году (когда он возвращался из Карелии, где навещал в колонии Славку Дейнеко). Юра Звягинцев, который сейчас пошучивал над Васильевым, умер от пневмонии в тридцать три года: простудился на рыбалке. Из всей веселившейся сейчас в раздевалке «Ленинского» компании меня пережил, пожалуй, только Дейнеко. Славка не поехал после освобождения в Великозаводск (хотя я уговаривал его вернуться) — остался в Карелии: в маленьком городишке под названием Костомукша. Я вспомнил, что созванивался с ним буквально за день до той моей встречи с лесовозом.
Вслед за парнями я вышел в зал, где уже разминались другие представители «третьей» группы. Ответил на Светино приветствие, подмигнул Лере Кравец (та ухмыльнулась и с другого конца зала послала мне воздушный поцелуй, что заметила Зоя Каховская — погрозила подруге кулаком). Лежик, Славка, Эдик и Юра влились в дружную компанию «третьей» группы. Я за ними не поспешил: рассматривал собравшихся в зале подростков издалека. Вновь и вновь прокручивал в уме утверждения Юрия Фёдоровича Каховского о том, что в одиночку у меня не было шанса спасти Оксану Локтеву. «А если бы я тогда действовал не один?» — промелькнула в голове мысль. Я смотрел на приступивших к разминке юных спортсменов. Прекрасно представлял, на что способен каждый из них (быть может, «загадками» для меня оставались лишь Света Зотова и Зоя Каховская: с ними я познакомился уже в новой жизни).
На папин манер почесал я нос. Подражая Каховскому сощурил левый глаз. Увидел, как Зоя помахала мне рукой — позвала разминаться рядом с ней.
«А если я буду не один? — подумал я (будто бы в ответ на слова „дяди Юры“). — Что если я буду действовать не в одиночку?»
* * *
По пути от Дворца спорта до автобусной остановки (провожали Зотову) я слушал безостановочное щебетание придерживавших меня под руки девчонок. И прикидывал, где раздобуду для похода в городской парк лом или лопату. Сомневался, что без помощи инструмента сдвину примёрзший к земле камень, под которым в сентябре я зарыл украденный в учительской свёрток с ножом. В Надиной квартире я ни лопат, ни лома не видел. У папы в комнатах тоже не замечал ничего подобного. Обратиться за помощью к Каховским означало навлечь на себя ненужные пока расспросы. Оставался единственный выход: попросить инструмент у Вовчика. Я знал, что отец моего рыжего приятеля запирал свой мотоцикл в неком сарае, где почти наверняка хранил если не лом, то хотя бы лопату. «Ну, не руками же они копали для рыбалки червей», — размышлял я.
Обругал себя за то, что не подумал о лопате раньше. «С моими нынешними силёнками и массой тела без неё мне точно не обойтись: я и осенью, до морозов, тот булыжник с трудом сдвинул». Сообразил, что проблема инструмента отодвигала мой поход в парк ещё как минимум на день: до четверга. И это если Вовчик мне поможет. «А если не поможет, то в четверг лбом буду сшибать этот дурацкий камень: с разбегу, — подумал я, — может, и поумнею от этого». Двери троллейбуса закрылись за спиной Зотовой. Мы с Зоей помахали однокласснице рукой и побрели к дому Каховских. Девочка хвасталась спортивными успехами. Она бурно жестикулировала и громко рассказывала, как «запартерила» сегодня на тренировке Зотову (но умолчала, что до проведённого ею болевого приёма Света трижды уложила Зою на лопатки). Звуки её голоса эхом отражались от кустов и уносились в темноту улицы.
Я прислушивался звонким ноткам Зоиного голоса. Улыбался. И ощущал на лице холодные прикосновения падавших с тёмного неба снежинок.
* * *
В среду я узнал, что десятилетнему школьнику не так уж просто раздобыть в Великозаводске тысяча девятьсот восемьдесят четвёртого года лопату или лом. С легендой о моём невероятном и благородном желании почистить от наледи двор я заглянул (с просьбой «одолжить» мне «на денёк» инструмент) и к Надиным, и к папиным соседям. Но даже черенок от лопаты ни у кого не выпросил!
Мои надежды на Вовчика тоже не оправдались. Хотя узнал я об этом лишь в среду под вечер. Утром перед школой рыжий заявил, что раздобудет мне инструмент «без проблем» (и засыпал меня вопросами: интересовался, какой клад я собирался откапывать зимой). Но вернувшись с тренировки, Вовчик уточнил, что «без проблем» случится не раньше выходных («раньше батя в сарай за лопатой не пойдёт»).
