топорами – и снова ничего. Затем стали рубить, ведь двери казались деревянными – и снова ноль. Мало того, не знаю, какое это дерево было, но от наших топоров там даже царапины крошечной не осталось. Выдохлись мы от бесполезной работы и невольно на единственную открытую ячейку уставились – на ту, из которой плюшевый кролик выбрался. Я решил проверить, что там, и полез наверх – дверь то, как никак, на трехметровой высоте.
Забрался, в общем, руками за край зацепился, подтянулся, и лицо в тьму-тьмущую подставил. Жутко в черноту такую глядеть.
– Ну, как? – Микола спрашивает. – Есть там что?
– Нету там ничего! – говорю и назад спрыгиваю.
– Полезем или нет? – Микола спрашивает.
– Я там от страху умру через четыре метра. Ты хочешь, лезь, а я лучше здесь сдохну. У меня клаустрофобия. Тут хоть свет есть.
Внезапно стоваттная лампочка моргнула пару раз, но не погасла. У меня лоб капельками пота покрылся. Что ж тут такое твориться, думаю.
– Открой… открой… – вслух повторяет Микола и подбородок чешет, будто думает. – Что же надо открыть?
Не додумал он мысль, носом зашмыгал. В воздухе пахло гарью, теперь и я это чувствовал. Оглядываемся, думаем, что же тут горит то, а потом видим: это половинка подушечки, прилепившаяся к квадратной двери. Из-под неё дым идет. Топоры наши не смогли прорубить материал, а это тварь спокойно прожигает материал.
Дымок, тем временем, резвее завился. И зеленые внутренности разрубленной подушечки на пол капают. Дверца насквозь прожигается. Темные дыры уж видны. Мы отошли немного, захваченные зрелищем и ждем, что дальше будет. И тут в дверь с той стороны ячейки стукнулось что-то тяжелое.
Бум!
Мы топоры наизготовку, конечно, а за дверью снова – бум! Словно рвется что-то на свободу.
– Вот гадство!– ругается Микола. – Кого там еще несет?
Мы отступили на шаг, носами грозно шмыгнули и топоры покрепче сжали.
30 серия. Чмошник
Дверь, за которой мы ждали гостя, находилась в третьем ряду в центре. Прямо напротив наших глаз. Из-под дыма и сползающих останков мертвой плоти, черные прожигаемые дыры вытянулись вниз, образовав две узкие щели.
Бум!
Мы отступили еще на шаг. В темных пробоинах мелькнуло нечто бледно-телесного цвета. Не похоже на плюшевого кролика.
На третий удар дверь не выдержала и разлетелась в тысячу щепок. Наружу, словно ядро из пушки, вылетело нечто живое, извивающееся в прыжке. Оно сразу влепилось Миколе в лицо четырьмя конечностями. Он даже не успел вскрикнуть. Топор выпал и он вцепился двумя руками в неопознанный биологический объект.
Микола не мог кричать по той простой причине, что вся его голова целиком находилась внутри живого существа. Мой мозг отказывался идентифицировать зверя, но отчаянно пытался найти подходящую ассоциацию. Животное походило на бесшерстную мускулистую собаку с видоизмененными конечностями. На конце звериных лап развитые крошечные ладони с четырьмя пальцами. Голова без шеи не имела морды. Она была полностью полой внутри. Чтобы понять, что это такое, нужно представить себе бульдога с абсолютно полым черепом. Форма головы представляла собой усеченную сферу. С помощью крайних мускульных мышц существо закрывало и открывало пустоту, натягивая поверх кожу-веко. В общем, голова зверя представилась мне одной сплошной пастью. На счастье Миколы – беззубой. И вот внутри этой головопасти сейчас находилась голова паренька.
Я орал от ужаса, но не мог применить топор, поскольку нечаянным образом боялся отсечь голову напарнику по несчастьям. Немного отойдя от шока, я взялся за задние лапы-пальцы безмордой собаки и из всех сил потянул на себя.
Её губы (или то, что я называл губами) с упорством сжимались вокруг Миколиной шеи. Паренек задыхался и уже упал на колени. Я потянул собаку сильнее, кричал, чтобы отпустила, иначе разрублю ее на кусочки.
Собака, благодаря моим усилиям, растянулось в воздухе, края пасти медленно и неохотно приоткрывались, скользя по Миколиной шее. Я потащил дальше, отступая назад и приговаривая что-то успокоительное. Скорее для себя, чем для Миколы.
Вскоре пасть твари разомкнулась и я грохнулся на задницу, все ещё держась за её задние лапы. Собака зарычала, щеря и поворачивая голову-пасть в мою сторону. Я в ужасе отпустил её пальцы и она припустила к дальней стене. Микола медленно приходил в себя. Лицо, волосы паренька были сплошь в слизи и слюнях. Он широко раскрыл рот и хватал воздух жадными длинными глотками.
– Ты как? – спрашиваю.
А он глаза свои выпучил и говорит:
– Где гадина? – и руками вокруг себя шарит – Убью!
Тут мы одновременно к дальней стене головы поворачиваем. Собака головопастая тупо бьется о металл. Разбежится пару метров, дырявую часть головы закроет и в стену – бум! Так раза три-четыре. Почти смешно было, если б все это происходило не на самом деле.
Микола, тем временем, крадучись на четвереньках подполз к топору, схватил покрепче и ко мне обернулся со злобным оскалом. Мне даже боязно стало, а вдруг у него рассудок помутнился?
Безмордая собака перестала о стену биться, будто почуяла Миколин замысел. Но в действительности её привлекло нечто другое. Головопасть нюхала воздух, то сужаясь до узкой щели, то раздвигаясь до широкого круга. Животное привлекли трупы. Один из них, который был без головы, лежал рядом в луже крови и мозгов. Собака к нему просеменила на лапах-ладошках. Встала над смачным кроваво-склизким куском мяса, подумала немного, а потом пасть как раскроет и хопс – заглотнула кусок и в желудок себе, не разжевывая.
Мяса там было завались. Мяса или мозгов – Микола рубил от души – повсюду ошметки раскидало. Собака бодро принялась за трапезу. Кусок найдет и в нутро отправляет. Миколе того и ждал. Животное пьяное от еды, ничего не видит, ничего не слышит.
Микола подкрался к зверюге сзади, как индеец, топор занес, прицелился точно в хребет и ка-а-ак врежет со всей дури. Но он недооценил собачонку. Резвой она оказалась чрезмерно. Вильнула в самый последний момент в сторону, так что топор чуть ли не по самую рукоятку в деревянный пол ушел. А собака, будто ничего не произошло, тут же рядом дальше сочную падаль перерабатывает.
Злой от неудачи, паренек пыхтит весь, топор из пола выковыривает. А как вытащил, то снова ударил. В этот раз без прицела. И снова в пол. Микола ругается раздосадованный, топает ногами, грозит кулаками, а я сижу, смотрю на весь этот
