Фердинанд, качая головой, пробормотал что-то о глупости Юстокса и создал ездового зверя.
— Юстокс, выбирай, ты можешь либо лететь с нами, либо вернуться в дворянский район, но тебе придётся сделать это на своём ездовом звере, — сказал Фердинанд. — Розмайн, нам пора. Вылетаем, как только ты будешь готова.
* * *
Благодаря ездовым зверям путешествие в Хассе было довольно коротким. По прибытии мы увидели Рихта и старост окрестных деревень, стоящих на коленях перед входом в особняк мэра. Такое внимание к нам заслуживало определённого уважения, учитывая, что сейчас осень, а потому все они были заняты подготовкой к сбору урожая.
Обменявшись долгими приветствиями, мы вошли внутрь. В гостиной, наполненной запахом благовоний, нас ждали цветы и свежевыжатый сок, который Фран первым делом проверил на яд. Я переглянулась с Фердинандом, державшим в руке чашу с соком. Похоже, они не имеют никакого представления, что на самом деле означает фраза «О слуга богов, изволим мы предложить вам самые прекрасные цветы сезона и сок спелых фруктов, преподнести ткань и возжечь благовония, дабы явить вам веру нашу».
— Рихт, как обстоят дела с урожаем этого года? Сказалось ли отсутствие весеннего молебна?
— Увы, да. Как и ожидалось, нас ждут трудности. Остаётся надеяться только на весенний молебен следующего года, — ответил Рихт.
Он и старосты грустно склонили головы. Вне зависимости от того, как тщательно крестьяне ухаживали за полями, без благословения земля всё равно не могла дать им достаточного урожая. Вряд ли они могли рассчитывать на хороший урожай без весеннего молебна.
— Я пришла, чтобы объявить о новом распоряжении храма, — объявила я. — Этой зимой мы отправим двух служителей в Хассе, чтобы убедиться, что тут не осталось тлеющих углей мятежа, и что город заслуживает весеннего молебна.
Рихт так резко поднял голову, словно его ударило током, а по выражению лица легко читалось, как он был ошеломлен тем, что мы по-прежнему ему не доверяем. Я могла понять его чувства, ведь он и весь город очень упорно работали над тем, чтобы заслужить прощение, и всё же было неуместно с его стороны так открыто демонстрировать эмоции, общаясь с дворянами.
— Убедиться в этом, разумеется, важно, — продолжила я, — но моя истинная цель заключается в другом.
— Ваша истинная цель? — спросил Рихт, удивлённо моргая.
— Да, — кивнула я и заговорила более серьёзным тоном. — В течении этой зимы служители, которые остануться с вами в доме для зимовки, воспользуются возможностью научить жителей Хассе, как правильно общаться с дворянами и писать им письма. Похоже, долгое правление предыдущего главы храма привело к тому, что у вас выработались весьма неправильные подходы.
— Неправильные подходы? Что вы имеете в виду? — встревоженно спросил он.
Было совершенно очевидно, что он не осознавал, насколько странно звучали использованные им формулировки. Сейчас ему вполне можно было напомнить, как предыдущий мэр не понял, что фраза «поднялся по высокой лестнице» означала, что глава храма умер, после чего своим высокомерным поведением проложил себе дорогу туда же.
— Вы не понимаете смысла фразы, которой заканчиваете адресованные мне письма, не так ли?
— Смысла… фразы? — неуверенно спросил Рихт.
Он стал беспокойно смотреть то на меня, то на Фердинанда. Фердинанд взглядом указал Рихту на цветы в комнате.
— Выражение, которое вы использовали, дворянами понимается как знак того, что вы приготовите вино, женщин и деньги в обмен на оказанную благосклонность, — пояснил он.
— Что?! Мы даже не догадывались об этом! — воскликнул Рихт, бледнея.
Я могла понять его реакцию: любой был бы шокирован, узнав, что использованная столько раз фраза на самом деле означала нечто подобное. Старосты в шоке округлили глаза, не в силах поверить, что ещё один мэр Хассе ухитрился проявить неуважение к дворянам. Они задрожали от страха перед тем, какое новое наказание теперь ждало их так скоро после предыдущего.