Я поначалу согласился подождать выходных. Однако всё же поддался любопытству, не дотерпел до субботы. Оправился в погребённый под снегом городской парк, как и запланировал ранее: в четверг после занятий в школе. Я не нёс в руках ни лом, ни лопату. А как заправский маньяк прятал под курткой блестящий кухонный топорик с молотком для мяса (с надписью на лезвии: «2 рубля 50 копеек»).
В городском парке о приближении Нового года напоминало ещё не присыпанное снегом разноцветное конфетти от хлопушек. Встречалось оно лишь у самого входа на парковую территорию (со стороны Дворца спорта), где порезвилась детвора. Вырезанные из цветной бумаги кружочки лежали на тропинках и на сугробах около деревьев, прилипали к подошвам моих ботинок. Я отошёл чуть подальше от центральных ворот парка — там следов конфетти уже не замечал. Либо так далеко в парк школьники сегодня пока не заходили; либо детишки прошли туда, израсходовав запасы хлопушек около входа. Да и тропинки там стали уже: они будто полоски серпантина змеились между погребёнными под сугробами бордюрами широких аллей.
В четверг днём парк казался безлюдным. До появления здесь снегоочистительной техники мамаши с колясками избегали выбирать для прогулок это направление. Малышне пока хватало для игр и тех сугробов, что скопились во дворах. Упрямо не надевавшие зимнюю одежду подростки не забредали так далеко от тёплых помещений. А собачники в тысяча девятьсот восемьдесят четвёртом году держали своих питомцев на цепи в частных домах, а не водили на поводу (а то и без него) по общественным местам. В городском парке сейчас чирикали прятавшиеся в лысых древесных кронах птицы. Да ещё здесь разгуливали такие чудаки, как я: они воровато озирались по сторонам, придерживали спрятанные под одеждой кухонные топорики.
Вот только я пока не замечал «коллег» с топориками на заснеженных аллеях парка (это вовсе не означало, что они не наблюдали за мной из своих укрытий). Упорно протаптывал присыпанную ночным снегопадом тропинку. И радовался, что снега в Великозаводске зимой выпадало относительно мало, совсем не как в той же Карелии (где я навещал в прошлой жизни Славу Дейнеко): по тамошним паркам я бы зимой в своих ботиночках далеко не ушёл. Немного удивился, увидев детскую площадку с качелями и скрипучей каруселью почти полностью очищенной от снега. Её почистили утром (землю между качелями с тех пор слегка припорошило). Вот только удобные подходы к площадке со стороны аллеи не подготовили — лишь протоптали узкую тропку.
Я едва не промахнулся мимо поворота к знакомому ещё с прошлой жизни оврагу. Но всё же разглядел за стволами деревьев приметный валун (его на треть присыпало снегом). Свернул с аллеи. И тут же провалился в сугроб. Но не по грудь, и даже не по колено. Однако в ботинки снег я набрал. Что вовсе не стало неожиданностью. Побрёл к оврагу (высоко поднимал колени, будто идущий по зимнему лесу лось). Но на дно оврага не спустился — выбрал длинный путь по самому его краю: не измерил, как много с начала зимы в эту яму намело снега. Увидел в просветах за деревьями (зимой обзору не мешал подлесок) спрятанную подо льдом и снегом реку. Направился к берегу, хватаясь за стволы и стряхивая себе на голову снег с молодых берёзок.
Немного промахнулся: выбрался к реке в стороне от заветного залива. Огляделся с высокого берега, внёс поправки в маршрут. Зимой это место, исхоженное в прошлой жизни вдоль и поперёк, выглядело незнакомым. Ворона, наблюдавшая за мной с ветки одинокого дерева, склонила голову, махнула клювом и громким криком призвала меня поторопиться (будто переживала, что я задержусь в парке и не найду в сумерках обратный путь). Я подавил желание метнуть снежком в заставившую меня вздрогнуть птицу. Тихо выругался. Пальцем вычистил из коротких голенищ ботинок уже подтаявший снег. Осторожно побрёл по краю едва ли не отвесного берега к тому месту, где присыпанный снегом залив разрывал прибрежный частокол древесных стволов.
Потратил не меньше получаса на поиски плоского камня, что в сентябре послужил меткой для моего тайника. Дважды едва не соскользнул по заснеженному склону к спрятанной подо льдом реке. Оба раза удержался на краю высокого берега, ухватившись за торчавшие из сугробов голые ветви кустарника. Но оба раза макнул лицо в снег. После очередного падения я невольно вспомнил
