за все свои недели и месяцы, которые был вынужден проводить в постели! Падает как специально, бьется руками и ногами, наслаждается своей новой свободой. Как вы думаете, болезнь может вернуться?
— Даже и не знаю, государь. Хотел бы вас успокоить и сказать, что цесаревич излечен. В принципе артефакт лечит окончательно, раз и навсегда. Однако, если лечение поменяло только состав крови, а вырабатывается она все равно прежней, возможно, что придется проводить лечение раз в какое-то время. Случай такой болезни — редчайший такой диагноз, поэтому никакой статистики у меня нет. К сожалению, сам я не позаботился подготовиться более основательно. Впрочем, думаю с большой долей уверенности, что Алексей вылечен полностью. Для подтверждения стопроцентного результата необходимо наблюдение в течении нескольких месяцев.
— Да, мы будем молиться всей семьей! — горячо, с чувством глубокой веры, высказался император.
— Я вот что хотел у вас узнать. Что вы можете сказать еще про грядущие события? Что нам ждать? — спрашивает он после этого.
— Все, что у меня записано, государь, я изучаю каждый день и сразу же сообщу вам о любой важной новости, если увижу ее в своих записях. Значит, впереди у нас выборы. Сто пятьдесят три или четыре места получит Союз 17 Октября Гучкова без него самого. Пятого ноября на выборах в Америке победит Вудро Вильсон. Вот, в общем-то и все важные новости в ближайшие месяцы. Первая балканская война нас тоже ждет с октября.
— Да, с Гучковым нехорошо получилось, Сергей. У вас было знание о его грядущем убийстве? — вдруг заводит свою миролюбивую шарманку император, — Вы могли его спасти?
Вот тебе, бабушка, и Юрьев день!
Тут, значит, стараешься, закалываешь личного врага императора, а тот берет и еще сочувствует убитому за дело.
— Было, государь. Однако, я не стал спасать его. Думаю, вы понимаете, почему именно.
— Тогда очень странно получается. Он должен был принять у меня отречение в марте семнадцатого года, как написано в вашей брошюре. Но, уже не примет, потому что убит у своей квартиры. Как вы можете объяснить такое изменение в его судьбе?
Ого, Николай Второй выявил несоответствие в прогнозируемом будущем и теперь, кажется, намекает мне на то, что это моих рук дело. Я бы и сознался чистосердечно, однако, мое чутье мне подсказывает, что это явно не та правда, которая ему требуется.
Он поделится с супругой этим знанием и, вполне возможно, их отношение ко мне серьезно ухудшится.
Сознание того, что я довольно хладнокровный убийца и лично загнал кортик в сердце непримиримому врагу самодержавия, может мне помешать в моей миссии. Далеко не всем такие личности симпатичны, тут не стоит себя обманывать ни в коей степени. Покойника император знал лично и очень им восторгался, пока тот решительно не перешел в стан его непримиримых врагов. Теперь может сочувствовать Гучкову, его большой семье и на фига оно мне нужно тогда?
Поэтому я пожимаю плечами:
— Не знаю, государь, как объяснить это несоответствие. Наверно, именно тем, что я пришел в ваше время и уже одним этим изменил судьбу некоторых людей. Предсказать, что из-за моего появления поменяется — очень трудно, почти невозможно, государь. Например, вашу историю и вашей семьи, — намекаю я ему на такое обстоятельство.
— Раз вы теперь поменяете историю империи, значит, и Гучков уже для нее не нужен, — даю такое объяснение и продолжаю:
— На самом деле, все лидеры консервативных партий будущей Думы, и Терещенко, и Милюков, и Родзянко вполне могут оказаться на месте Гучкова, чтобы принять у вас отречение. Все они, как минимум, агенты иностранного влияния, если не просто профессиональные враги России и заграничные наймиты! Тем более, Родзянко там точно окажется.
Вот вполне нормальное объяснение явно не случившегося теперь будущего.
Государь кивает головой, принимая мое объяснение.
— Вообще — эта партийная жизнь и выдвижение лидеров в партиях — крайне плохо отрегулированный процесс. К власти во всех партиях приходят только те, кто имеет заграничную поддержку или просто очень богаты — то есть, явно не ваши союзники. Закон о агентах иностранного влияния можно не принимать очень уж срочно. Главное — выявить их всех, пока они ничего не подозревают, а для этого требуются подготовленные кадры в КГБ, результаты их слежки и мои данные, которые я смог подготовить до перехода.