Увидев это, Фердинанд успокаивающе махнул рукой.
— Нередко слова теряют своё значение при смене власть имущих, а отсутствие вина и женщин даёт понять, что вы сами не поняли того, что написали. Поэтому у нас нет намерений наказывать вас. Но можете ли вы представить, как отреагировал бы другой дворянин, впервые получив от вас подобное письмо?
— Я понял вас. Примите мои искренние извинения, — сказал Рихт.
Он встал на колени и низко опустил голову. Старосты деревень быстро последовали его примеру.
— Если вы не понимаете благородных эвфемизмов, проблемы подобного рода будут продолжаться, — сказала я. — Мы надеемся, что вы сможете научиться им у служителей, которых мы пришлём в Хассе. Мне бы не хотелось, чтобы Хассе пострадал снова.
— Мы глубоко признательны за вашу заботу, глава храма, и с благодарностью примем обучение у ваших служителей.
Рихт и старосты смотрели на меня с благодарностью. Похоже, они видели во мне милосердную святую, пусть на самом деле я такой и не была. Подумав, я решила воспользоваться этой возможностью, чтобы заставить их пообещать хорошо относиться к служителям.
— Служители, посланные в Хассе, будут моими представителями. Если вы будете смотреть на них свысока, только потому что они сироты, или как-либо издеваться над ними, я тут же переведу их в монастырь, — объявила я, надеясь, что моя угроза предотвратит любые притеснения. — Я прошу вас проследить, чтобы все жители знали, что служители находятся здесь для подтверждения вашей лояльности и обучения правильному взаимодействию с дворянами. Если в течение зимы не будет проблем, то, думаю, мы сможем провести в Хассе весенний молебен. Всё, что вам нужно делать, это продолжать усердно трудиться.
— Мы благодарны вам, — ответил Рихт.
Рихт и старосты деревень расслабились и вздохнули с облегчением.
— Итак, Рихт, какое у вас имелось к нам дело?
— Как и указано в письме, мы были бы признательны, если бы вы купили у нас нескольких сирот. Честно говоря, нам и так сложно будет пережить зиму, а из-за наказания герцога нет желающих купить их.
Я легко могла представить, как их, попавших в немилость герцогу, везде избегают, куда бы они не шли и к кому бы не обращались. Я, конечно, чувствовала себя виноватой из-за того, что жителям Хассе приходилось продавать сирот, но и не возражала купить несколько детей, чтобы помочь с проблемой, которую сама же и вызвала.
— Я не против покупки сирот. Но как только они попадут в храмовый приют, с ними будут обращаться как со служителями. Они перестанут быть жителями Хассе, поэтому чем они моложе, тем лучше.
Попав в храм, уйти из него непросто. Главная разница с приютом города состояла в том, что детям в Хассе после достижения совершеннолетия давали земельные участки. Однако этого уже никогда не случится с теми, кто присоединился к храму. Попавшие в приют останутся служителями и служительницами навсегда, прожив всю жизнь согласно прихотям благородных.
— Вы не возражаете против покупки маленьких детей? — расширив глаза от удивления, спросил Рихт.
Самых маленьких сирот покупали редко, поскольку их нельзя было использовать для сравнительно тяжёлой работы, пока они не вырастут достаточно большими и сильными. Как ни посмотри, больших денег за них не получишь.
— Я бы предпочла не отбирать будущее у тех, кто находится в шаге от совершеннолетия и получения своей земли. К тому же младшие дети быстрее адаптируются к новым условиям, поэтому им будет легче приспособиться к монастырю. Мне говорили, что Нора, одна из сирот, купленных в прошлом году, к храмовой жизни привыкает с больши́м трудом, так как она ближе всех к совершеннолетию.
— Я понял вас…
Вскоре к нам привели детей-сирот, все младше десяти лет. Одетые практически в лохмотья, в отличие от прошлого раза, они не были покрыты синяками. Никто не казался больным, и все выглядели достаточно чистыми. Похоже, над ними не издевались, поэтому я с облегчением вздохнула, а затем обратилась к Рихту.
