Тут лицо матушки стало серьезным.
— Я не стану делать ничего из того, что может как-либо подмочить репутацию царской Семьи, мам. — потерев нос, соврал я.
— Вот это правильные мысли, Кайа! Ничего из того, что даже потенциально сможет затронуть царскую Семью ты делать не должна ни в коем разе! И я требую, чтобы конкретно в этом случае, твои дела не расходились с обещаниями, как во многих иных! Ладно, хватит об этом. Сегодняшним вечером у тебя будут занятия в тире. — маман вновь прикрыла глаза.
— В тире? — как попугай переспросил я.
— Да. На цокольном этаже этого дома оборудован небольшой тир, там тебя научат обращению с короткоствольным оружием…
— Мам, а что вообще происходит-то?! — я перебил приемную родительницу. — Какое, к чертовой бабушке, короткоствольное оружие?
— Ты должна смочь защитить себя в любом случае. Разве я тебе не говорила, что ты, вероятно, останешься единственной опорой и защитой для своего брата?
И если помру, то у братца опоры в виде меня уже не будет…
— Мама, мне четырнадцать лет. Я несовершеннолетняя. — словно маленькому ребенку разъяснил Жене свою ситуацию. — Да и вообще, если я все правильно понимаю, то владение короткоствольным оружием гражданским лицом — серьезное уголовное преступление, за которое отправляют на каторгу. А я на каторгу не хочу!
— Не совсем. Владение запрещено лишь тем, кому оно не разрешено, а тебе разрешено. — ответила Женя, беря в руки свой видеофон, и через несколько секунд передала его мне. — Убедись сама.
На дисплее ее аппарата я увидел свою физиономию и свои же регистрационные данные плюс некие непонятные аббревиатуры, возле одной из которых, в скобочках, было указано: «разрешено для скрытого ношения».
— Абракадабра какая-то, ничего не поняла. Что это? — поинтересовался я.
— Это государственный реестр лиц, которым дозволено иметь во владении личное или служебное боевое оружие. И ты в этом реестре значишься. Таким образом, все законно, не переживай.
— Это что же, открытая информация? — поразился я.
— Разумеется, нет! — ответила маман.
— Мам, у меня не так давно была попытка самоубийства, и я долгое время провела без сознания. У меня также серьезные проблемы с памятью. Поинтересуйся у любого, и тебе ответят, что твоя приемная дочь — инвалид (правда, не уверен, что подобных правдорубов найдется сколько-нибудь много). Ну и, конечно, тот факт, что некоторое время я провела в сумасшедшем доме…
— Я знаю житие твое, не нужно его мне пересказывать. — подразнила меня маман, не давая договорить.
Я ущипнул себя за щеку, а затем на всякий случай и матушку.
— Ай! Ты чего это щиплешься-то?!
— Ты что, и правда, доверишь мне оружие? — все еще с трудом веря в то, что этот разговор происходит в реальности, спросил я. — И если это действительно так, то, может, я поучусь обращаться с оружием в какой-нибудь другой день? А то мне еще что-то не очень хорошо…
Головокружение в основном уже прошло, но вот головная боль, пусть и не такая сильная, как ранее, а также тошнота и желание отправиться на горшок «по-крупному» никуда не делись несмотря на выпитые лекарства.
— Милая моя, если, не дай бог, конечно, в какой-то миг ситуация сложится таким образом, что ты будешь вынуждена воспользоваться оружием для защиты, то никто не станет спрашивать у тебя, насколько хорошо ты себя чувствуешь, не устала ли ты и не болит ли у тебя голова. Да это ты и сама уже прекрасно знаешь. У «знатной» барышни, особенно из такой Семьи, как наша, несмотря на количество и качество ее охраны, обязано быть оружие для самообороны. Всегда! Я, например, ношу его постоянно с десяти лет. И да, я доверяю тебе настолько, чтобы разрешить иметь столь опасную вещь.
Что-то изменилось, что-то определенно изменилось…
Позже. Вечер.
— Очень хорошо, с теоретической частью ты разобралась весьма скоро… — сообщил мне Сергей, один из бастардов деда, приехавший с нами в Петербург, после того как я в очередной раз повторил вслух то, чего ни в коем случаенедолжен делать, когда оружие в руках, затем снял и поставил на предохранитель вновь, после чего перезарядил оружие тренировочными патронами. — Понравилась новая игрушка, да?
