быстро вылезть из окна на третьем этаже посадского терема. Вечерние процедуры для меня — это создание условий для отхода и нанесению урона противнику.
Сейчас же меня ждала картина, достойная кисти лучшего представителя эпохи Возрождения… Красивая, молодая, даже очень, но весьма развитая девушка, стояла посреди горницы.
— Кхе, — сглотнул я слюну вместе с подкатившем комом, а после и прокашлялся. — Ты пригожа, токмо…
Я задумался. Не хотелось портить девке жизнь. Я уже понял, что все те девчонки, которых попортили казаки — товар лежалый и не свежий, подходящий под списание. Грубо? Есть такое, но иначе и не скажешь. Женщина в этом мире товар для мужчины, прямоходящий, постоянно работающий, но без права голоса и мнения. О женщине сговариваются, о ее венчании торгуются. И все пристально смотрят за качеством товара. Может только казаки чуть иначе на эти вещи смотрят из-за острой нехватки прекрасного пола.
И сейчас мне столь аппетитно предлагают испортить прекрасный, юный, чистый товар? У меня дочь в тех же летах.
— Оденься! — выцедил я из себя, борясь с острым желанием накинуться на девушку.
Ефросинья как стояла с потупленным взором, так и стала, не подымая глаз, натягивать нижнюю рубашку.
— Не приглянулась, государь? — спросила девушка, начиная всхлипывать.
— Дура девка! — улыбнулся я. — Молодая, красивая, чистая. Зачем же портить такую пригожую? Еще сыщем тебе мужа доброго и заботливого.
— Чудно, государь, говоришь, — стала немного оживать девка. — И ты ликом пригож был бы, коли не…
Я рассмеялся, наблюдая реакцию девушки. Она посчитала, что оскорбила меня, хотела даже указать на мой главный, по мнению многих, изъян. Кого не встреть, кто осмеливается смотреть в лицо, так сразу же чужой взгляд останавливается на бородавках. Да я и сам понимаю, что дефект разной длинны рук еще можно как-то нивелировать, да он и не бросается в глаза, как и короткая шея представляется не такой уж и диковиной. Но вот бородавки… Уверен, учитывая предрассудки этого времени, что наличие таких наростов на лице могут сопоставить и с каким-нибудь колдовством, или отметкой дьявола.
— Голодная? — спросил я.
Девушка покрутила в отрицании головой, но ее выдал глоток, который Фрося сделала после моих слов. Это организм символизировал, нет, кричал, что нужна пища.
— Садись, поешь. У меня разносолов нет, пусть и царь, токмо и Кашира не Москва, но курица и каша гречневая с салом есть, — сказал я смотрел, как девушка не успевает совладать с чередой подкативших комков в горле.
— Благодарствую, государь, — прозвенела Ефросинья и принялась есть, как только я сдернул тряпицу с большого блюда с едой.
А потом мы уснули. Банально, лежа рядом, но не смея прикасаться друг к другу. Я опасался себя же, что сорвусь и все-таки сделаю то, зачем вообще привели сюда девушку. Ефросинья… а вот она украдкой, но пару раз чуть прижималась ко мне. Но ведь дочка моя вот ровно в этом возрасте, может на год даже старше…
Я решил, что эта девочка, все более и более напоминавшая мне дочь, останется под моей защитой. Понятно, что это чистой воды сублимация, я скучаю по дочке, бессилен что-либо сделать, как-то поучаствовать в ее судьбе, потому я хочу помочь этой девчонке.
Вместе с тем, женщина мне нужна. И чего я убил Марину? Пользовал бы ее сейчас, как хотел я и как не мыслилось ей. Но, нет, правильно, ибо эта стерва подняла бы крик и даже Басманов мог переменить свое решение бежать. Бесы, вселенные в людей, тут, если судить по разговорам, как будто просто постоянное и неотъемлемое явление. Батюшки в церквях десятками изгоняют. Вот и меня бы изгнали. А может и изгонят? В церковь завтра нужно сходить, обязательно, я же истинный православный христианин, хотя тут слово «православный» не так, чтобы часто употребляют, чаще именно что «христианин», ибо вера наша праведная, а остальные от Лукавого. А завтра воскресенье.
Кашира
4 июня 1606 год.
Хочешь рассмешить Бога, расскажи ему о своих планах. Это одна из множеств поговорок, которая говорит о том, что строить планы — то можно, но даже продуманные действия далеко не всегда, да что там, редко, претворяются в жизнь согласно желанию.
Я хотел уже выдвигаться. Чего ждать далее, когда пришли верные мне войска. У меня уже, даже без казаков, больше восьми сотен бойцов. Думаю этого достаточно, чтобы отбиться от любого отряда, что будет послан за мной вслед. Но насколько многими бойцами я располагаю, чтобы вообще оказывать системное сопротивление Шуйскому? Мало, очень мало, а больше и непонятно, откуда брать. Нет, соображений немало, но так, чтобы целый полк и три роты наемников пришли и поклонились?..
И я, окрыленный новыми вводными сразу же повелел готовится к выходу. И меня не ослушались. Я же не уточнил, что предположил, что подготовка к переходу до Тулы займет два-три часа, а не день-два, а то и три. Стрельцам нужен был отдых, причем не один день, нужны припасы, за которым нужно отправить в ближайшие деревни и села, так как в Кашире все, что можно, было подъедено. И сегодня уж точно никто никуда бы не ушел, ибо Воскресенье.
Наверное, это был мой второй самый сложный день в этом времени. Днем ранее пошел в баньку, пусть чуть не помер от угарного дыма оттого, что баня топилась без каких-либо труб. Вроде бы это называлось топить «по — черному», но еще и вениками меня знатно отходили. Ранее, в своем времени, я, бывало, ходил в сауну, но только для развлечения и не то, чтобы фанател от парилки, но что истинного удовольствия я не ощущал, а тут угарный газ, да.
Ну а после бани приложился я к медам. Это же иезуитское коварство! Пьешь, пьешь, голова не шумит, ничего не предвещает, сладенько, а потом… ноги не идут и в голову резко хмель приходит. В грязь лицом я не упал, на лавке ну уснул и ничем иным достоинство не уронил, но назавтра было плохо.
А утром, в воскресенье, обязательная церковная служба, пропустить которую просто невозможно. Я же православный царь! Народ должен был видеть государя в храме, пусть этот храм и деревянный и не вместил и четверти от количества желающих.
Как же поп фальшивил! Какой при этом у него зычный голосина! Он же еще пуще прежнего старался все более громко вести службу, словно именно в громкости вся святость действа. Голова трещала, свечки чадили, ладан раздавался избыточным ароматом. Наверняка, батюшка использовал и годовой запас редких благовоний и, вернее всего,
