Видишь мы кушаем. Пойди на улицу, да приставай там, пока тебе морду не набьют или стражники не повяжут. Раз ты буйный такой.
- А то, что...? – Задира, сощурил глаза и наклонившись над столом, плюнул в тарелку с только что принесенным супом. Ну дурак, что с него возьмешь.
Последнее, что он смог вспомнить, в избе лечившего ему сломанную челюсть знахаря, это боль от впившегося ему в ухо зубов шишка, и кулак Бера, выключившего сознание. Воин этот, кстати, потом еще и гордился этим происшествием, но это уже после того, как весь город перестал над ним смеяться.
Но я увлекся описанием случая, не имеющего к нашему рассказу никакого в общем-то отношения.
Угрюмый князь дождался, когда все, кроме четверки покинут помещение, встал с кресла и подошел к, поднявшимся со своих мест и вставшим в один ряд друзьям, ожидающих приказа и пояснений. Посмотрел каждому внимательно в глаза, кивнул, соглашаясь со своими невысказанными вслух мыслями и вернувшись медленно на место, сел.
- Вы первые из всех отправитесь в путь. Поедите в отличие от остальных все сразу. Не смогу объяснить вам такое свое решение. Вроде бы простое задание: «Передать приказ и вернуться». Справился бы любой из вас одиночку. Но… - Он снова задумался. - Но интуиция подсказывает мне, что вас нельзя разлучать, а я ей привык доверять.
Сейчас пойдете на конюшню и выберите себе заводных коней, получите харчи на три дня и выдвигайтесь незамедлительно. Жду дружину и ополчение из Новгора не позже, чем через десять дней. Пусть Митрох поторопится. Если вопросов нет, то я вас больше не задерживаю. Перун вам в помощь. – Махнул он рукой.
Федогран выбрал себе великолепную, высокую, белоснежную кобылу, с заплетенной в мелкую косичку гривой, и сильными длинными ногами, на что тут же выслушал ехидные высказывания шишка:
- Теперь точно не доедем. – Вздохнул горько Илька, всем видом изобразив вселенскую скорбь.
— Это почему. – Захлопал глазами, удивленный Бер.
- А ты посмотри на Чепрака, как он злобно косится на своего хозяина, а потом на влюбленно смотрящего на свою заводную кобылу Федограна… Ну… - Он сделал паузу ожидая ответ. – Неужели еще не понял?
- Нет. Что тут можно понять? – Пожал плечами медведь.
- Не умеешь ты работать головой. – Вновь вздохнул шишок.
- Почему это я не умею. Доску дубовую в два пальца толщиной легко ломаю. – Пробасил тот в ответ, улыбаясь и самодовольно оглядываясь, ища поддержки у друзей.
- Дурак ты медведь. – Констатировал шишок. – А недоедаем мы, потому что Чепрак убьет хозяина по дороге.
- Глупость какая. Я и в правду подумал, что ты серьезное что-то скажешь, засмеялся Вул. – А ты просто трепло. С чего ему Федограна-то убивать.
- Не с чего, а из-за чего. – Поучительно поднял палец вверх Илька. И произнес торжественно и громко. – Из-за ревности.
Из ворот столицы четверка друзей выезжала, держась за животы от хохота.
***
- Я принимаю вашу сторону. – Подумал Федогран. – Этот мир должен остаться таким какой он есть.
- Мы верили в тебя. – Прозвучали в голове голоса двух богов сразу.
Новые приключения богатыря Федограна начались.
«Опять скрипит потертое седло. И ветер холодит…». Федогран сплюнул. Вот же прицепилось, и чего вдруг вспомнил? Видел-то этот старый фильм всего один раз и то урывками. Это тогда, когда приставал к деду переключить телевизор на юмористическую передачу, а он сажал рядом, настойчиво предлагая посмотреть: «Какие были тогда люди…». — Вот песня д’Артаньяна, из древнего кино и прилипла к языку.
Бывает же такое. Некоторые вещи вколачиваются в мозг ежедневными многочасовыми, нескончаемо назойливыми, повторяющимися рекламными роликами, звучащими даже из сливающегося бочка унитаза, а такое вот: «Один раз, и навсегда». И помнишь-то из всего что услышал только первые две строчки. Но вот вцепилось, как клещ, прилипло, проросло корнями в душу, и не оторвать. Он улыбнулся и посмотрел на усталые лица скачущих рядом друзей: «Почти мушкетеры, только без шляп и с мечами вместо шпаги». – Он рассмеялся.
- Ты чего? – Красные от недосыпа глаза Бера выражали скорее желание упасть и уснуть, нежели вопрос.
- Так. Вспомнилось, брат Портос. – Захохотал Федор.
- Что за Поротол? – Не расслышал медведь ответ из-за топота копыт лошадей. – Ладно, потом расскажешь. – Махнул он рукой. – Все равно сейчас голова ничего не соображает. Спать хочется сил нет. - Он отвернулся, снова уставившись в пролетающую под копытами коня дорогу.
- У тебя она никогда и ничего не соображает. – Хрюкнул сарказмом сонный Илька, приподняв голову и зевнув.
- А вы, Арамис, будите сегодня дежурить у костра, так, как соизволили дрыхнуть всю дорогу. – Не унимался Федор, повернув голову к потягивающемуся на плече шишку, и смехом прогоняя наваливающийся на ресницы пудовыми гирями сон.
- А кто такой Арахмис? И почему такое ко мне обращение на: «Вы», как к врагу. Чем это я тебя разозлил? Если тем, что спал на плече, то обещаю отслужить, оберегая покой нашей четверки, «бодрственным» дежурством, всю ночь у костра…
- Ну все. Затарахтел. Заткнись, помело… - Пробурчал недовольно Вул, и тоже зевнул. – Сил уже нет слушать твой бред.
Они ехали уже второй день, оставляя за собой километры дорог, и не отвлекаясь ни на что. Даже спали всего три коротких часа, пролетевших как единый миг.
Плюнули, тогда, на все предосторожности с охраной лагеря и дежурствами. Положились на чутье своих лошадей, и Вула, которого дочь Перуна, Девана, ну и конечно же сама волчья сущность, наградили непревзойденным слухом, и осторожностью, и завалились прямо во влажную от росы траву спать. Конечно же они не выспались, и встали, казалось еще более усталыми, чем легли, и потому ехали злыми и раздраженными. Попеременно огрызаясь друг на друга.
Но надо терпеть, солнце еще только перевалило за полдень, а впереди еще полтора суток изнурительной дороги. Надо спешить. Каждый час несет новые смерти и разорения их народу от жадных лап захватчика. И потому они гнали своих лошадей вперед, и вперед по дороге в Новгор. Несмотря ни на что.
Все произошло неожиданно. Береза, прямиком на их пути, рухнула поперек тропы с жутким треском ломаемых сучьев, взметнув в небо облако пыли и листьев. Это наверно и спасло наших героев от
