заканчивают?
Маска Гиппопотама приблизилась, сквозь щелочки для глаз в меня впились карие глаза, зрачки сузились. Конечно, любопытно, почему все в этом клоповнике напялили на себя маски и есть ли вообще в выборе маски принцип. Вот этот любезный — бегемот, это потому что жирный или другая причина есть?
Кстати, на шее Гиппопотама висела толстая золотая цепь с кулоном головы речного животного, стилизованная также, как гепард на моем кулоне. Чуть позже обязательно выясню, откуда у сего действа ноги растут, а пока…
— Простите великодушно, господин Гиппопотам, — я коротко пожал плечами. — Но у меня к вам ответное предложение.
— Говори, сопляк.
Соизволил, значит, выслушать.
— Говорю — не отправиться ли вам в увлекательное пешее путешествие?
— Что ты сказал, недоумок? — прошипел Гиппопотам.
— Говорю, на хрен иди, урод. А вы слышали или тоже в уши долбитесь? — я с насмешкой во взгляде посмотрел на телохранителей.
Даже через прорези для глаз было видно, как качки изумленно вытаращили глаза. Толстяк вскочил, яростно переворачивая стул. Для таких впечатляющих габаритов бегемотик-то у нас достаточно шустрый. Опасное сочетание массы и скорости, движения при этом выверенные. Шуми-шуми, толстожопый… мне это на руку. Под грохот стула звук упавшей на пол цепи не привлек лишнего внимания. Я медленно сжал и и разжал кулаки, разгоняя по рукам кровь.
— Поговори, сопляк, — выплюнул тот, — пока есть чем разговаривать. Смотри мне, если не расплатишься, лично срежу вот этим ножичком твою маску…
Он пригрозил мне, тряся перед лицом ножом. Отпустил мою серебряную цепь с медальоном, голова гепарда глухо ударилась о грудь. Троица явно пересмотрела боевиков про суровых ганстеров.
— Тебе повезло, что я не хочу руки марать в память о Викторе. Конь, Бык, научите сопляка манерам и выкиньте к чертовой матери на трассе. У тебя неделя на то, чтобы отдать долг.
Охранники прибодрились, двинулись на меня — застоялись уже зверушки, выжидая. Бык демонстративно захрустел костяшками пальцев. Конь вытащил из кармана мусорный мешок, чтобы надеть мне на голову. Гиппопотам довольно фыркнул и собрался уходить, но его остановил мой вопрос.
— Куда?
— Чего куда? — толстяк нахмурился.
Ладно, туповат у нас бегемотик. Надо более доходчиво объяснить. Я жестко всадил прямую ногу в коленную чашечку наступающего Быка. Тот согнулся, запрыгал на одном колене, и я добил его наглухо, пяткой в висок. Конь попытался схватить меня в охапку. Не вышло — подбородок жеребца как бы между прочим наткнулся на мою ногу.
Клацнули зубы.
Охранник вздрогнул, стек на пол и застыл в позе страуса, так и держа черный мешок. Маска чуть съехала, открывая густую черную бороду.
— Куда смотреть, спрашиваю, господин Гиппопотам? — я резко поднялся со стула и точным броском цепи выбил из рук толстяка нож.
Как тебе такое, мой хороший? Цепь налетела на его руку, будто разъярёная змея. Ножик бряцнул о стеллаж, упал, путаясь в звеньях цепи. Гиппопотам вздрогнул от неожиданности, покосился на свою опустевшую руку, сжал и разжал кулак. И вернув на меня взгляд, затряс указательным пальцем.
— У тебя пять секунд, прежде чем я разорву тебя на куски. На колени!
— Давайте считать, что мое время вышло, — я двинулся навстречу Гиппопотаму.
— Ну все, Гепард, ты труп!
Толстяк согнулся, уперся ладонью в пол и склонил голову. Потом засипел и на глазах начал увеличиваться в размерах, будто накачанный гидрогелием динозаврик из детской ванны с пузырями.
Дзинь… дзинь!
С таким звуком первыми слетели металлические запонки, когда увеличивающимся запястьям стало тесно. Да какой там гидрогелий, ему как будто в задний проход вставили насос.
Клац!
Треснула золотая цепь с фигуркой бегемота, прежде сидевшая на шее свободно.
Следом послышался треск лопнувшего пиджака, пуговицы рубашки бисером разлетелись по полу.
Я уважительно кивнул, впечатляясь. Неплохо, редкий трансформационный дар, такой в наше время днем с огнем не сыщешь. Передо мной на четырех лапах застыло многотонное существо, с трудом помещавшееся в проходе между стеллажами. Выдох, и запонки, звенья золотой цепочки и пуговицы разлетелись под напором воздуха, хлынувшего из ноздрей.
— Может, вызвать скорую? — я рванул цепь на себя, схватив свободной рукой нож, запутавшийся в звеньях. — Мне кажется, у вас давление поднялось, господин бегемотик?
Махина шутки не оценила и на диалог не пошла, хотя лично я обожаю общаться с противниками в бою — отлично сбивает их концентрацию. Бегемотина подняла голову, в прорези для глаз вспыхнули тлевшие угли бушевавшего пламени. Маска Гиппопотама все еще ютилась крохотным пятнышком на огромной клыкастой роже, недолго, правда:
— Фра-а-а-а!
Он взревел, раскрыв пасть и обдав меня чесночным смрадом. Ну и попер вперед, как комбайн на пашне, щелкая клыками и стремительно набирая скорость. Я пнул перекошенный стол ему навстречу и подпрыгнул на спинку стула, ловко удерживая равновесие. Вовремя — многотонная махина щелкнула пастью, со скрежетом перемолола стол, выплюнув щепки, и влетела в стул под моими ногами.
Прыжок.
Приземлившись на спину монстра, я вонзил в его череп нож по самую рукоять. Броню не пробил, но лезвие застряло накрепко. Будем считать, что это первый гвоздь в крышке его гроба. Махина, не пикнув, продолжила движение. Держась на склизкой спине за рукоять ножа, я свободной рукой прокинул один конец цепи через шею Гиппопотама, завязал узел. Второй конец набросил на гак кран-балки. Тотчас спрыгнул на пол, кувыркнувшись через плечо и сгруппировавшись. Монстр, не успев затормозить, с грохотом врезался в стену в конце прохода. Смял решетки, разворотил окно и застрял башкой в оконном проеме. По бетону расползлись трещины, лампы на потолке закачались.
— Убью… убью… — рычал господин Гиппопотам.
Посыпалась штукатурка, а со стеллажей посыпались с набатным звоном заготовки. Пришлось уворачиваться, и пошустрее — одна из болванок, весом под сотню килограмм, упала ровно в том месте, где я оказался после приземления. Меня там уже не было. Но на полу осталась вмятина.
По складу разнесся вой сирены. Сработала сигнализация.
Гиппопотам приходил в себя после удара, уперся лапами о стену, не без труда высунул башку из проема и, обернувшись, снова взревел. Меня обдало смердящей волной чеснока из его пасти.
— Тебе бы прокапаться, мужик, нервы не к черту, — я поморщился и прочистил уши, с такими звуками можно оглохнуть к чертям.
Одновременно я пятился, подходя ближе к пульту управления краном.
— У-у-убью, Г-г-гепард, — донеслось из его пасти, слова смешались с ревом, растворились в нем.
Махина развернулась, не придавая значения цепи
