Замотивированный по самое не могу — Никита до отъезда гостей поселился у механизаторов, с прилежанием постигая тонкости эксплуатации генератора, переделанного на дрова. Стоически терпя дружеские подколки трактористов, иногда переходящие за грань издевательства.
Анисим принял переселенцев с Брянщины тепло — во первых крестьяне, социально близкий элемент, во вторых — рабочие руки. Пришельцы из двадцать первого века, все как один — устремились по заводам. Даже вчерашние скотники и доярки внезапно обнаружили в себе склонность к умственному труду, а то и к руководящим должностям. Пока справлялись с помощью переселившихся башкир из айле, но не за горами была посевная.
Губин предупредил ветеринара, что Конон со своими десятком здесь до нового года, вникнуть в тонкости агротехники новых для России культур и затем передать эти знания своим землякам. Остальные на постоянное жительство. Анисим, расспросив Чернова об обстоятельствах, приведших его к ним — принял их историю близко к сердцу.
— Молодцы! Не только обучим и семенами обеспечим, но и похлопочу, чтоб сельхозинвентарь вам выдали, домой увезёте! — Пообещал ветеринар. — К осени начнут ладить и конные косилки, и жатки. Утрете нос буржуям своей коммуной на брянщине! Ещё и под присмотром и протекцией императора!
А через пару дней, как Конон стал вникать в хозяйство фермы, случился конфликт. С башкирами. Чуть до драки дело не дошло и сейчас Талгат с Кононом сидели у Анисима в кабинете, пили чай и бросая друг на друга неприязненные взгляды — излагали суть ссоры. А дело было так, во время поездки в лес за бревнами, переезжая через Кулемку — Талгат не удержался и похвастался Конону, что у них тут бобры появились. Две хатки неподалеку обжитые!
Конона как подменили, вечно спокойный и меланхоличный мужик пришел в неистовство и с придыханием, сжимая в руках топор, поинтересовался, когда эти бобры выйдут на свет божий. Явно не с целю сделать им ути пути и поцеловать в носик. Талгат его предупредил, что эти бобры под их защитой. И так почти всех истребили в окрестностях, а появление этих — не иначе как знак духов. Конон, которого в детстве чуть не запороли у барина как раз из-за того, что он бобра добыл с братом — не унимался. Браконьерство конечно, но жрать то хочется!
Ветеринар слушал их спор, еле сдерживаясь от хохота, откуда появились бобры — смекнул сразу: «Это же наши, Егоркины друзья с нами перенеслись!» А смешно было от старой истории, лет пять назад приключившейся с Егором и ставшей достоянием общественности. Тогда он, ещё не избавившийся от своих пагубных зависимостей — решил заняться культивированием психоактивных растений. А так как дело это уголовно наказуемое — ушел в леса, точнее — в овраги возле Кулемки. Где и разбил несколько грядок, ходил пропалывал, удобрял и защищал от вредителей.
Пока однажды, на исходе лета, уже подсчитывая в уме грядущий урожай — не обнаружил эти посадки потравленными. По следам добрался до речки и обнаружил виновников. Те не особенно то и скрывались, убедившись, что ружья у кожаного мешка нет — принялись деловито поправлять свою плотину, время от времени поглядывая на Егора с презрением. Тот стоял на берегу, в бессильной злобе сжимая кулаки и осыпая бобров проклятиями. Видя, что его игнорируют — стал кидаться в них камнями. Бобры попрыгали в воду и скрылись из вида. А Егор поклялся отомстить.
Через месяц, ценой неимоверных усилий он подстрелил двух бобров, но победа была пирровой — за это время они вытоптали его делянки окончательно. Всю зиму он лелеял планы мести, купил четыре капкана, прошерстил интернет — изучая повадки этих зверюг и как на них охотиться. И весной встал на тропу войны, для начала отправившись на разведку, ну и лопату прихватил, грядки выкопать. В своей грядущей победе над неразумными животными, посмевшими бросить вызов человеку — он не сомневался.
Однако выйдя на берег Кулемки — выронил лопату из рук. Выше и ниже старой основательной плотины его старых недругов были видны свежие следы постройки ещё двух новых. Из чистого упрямства грядки он всё таки вскопал и даже засадил и с тех пор началось его непримиримое противостояние с бобрами, продлившееся всё лето. К осени на его счету было три тушки молодых, неопытных и потерявших осмотрительность бобров, а звери принялись возводить четвертую запруду.
