Я лечу наложением рук. Ну, или бью «наложением кулака»…
Правда, если врезать с выплеском энергии, можно любого бугая завалить. Вопрос: как завалить Баруха? Возможны варианты...
Я вздрогнул, заслышав слабый звон колокольчика. Померещилось? Медный разлив докатился снова – из-за стены, отделанной темным дубом.
«Пришли!»
Подскочив, я отжал резной завиток, и деревянная панель открыла узкую и высокую галерею, пахнувшую пылью и затхлостью. Зарешеченные окошки вентиляции под самым потолком пропускали достаточно света, чтобы видеть, куда ступаешь, и эта смутность приятно щекотала давнюю мальчишескую тягу к таинственным ходам.
Знал ли о «секретном» коридорчике Барух, когда покупал особняк? Вряд ли. Во-первых, не его это уровень – приобретение недвижимости. А во-вторых, на плане дома проход не отмечен. Меня самого Аидже просветил, распознав двойную стену контактным видением, а ля Роза Кулешова.
Ссыпавшись по крутой лестнице, я притормозил и сдвинул грюкнувший засов. Толстенная дверь из бруса провернулась на тяжелых петлях, впуская свет – и моих девчонок.