— Когда же вы предлагаете это устроить? Принятие такого скандального закона?
— Да, наверно, как раз перед июлем четырнадцатого года за пару месяцев до убийства эрцгерцога. Чтобы сильно не спугнуть агентов и не насторожить союзников новым законом. Заодно принять закон о военном положении, чтобы собрать всех агентов иностранного влияния где-нибудь в казармах армейских по закону. На полгода и более по итогам дальнейшего разбирательства. Посидят немного, посмотрят на свои будущие статьи про измену Родине и напоют следователям достаточно, чтобы вычислить самых проплаченных и активных врагов. И самое главное — имеющих слишком близкие отношения с иностранными государствами и разведками близко к власти не допускать, — заканчиваю я рассказ.
— Звучит заманчиво. На ваш комитет средства выделены, уже идет набор офицеров госбезопасности и агентов наблюдения, к концу года получится начать формирование отделов при всех губернских городах, — делится со мной государь своей информацией, — Комитет будет главенствовать над полицией и использовать ее инфраструктуру.
— Теперь мы с вами, Сергей, уже обсудили почти все ваши предложения. Что-то я одобрил, что-то пока отложено на будущее. Армия меняет свой заказ, перестраивается к войне по-новому. Флот пока будет получать достраиваемые корабли и не закладывать новые. Продолжает ускоренно строиться железная дорога на север, раз Балтика и Черное море могут оказаться закрытыми для нас и флот окажется взаперти. У меня остался еще вопрос, как вы его назвали — национальный. Про Польшу мы с вами имели разговор, что у вас осталось еще мне сказать?
— Про Финляндию в основном, государь. Ну, еще про литовцев, Лифляндию, Курляндию и Эстляндию, все эти народы живут сейчас под российской властью и все этим не очень довольны. Можно бы на примере Польши их и отпустить, как передовая и демократическая страна, но, если оттуда уйдут русские солдаты, туда сразу же зайдут немцы, англичане или те же освобожденные поляки. Автоматически они окажутся врагами России, ибо, слишком слабы, что-то не быть чьими-то вассалами. Отпускать в свободное плавание их сурово нежелательно и только мировая война с революцией могут такой исход устроить. В обычных условиях сил у Российской империи хватит с избытком.
— И что вы предлагаете?
— Да ничего особенного. Поляки слишком свободолюбивые и их весьма много, тем более, вера католическая боевитая очень. Поэтому с ними все равно придется что-то решать рано или поздно, отпускать или оставлять. Остальные народы не так воинственно настроены к русской власти, да и поменьше их гораздо, к тому же процент русского населения в той же Риге доходит до двадцати процентов, в Ревеле до шестнадцати процентов, поэтому там можно ничего не менять серьезно. В Ковенской и Виленской губерниях русских немного, всего пять процентов. Но, в самых крупных городах, в Вильно и Ковно литовцев проживает самих всего два и шесть процентов, большинство там составляют евреи и поляки, — делюсь своими заготовками я с императором.
— Кроме Финляндии, государь. С ней выходит совсем непорядок. Налогов они не платят, полиция у них своя. Вашего губернатора там убили, граница у них с Россией свободная, все беглецы, террористы и революционеры прячутся у них абсолютно безбоязненно. Такая получается черная дыра в империи, русского населения там не больше, чем в той же Польше.
— Я знаю эти данные. Что вы предлагаете? — довольно сухо меня спрашивает Николай Второй, хорошо понимая, что это его личная вина в таком беспределе со стороны когда-то покоренного народа.
— Как начнется война в Европе, стоит провести военную операцию по замирению Финляндии. Показать, что хорошая жизнь может быстро превратиться в оккупацию и гибель самых рьяных сторонников независимости. Полностью ассимилировать саму Финляндию не получится, но и отдавать тем же англичанам страну нельзя, больно у нее положение стратегическое. А они туда уже лезут, тратят хорошие деньги на разжигание недовольства русской, пусть и номинальной, властью. И еще, нужно обязательно вернуть России Выборгскую губернию. Как оно там дальше пойдет — не так важно, как