Егор бросил клич охотникам, назначив за бобров хорошую цену, рассказав легенду, что нужна ему их струя, для настойки. Впрочем, и саму бобрятину он к тому времени распробовал, мясо оказалось выше всяческих похвал. Если бы ещё не трудности охоты. Закончилось всё в итоге тем, что охотники в поисках бобров наткнулись на остатки грядок, доложили участковому, тот их безжалостно вытоптал. А Егору досталось всего две тушки, всё что смогли добыть.
— Сам их карауль, — разводили охотники руками. — нам лучше лося по зиме добыть, чем этих бестий выслеживать. Или они тебе золотыми встанут, а за такие деньги дураков нет.
Потом Егора поместили в реабилитационный центр, но бобров он не забыл…
— Так, всё! — Стукнул кулаком по столу Анисим и обратился к Конону. — Это наши бобры и не сметь их трогать! Вернешься домой на брянщину, что хочешь со своими там делай! А наши будут плодиться и размножаться! Ещё Егору пару семей в Известковое подселим, вот он обрадуется! Тоже мне, нашелся Конан-варвар, истребитель бобров!
Талгат с благодарностью смотрел на ветеринара, а Конона с этого времени все стали звать не иначе, как Конаном. Впрочем, тот разницы и иронии не отдуплял.
С крестьянами-переселенцами разобрались и пристроили, а от ста будущих врачей взялись за голову все — и медики, и Захар. Дело хорошее и нужное, только вот медицинский комплекс не был рассчитан на такое количество народа.
— Ты как хочешь, Михалыч, — начал Толян. — но у нас и так сорок человек в обучении, из молодежи. Надо перебираться к Миассу ближе, на Тургояк к Андрюхе. Строить настоящие оздоровительно-лечебные и учебные корпуса, растить кадры и заниматься медициной основательно. Сейчас ужмемся, в несколько смен будем занятия проводить, нам бы хоть времянку попросторней для лекций сколотить, а то никакой полноценной врачебной практики в такой тесноте. Расселить то получится прибывших?
— Постараемся, — неуверенно сказал Председатель, мысленно прикидывая, кого и куда можно ещё выселить. Головой он резоны врачей перебраться на озеро понимал и поддерживал, а вот его ревматизм скрипел тонким противным голосом: «Не отпускай врачей из деревни, одумайся!» — Анатолий, давай с переездом до конца лета обождете⁈ У нас беременных столько же почти, сколько и вообще женщин. А ты в такое время собрался нас покинуть!
— Так у нас Света же акушер, — растерялся Толян. — мы то чем тут поможем? От Олеговского оскала только преждевременные роды могут случиться. А вас мы не бросим, и медпункт укомплектуем из учеников, и сами будем навещать, а то и дежурить вахтовым методом. И это, Захар Михалыч, там казаки не планируют маленькой освободительной войны или хотя бы небольшой спецоперации? Нам сто человек надо учить, акушеров ладно, до осени выучит Светлана, вон сколько декретных ходит. А для анатомии нужны учебные пособия!
Глава 14
Российская империя, апрель 1797 г.
В конце марта, в вербное воскресение, Павел Петрович прибыл в Москву, для участия в церемонии предстоящей коронации. Имея смутное представление о том, каким город станет в будущем — морщился при виде открывшейся неприглядной картины. Как-то не вязались глянцевые иллюстрации с величественными строениями с тем, что предстало его взору. Мартовское солнце подъело сугробы и на свет божий вылезли продукты жизнедеятельности как людей, так и гужевого транспорта. А разительный контраст между помпезными особняками знати и убогими лачугами горожан ещё больше погружал в уныние.
«Зато церквей, блядь, понастроили!» — негодовал император. Иногда накатывало бессилие — каким образом сдвинуть эту неповоротливую махину, под названием Российская империя с накатанного пути. Ведущего её в череду войн, гражданских противостояний, и если верить потомкам — под практически внешнее управление в будущем. А книги, предоставленные потомками — были фрагментарны, ясных и четких рецептов, как обустроить Россию — в них не было. Ещё и про него такое понаписали, что хотелось плюнуть на реформы и все силы бросить на создание репрессивно-карательного аппарата. И всех, тормозящих развитие страны, цепляясь за свои вольности и привилегированное положение — в лагеря. Как там эта фраза звучала — «На свободу с чистой совестью» кажется?
