явном споре, были совсем не дряхлыми.
Пришельцы выстрелили первыми, зеленый разряд мелькнул в воздухе, попав в человека в плаще и рассеялся яркой вспышкой по личному энергетическому барьеру. Реакция людей была мгновенной, солдаты рассредоточились по укрытиям и открыли ответный огонь.
- Что здесь произошло? - спросила Виктория, бессмысленно пригибаясь, когда еще один зеленый разряд пронзил ее грудь. - Я не поняла причину.
- Неуместный вопрос, - ответила Маэтерис. - Возможно даже, что все это произошло не так на самом деле. Воспоминания никогда не бывают точными. Все, что вам нужно знать, это то, что это событие - просто еще одно в ряду обид, воображаемых или реальных.
Воспоминания стали мелькать быстрее, каждое короче предыдущего. Временами была ночь. Одни происходили в горах, другие - в полях, выжженных пустошах, лишенных цвета и жизни, а третьи - в городах, простиравшихся от земли до самых облаков. Однако, независимо от окружения, происходящее всегда было одним и тем же - война и хаос, крики и запах крови, ощущающийся в воздухе, и всегда там были пришельцы того или иного рода. Где-то на краю ее сознания раздался слабый крик, поначалу такой тихий, что Виктория его не заметила. Однако с каждым новым воспоминанием вопль становился все громче, пока не превратился в порыв ветра в ее ушах.
- Что это? - она спросила.
- Предсмертные крики триллиона душ, - ответила Маэтерис деловитым тоном. - Триллион человеческих жизней, отданных за Империум, триллион погибших товарищей по оружию. Капитан несет груз вины за всех них.
Виктория побледнела, не в силах осознать слова Маэтерис. Она, конечно, понимала чувство вины; она увидела свою долю смертей и потеряла многих друзей в бою. Но триллион смертей? Она даже не могла представить себе такое количество людей, не более как абстрактное число. Сколько из тех, кого знал Август, были его друзьями?
А потом видения снова сменились, и на этот раз они были в очень знакомом месте, по крайней мере было ясно где оно находится, даже если она не знала конкретного местонахождения. Виктория узнала переулок на Цитадели, серые стены, другие лепестки станции над головой. Она узнала кварианца, испытывающего одновременно страх и благодарность. Она узнала турианца - не просто турианца, а Гарруса, глядящего на пару лежащих на земле трупов - людей. А потом ее охватило все сразу: волна удовлетворения, которая растворилась в осознании, а затем в страхе и беспросветном ужасе.
Затем она оказалась в гораздо более знакомой каюте Августа, но эмоции, занимавшие ее мысли, были далеко не знакомыми. Даже когда молитва на Высоком Готике сорвалась с ее губ голосом Августа, глубины ненависти к себе и отчаяния остро грызли ее разум, а желание искупления затмило все остальное.
И тут лазган капитана оказался в ее руках. Одна-единственная мысль заполнила ее разум. Общение с ксеносами должно было прекратиться. Все, что нужно было сделать, это выйти за дверь и отправить каждого из них к трону Императора.
- Нет! - воскликнула Виктория, ужаснувшись картине хладнокровного убийства своей команды. Она встряхнула руками, растопырила пальцы, словно хотела швырнуть оружие через всю комнату, но, конечно, оно не собиралось отбрасываться.
Потом она оказалась перед дверью каюты. Голографический замок был красным. Одно касание. Это было все, что нужно, чтобы открыть его. Но что-то остановило ее. Это были ксеносы, но они также были и товарищами, если не друзьями. Они были такими же разумными, справедливыми и цивилизованными, как и люди; он знал это. И все же требования Имперского Кредо были ясны. Тот факт, что они могут быть немного более человечными, чем он первоначально думал, сам по себе не означает, что они также не корыстны в ущерб человечеству. В конце концов, в природе ксеносов было унижать человечество. Порядочный выпускник Схолы Прогениум попытался бы бороться с подобным развитием ситуации, насколько это было возможно. И все же нерешительность переполняла ее, обездвиживала. Это было больше, чем неуверенность или нежелание,
Август рассмеялся коротким горьким смехом. Затем видение исчезло, как и бурная какофония мыслей и эмоций в голове Виктории. Туман мыслей Августа рассеялся, и она глубоко и судорожно вздохнула, собирая разрозненные мысли, пытаясь облечь их в слова. Она перевела взгляд с Маэтерис на находящегося в коме Августа, зная, что должна что-то сказать или сделать, но не зная, что именно.
Маэтерис что-то прошептала. Это был единственный слог, едва слышный, но он привлекал внимание, щелкнув, как хлыст, в ушах Виктории. Каюта снова закачалась, и на этот раз они оказались в огромном сводчатом зале, полном золотых колонн, витражей и потоков золотого солнечного света. В конце этого зала стоял единственный большой трон, сделанный из чистого блестящего золота, поверхность которого была украшена фигурами и странными узорами. На этом внушительном троне восседал еще более внушительный человек. Он был одет в громоздкие золотые доспехи, а у трона стоял гигантский пылающий меч, размером в два роста Виктории. Черты его лица были почти античными, точеными, как у одной из древних статуй самых ранних земных цивилизаций, которую Виктория когда-то видела в музее. Его лицо обрамляли длинные черные волосы, а глаза несли морщины его лет. Они были сомкнуты, а его лицо неподвижно, как у статуи. Для человека, находившегося на аппарате жизнеобеспечения десять тысяч лет, император Августа выглядел удивительно здоровым. Потом к ней пришло озарение. Возможно, это было не то, как на самом деле выглядел император, а то, каким его воспринимал Август.
- Очень хорошо, - одобрительно пришли к ней мысли Маэтерис. - Август видел императора, которому он так преданно служил, только в скульптурах и барельефах.
Эльдар пошевелилась, и глаза Августа распахнулись. Он глубоко и судорожно вздохнул. Он огляделся вокруг, невидящие, его глаза были расфокусированы. И тут его взгляд остановился на фигуре на троне. Его глаза стали очень, очень большими, и вся краска сошла с его лица.
- Мой Император, - прохрипел он, пытаясь пошевелиться, чтобы пасть ниц перед золотой фигурой. И затем голосом отчаяния: - Я подвел тебя. Я позволил ереси поглотить меня.
- Подойди, - голос исходил от фигуры на троне, но его губы не шевелились, и на суровом лице не дрогнул ни единый мускул. Виктория моргнула, и тут Август опустился на колени перед троном.
- Эта ересь была сотворена твоими собственными руками, - сурово сказал Император. Но его тон был ровным, без гнева. - Моя Имперская Истина написана четко.
- Возненавидь ксеносов, - произнес Август убитым горем голосом.
- Воистину. Ибо
