Глава 14
— Я не знаю, кто вы, молодой человек, ваши анкетные данные мне ничего не говорят, не знаю — какую игру вы затеяли, — задумчиво проговорил главред, — но если вы так глубоко осведомлены в некоторых делах, то скажу вам прямо… Я возьму вас на работу. Не примите это за слабость, что я поддался на шантаж. У нас хоть и госучреждение, а законы в этой всей писательской кухне, как на загнивающем Западе. Иногда и по головам приходится идти. Одному не выжить… Если вы действительно окажетесь мне полезны, то, возможно, далеко пойдете.
— А как же талант? — улыбнулся я.
— Талант писателю нужен, безусловно, но и без него можно неплохо устроиться. Популярный писатель — это не тот, кто талантлив, а тот, чьи книги издают. Вы же понимаете, о чем я?
— Соглашусь с вами и с этой вашей правдой жизни… Но все-таки я за талантливых. Не могу считать пока себя таковым, у меня нет значимых работ. Но, поверьте, я быстро учусь.
— Насчет вашего таланта — не знаю, но, по крайней мере, в уме и сообразительности вам не откажешь, — проговорил Мизин. — Хотел бы я взглянуть на ваши рассказы…
— Завтра принесу, — пообещал я.
— Ну что ж, ступайте пока, оформляйтесь, а я подумаю, как использовать ваши таланты.
Он красноречиво выделил интонацией последнее слово. Мы выпили еще по рюмочке, и я отправился в отдел кадров. Там с некоторым подозрением взглянули на мои сияющие глаза, но ничего не сказали. Я был принят на работу в журнал «Грядущий век», литературным сотрудником с окладом в сто рублей, не считая прогрессивки и тринадцатой зарплаты. Не густо, но начало моей писательской карьеры положено. Ура!
Дальше начнутся публикации, и тогда и с деньгами проблем не будет. Особенно — если у меня хватит ума остаться холостяком. Что-то уж больно густо пошли женщины в моей жизни. Оно и понятно, большинство видных парней в моем возрасте уже, как это говорят, «разобраны». В СССР браки заключались рано. Вообще в Союзе всему было отведено свое время. Отлаженная схема школа — вуз — работа — свадьба — дети работала почти безотказно, предоставляя молодым людям четкую последовательность событий в жизни. За будущее не принято было переживать. Да и поводов не было…
Получив удостоверение сотрудника журнала и постоянный пропуск в здание, я почувствовал себя полноправным гражданином Советского Союза, хотя и раньше мне никто в этом не отказывал. Наверное, потому, что человек в нашей стране не должен быть безработным, даже если является оным на вполне законных основаниях и всего несколько дней. Было всё-таки в этом статусе ощущение какой-то неправильности в глазах окружающих, которое будто бы по воздуху передалось и мне. Как бы то ни было, завтра я должен явиться к девяти часам в редакцию. А пока можно было повидать Ларису и забрать распечатки своих рассказов да изгнать из буйной моей головы пикантный утренний образ кузины.
Эх… Хорошо все-таки жить.
Столь игривые мысли были вызваны употребленным коньячком и вообще — хорошим настроением. Я не забыл заскочить по дороге в «Кулинарию» и купить торт. Кроме рыбы, Пименова любит сладкое — это я тоже помню.
Когда смеркалось, я вошел в подъезд нужного мне дома и позвонил в дверь квартиры двести семь. Хозяйка открыла мне сразу. Ждала. И наряд на ней был не в пример прежнему — куда презентабельнее. Я, признаться, и не помнил у нее мини-юбки из красной в черную клетку шотландки и такой обтягивающей белой блузки. Поразительно, но Лариса словно предчувствовала, в каком именно образе следует предстать передо мною сегодня.
Тортику она обрадовалась не меньше, чем мне самому. Сразу в прихожей отняла его у меня и унесла, позволив полюбоваться, как сверкают ее бедра под подолом мини. С кухни доносились влекущие ароматы, а я пребывал в тупике. С чего начать — с ужина или…? И, подумав, решил, что лучше все-таки сначала поесть, затем — пообщаться на отвлеченные темы, и уж потом… Хозяйку мою такая программа тоже, видимо, устраивала. Во всяком случае, она накрывала на стол.
