уже лечу. Сквозь воздух, бьющий мне в лицо, впереди меня облака, а среди них плывут по небесам корабли Кайзера. Они уничтожили Вердан, превратили в руины Париж, они и горы сравняют со степями, если их повелитель прикажет. Однако всё же они не могли ничего сделать с телепортацией над их головами. И помех на такой высоте не было, ведь излучатели работали по земле.
Мы же мчались всё быстрее, но в какой-то момент достигли максимальной скорости. Из-за веса я летел быстрее всех, поэтому поверхность моей брони начала нагреваться. За собой я оставлял пар. Первыми открыли парашюты простые смертные, я же летел словно комета, лишь под конец дёрнул за кольца, слегка сбросил скорость, после чего с грохотом приземлился на палубу, что прогнулась под моей мощью.
Флагман не накренился, но верхняя обшивка повредилась, как и пролегающей под ней трубы и артефактные кабели. Тут же начала выбегать охрана, по нам открыли огонь с соседних корветов, не из орудий, а из пулемётов, которые не смогут повредить броню, но уже превращают в фарш наших солдат. Щиты мне тоже разрежают понемногу.
— Так и знал, что мы здесь встретимся! — раздался голос Гинденбурга, который среагировал спустя небольшую паузу и тут же на меня напал. — Ты стал сильнее, и сам Кайзер обсуждал твоё возвышение! Помни об этом, когда будешь умирать!
Первым делом столкнулась в поединке наша воля. Это вызвало ещё большую деформацию обшивки, металл гнулся словно картон, очерчивая границу нашей битвы. Мне сразу же вспомнились сражения с Владимиром. Гинденбург также использовал «антимагические» выпады, сводя на нуль многие мои ментальные атаки.
Кроме того и само сознание Гинденбурга превратилось в нерушимый форт с неприступными бастионами. В глаза мне бросилось и ожерелье, напоминающее тот артефакт, который я вырвал с Баторе, на первой нашей встрече. По всей видимости учёные Германии совершают прорывы везде и сразу, и в усилении психики солдат, и танки вон, и флот небесный у них хорош…
Но не дрогнул я, ведь и за моей спиной стояла вся держава. Пусть весь мир смеётся и не верит в возможность создания философского камня. Но мой боевой костюм уже сияет и барьеры мои способны останавливать крупнокалиберные снаряды. Воля моя же становится законом для армий, и даже несмотря на нашу ссору с мастером, я многое у него перенял, прежде чем он отказался вести обучение.
Опыт, знания, сила, технологии, упорство и самоотверженность — глупцы те, кто противостоит нам, ведь нас умирать, но делать. И сюда мы пришли не за медалями, не для того, чтобы показать эффективность доктрин или тех же технологий. Мы пришли убивать и побеждать, жечь и рубить, чтобы ни одна тварь не зарилась на наши границы. И неважно что говорит разведка или статистика, на зло цифрам будем делать вопреки.
— Встречайте папу, ублюдки! — раздался голос Сталина, с грохотом приземлившегося на палубу.
Загрохотали его пушки, заорали закреплённые граммофоны, чтобы каждый немец здесь слушал похоронный марш. Психологический эффект музыка оказывала нехилый. Телепортатор выкладывался на полную, телепортируя одну роту за другой. Вместе с этим солдаты не просто летели в сторону кораблей, они отстреливались и бросали гранаты. Даже если врагу удавалось сбить кого-то, то возможно этим кто-то был поручик в экзоскелете, являющийся бомбой, которая при падении устроит огненный ад на палубе.
— БИПЛАНЫ!!! БИПЛАНЫ!!! — орал капитан на мостике, подгоняя лётчиков, что покидали эсминцы для того, чтобы вступить в воздушный бой.
Но враги ещё не понимали с чем столкнулись. Война с французами тоже была жестокой, но она… она была другой. Французы, когда кончались патроны — сдавались. Русский солдат же бежал вперёд на штыки и пули, после чего хватал винтовку врага, после чего наносил удар лопаткой, каской, простой кулаком, зависит от того, что у него будет под рукой.
Большинство ближних боёв всегда инициировалось русскими солдатами. Однако недалеко ушли и лётчики, готовые идти на таран, лишь винтами повредить хвост вражеского биплана. После откидывания бомб или даже вовремя разведки, они при виде противника тут же вгрызались в глотку.
И пусть с таким подходом, что солдаты, что лётчики жили не очень долго, но зато даже опытный ас с сотнями успешных вылетов боялся вступать в сражение с русским пилотом. Потому что никакой дуэли не будет, будет грызня и резня, в которой кто-то боится за свою жизнь, а кто-то готов сдохнуть, но сделать.
— Ха-ха-ха, — смеялся Гинденбург, обмениваясь со мной ударами.
Одним за другим он использовал одноразовые артефакты. Одни создавали бураны, в других скрывалась мощь вулкана. Меня пытались сдуть потоками воздуха, обращали против меня молнии, но всё было тщетно.
Впрочем, и сам я не мог достать до Гинденбурга, к которому подключились и другие генералы. Некоторых я не видел, другие использовали редкие артефактные винтовки, которые изрыгали дуги чистой энергии, останавливая мои контратаки. Но всё изменилось, когда прямо рядом с гигантским флагманом, на верхней палубе которого мы и сражались, поднялся экспериментальный эсминец.
Прямо в мою сторону повернулись напоминающие радары изобретения, излучающие магические волны. И вдруг я почувствовал, как магия выходит из-под моего контроля. Должно быть это и есть то секретное оружие, о котором говорил Сталин. Антиполя не давали использовать магию, из-за них засбоил даже мой боевой костюм, равному которому не было в Российской Империи.
— Кажется их телепортатор выдохся, — произнёс появившийся из молнии немецкий офицер, доставший из-за спины пулемёт и открывший по мне огонь почти в упор.
— Отлично, осталось загасить этого уникума. Долго он не продержится, — ответил Гинденбург, на которого антиполя особо не действовали, наверное, он чем-то экранирован, как и другие немцы.
И тут моё сердце пронзила сабля Гинденбурга. Всё из-за того, что руны ослабли, как и мои барьеры. Только вот…
— Жизнь тебя ничему не учит, да? — с оскалом спросил я, глядя в глаза Гинденбурга.
А глаза его забегали, он пытался понять в чём подвох. Преимущество на его стороне, в моём сердце его лезвие, последние резервы расстреливаются прямо в небесах, остатки добиваются при приземлении. Ментальную магию я также не могу на него использовать как в прошлый раз.
И тут его глаза расширились, но было поздно.
— Не может быть… — в ужасе прошептал Гинденбург, рука которого дрогнула, когда огромная тень легла на флот.
В ужасе немцы переводили орудия кораблей на новую цель, отвлекаясь от летящих десантников. В отчаянной попытке победить любой ценой маг-телепортатор превзошёл самого себя и переместил целый склад с боеприпасами. Куски земли, кирпичи, ящики со взрывчаткой, снаряды и даже цистерны