— Просто нет слов, Сереж! Вещь! — честно ответил я, разглядывая доставшийся артефакт.
Компактный револьвер с самовзводом и с барабаном на шесть патронов. Темно-матовый металл, с узорами, словно на дамасской стали. Не массовое производство, штучная вещь. Красиво данное орудие войны — просто нечеловечески, что не мешает ему быть чертовски эргономичным. Это, пожалуй, самый удобный (и самый красивый!) «короткоствол» из того, весьма скромного, правда, числа, что мне доводилось держать в руках. В руку Кайи он лег просто идеально, будто бы его рукоятка, выполненная из некоего приятного на ощупь полимера, была изготовлена специально для нее. И вполне возможно, что так оно и есть. Тяжел, но в меру, приятная тяжесть, не производит впечатления игрушки.
«Тяжесть — это хорошо! Тяжесть — это надежно!». — вспомнились мне слова Бориса Бритвы, из фильма «Большой куш».
Не люблю оружие, но, заполучив конкретно эту «пушку» в свои лапки, выпускать ее из них уже не хотелось категорически!
— Тогда давай постреляем! — улыбнулся мне он. — Заряжай!
Положив револьвер на столешницу, где лежали три пачки патронов, я надел наушники для стрельбы, а затем вновь взял в руки «ствол» и откинул барабан, в очередной раз поразившись тому, как четко и плавно работает механизм. Выкинув из барабана тренировочные патроны, снарядил свой первый боевой, на капсюле которого, помимо характеристик, была буква «Ф».
— К стрельбе готова. — произнес я, после того как снарядил барабан всеми шестью патронами, захлопнул и, удерживая оружие обеими руками, прицелился в мишень.
— Стреляй! — скомандовал Сергей.
В помещении тира раздался звук выстрела.
— Кайа Игоревна… — вернул меня из воспоминаний голос Председателя.
Но как же все-таки вовремя приемная мать решила вооружить свою приемную дочь, меня! Прямо не верится, будто это всего лишь совпадение. — подумал я, продолжая рассматривать свою юбку. — Интуиция на грани предвидения…
«Твоя мама, в некотором роде, психологический феномен. У нее десятки, если не сотни различныхя… Женя в состоянии успешно сыграть любую роль, каковая ей выпадет.». — вспомнились слова Леры, а затем и то, что я услышал от галлюцинации. — «Память о возможном, да. Очень правильная и отражающая суть формулировка.».
Наверное, это и есть сумасшествие, если я начинаю верить словам галлюцинации, но…
Мне действительно необходимо разузнать все, что только смогу о прошлом этой женщины. Готов поставить свой последний рубль на то, что там найдется немало интересного.
— Кайа Игоревна! — Председатель слегка повысил голос.
— Извините, задумалась. — ответил я, поднимая взгляд на Председателя суда.
— Рад, что теперь вы все же с нами, барышня. — ответил тот. — Как мы выяснили, владеете вы оружием законно, но скажите, пожалуйста, для чего может потребоваться револьвер столь юной барышне, как вы, надежно защищенной Семейной охраной от любой опасности?
Пока я раздумывал над ответом, мадам Вениаминова произвела на меня атаку, ясно дающую понять, что с этим ей помогли, ведь за время, прошедшее с того момента, как я подстрелил ее дочь, помощники мадам при всем своем желании вряд ли бы сумели добыть обо мне такой массив информации, который вывалила перед Председателем эта Вениаминова. Причем информации во многом непубличной!
— Ваша честь… — начала мадам Вениаминова, — вы сказали, будто бы барышня Филатова, которая на самом деле таковой не является…
И вот на этом моменте ее выступления у меня зачесались ладошки! «Таковой не является»?! Что это еще за хрень?! Эта женщина, уверен, не могла на ровном месте просто взять и брякнуть нечто подобное. Похоже, опять какая-то нецензурщина нарисовывается.
Не опять, а снова…
Я выразительно посмотрел на Семейного адвоката, который, в свою очередь, не менее выразительно посмотрел на меня, мол, спокойствие Кайа, сиди и не дергайся.