Жареная картошка с мясом оказалась превосходной, а еще маринованные грузди и прочие соленья, ну и немного водочки. Тем более, что пока я добирался в это гнездышко по выстуженному городу, коньячные пары из моей головы повыветрились. Однако и водочкой я не злоупотреблял. Это же не с друзьями-приятелями литературные дела обсуждать… Там ста граммами вообще не отделаешься… А здесь более пятидесяти нельзя. Лариса тоже пригубила чуть-чуть, для куража.
После ужина, дабы приятно потянуть время, хозяйка показала мне мои рассказы, распечатанные в трех экземплярах. Напечатано замечательно, ровно, чисто, с полуторным интервалом, без ошибок и опечаток — хоть сейчас в журнал. Знаки препинания тоже расставлены как надо. Можно было не сомневаться. Однако влетело мне это в тридцатник. Хорошо, что рассказы небольшие, а то я совсем бы остался ни с чем. Нет, теперь буду печатать сам, на работе. А с первого гонорара куплю все-таки себе пишущую машинку.
Сначала дело, а потом — веселье, так говорили герои Стивенсона. Покончив с делами, мы перешли к этому самому «веселью». Лариса накинулась на меня как голодная тигрица. Сравнение заезженное, но в данном случае оно точно отражало суть происходящего.
Девушка успокоилась, только утолив свой «голод». И мы долго лежали рядом, отдыхая. Я рассказал о своих успехах, но умолчал о самых остросюжетных приключениях. Реакция любовницы оказалась несколько неожиданной.
— Значит, ты ко мне больше не придешь? — спросила она.
— Это еще почему? — опешил я.
— Потому что теперь тебе не нужна машинистка, — последовал вполне приземлённый ответ. — Да еще и платная.
— Ну так зато мне нужна женщина, — попытался утешить ее я.
— О, у такого парня, как ты, всегда будет много женщин…
Я понимал, к чему клонит любовница, но попадаться в эти сети не собирался.
— Мы свободные люди, — проговорил я. — Ничего друг другу не должны… Лариса, зачем? Нам же хорошо вместе…
— Обычный ответ мужчины, — пробурчала Лариса, выскальзывая из постели.
Увидев, что она надела халат, я понял, что свидание наше окончено. Мне и впрямь пора было домой. Так что я тоже встал с кровати. Подобрал трусы, носки, майку — начал одеваться. В спальню тем временем уже доносились звуки, свидетельствующие о том, что хозяйка квартиры наводит порядок на кухне. Я оделся и заглянул туда.
— Ну, я пойду, — сказал я. — Завтра к девяти на работу.
— Счастливо! — буркнула Лариса.
— Пока! — откликнулся я и вышел в прихожую, чтобы обуться.
Пока я зашнуровывал ботинки, в прихожей появилась хозяйка, сунула мне распечатки и рукописи, о которых я, честно сказать, и забыл. Это можно было расценить, как молчаливый приказ убираться к черту, но я сунул бумаги во внутренний карман, поаккуратнее сложив их пополам, улыбнулся Ларисе, притянул ее за талию к себе и поцеловал. А после молча покинул квартиру. Мостов я не жёг.
Во времена моей первой молодости наш роман развивался несколько иначе. Может — потому, что тогда я был молод не только физически. Представления о том, что в общении с женщинами следует быть рыцарем, почерпнутые из художественной литературы, еще не были опровергнуты жизненным опытом. Нет, я всегда старался не вести себя как свинья в отношениях с лицами противоположного пола, но далеко не сразу понял, что нельзя жертвовать своей свободой ради нахмуренной бровки и нескольких слезинок!
Оказавшись на продуваемой февральскими ветрами улице, я вдохнул полной грудью. Завтра меня ожидало долгожданное погружение в литературный мир, пусть пока еще не на самой его вершине, а лишь среди, так сказать, обслуживающего его персонала у предгорьев, но все-таки уже не на заднем дворе, где топчутся толпы начинающих. Да, пока мне придется читать рукописи из редакционного самотека, определяя, что следует отдать внештатным рецензентам, а что — сразу отправить в корзину, но это ведь уже прямое влияние на литпроцесс. То, что в прошлой жизни у меня заняло годы, сейчас я намеревался провернуть за месяцы.
