своим видом, могла заставить кровь любого, кто посмел бы взглянуть на неё, закипеть физически, от одного только взгляда на девушку...
Еще здесь же были четыре возлюбленные Лейб-стражницы Богини — её гвардия, они же высшие жрицы культа,
Эти девушки получили от Алёны часть божественности. Они парили в воздухе, такие же черные как Алёна и чуть менее прекрасные.
За спинами у девушек раскинулись черные крылья, они были Алёниными ангелами, которых Богиня создала для себя. Одеты все четверо жриц были в короткие золотистые платья и такие же сапожки, их короткие мечи, висевшие на поясах, тоже были золотыми.
Цвет своей кожи они получили от Алёны, но сохранили свои человеческие цвета глаз и волос, да и третьего глаза у личных стражниц Богини не было.
Эти жрицы были самым мощным из творений Алёны, ибо Алёна не просто накачала девушек магией и одарила крыльями, а передала им часть себя самой, часть своего божественного сознания...
Кроме девушек, здесь же был Владимир Соловьев — канцлер Империи, самый верный сторонник Рюриковичей, тот, благодаря которому я и наделил Алёну божественностью и отдал мир в её руки.
Соловьев, единственный из всех, не парил в воздухе, а сидел на мраморном канцлерском троне возле стены. Философ был в сером костюме, его борода была аккуратно подстрижена. Вообще, с тех пор, как он вылез из своего подпространства и поступил на службу к Алёне, Соловьев привел себя в порядок и стал выглядеть гораздо пристойнее.
Как только я вошел в Башню Богини — двери за мной тут же не просто закрылись, а вообще исчезли, на их месте возникла глухая мраморная стена.
Вот это было жутковато, и каждый раз меня пугало...
— Муж одарил меня честью, — прозвенел голос Алёны.
Все её три золотых глаза смотрели на меня, как будто с теплотой или даже с любовью.
Но я знал, что выражению этих глаз доверять нельзя.
Когда Алёна говорила — она не раскрывала губ. Её слова рождались прямо в моем мозгу, минуя слух, Алёна уже давно не прибегала к обычной человеческой речи.
Богиня спорхнула вниз ко мне, потом легко и быстро поцеловала меня в губы...
Потрясающе. Ощущение было таким, будто меня коснулось само Солнце.
Я на миг даже забыл, зачем сюда пришёл.
А Алёна уже отстранилась от меня, взлетела и заняла свое прежнее положение, паря в воздухе между двумя Древами и усевшись по-турецки в потоках магии.
— Шаманов... — начал было я, оклемавшись от Алёниного поцелуя.
— Знаю, — прощебетала Богиня, — Какой у нас по счету Шаманов?
— Третий, — тут же доложил Соловьев, — До него еще два суда. А потом — Шамановы, муж и жена.
— Придется подождать, — пропела Алёна, — Но это не займет много времени, обещаю. Так что останься, Саша. Я дам тебе защищать твоего друга, когда до него дойдет дело. Но только учти, что если он виновен — его ждет кара.
Я молча кивнул.
Я уже однажды видел, как Алёна вершит правосудие, когда казнили Петю, так что понимал, что много времени это и правда не займет.
Пожалуй, мне следует использовать эту временную фору, которую мне дала Богиня, чтобы обдумать линию защиты Шаманова... Хоть я и понимал, что это бесполезно. Против лома нет приема, нет приема и против безумных богинь.
— Граф Соколов, — тем временем доложил Соловьев, заглянув в свой смартфон, — Обвиняется в ереси.
В центре зала тут же метнулась золотая вспышка — из неё выпал бывший Шеф Охранного Отделения Соколов, в железных кандалах, сжимавших его запястья.
Выглядел Соколов паршиво, даже без учета кандалов.
Я в последний раз видел Соколова три года назад, когда отправлял его с моим братом Петей в Китай. И Соколов за это время сильно изменился — на нем было какое-то дешевое пальто, лицо покрылось морщинами, волосы поседели, подбородок зарос жесткой бородой, делавшей графа похожим на дядюшку Сэма с американских плакатов.
Видимо, Соколов за прошедшие годы видел и пережил много дерьма...
— На колени, — приказала Алёна.
Соколов поспешно, но не без труда, пал на колени и поморщился от боли. Видимо, колени у него тоже были больными.
— Долго же ты от меня прятался, — прозвенел голос Богини, — Но ныне — вот ты. А вот я. Ты говорил, что я когда-то была агентом Охранки и подчинялась тебе...
— И это ересь, — тут же поддакнул Соловьев, — Разве Богиня может подчиняться кому-то? Это же бессмыслица!
Ну понятно.
Соколов был виноват в том, что знал человеческое прошлое Богини. А знать такое было запрещено, так что вердикт был уже очевиден.
— Я никому ничего такого не говорил, госпожа, — ответствовал Соколов.
— Да, но ты ДУМАЛ об этом, — пропела Алёна, — Этого достаточно. Ересь у тебя в мыслях, граф.
Я было открыл рот, но тут же закрыл его обратно.
Но взгляд золотых глаз Богини уже скользнул по моему лицу. От Алёны ничего не укрывались.
— Хочешь что-то нам сказать, муж? Если хочешь — скажи. Но только учти, что ты сегодня можешь защитить лишь одного. Так я решила. Чтобы ты не наглел. Так что если будешь защищать Соколова — не сможешь уже защитить Шаманова...
— Я ничего не хочу сказать, — я пожал плечами.
Сам Соколов на меня даже не смотрел. В принципе мы с ним были врагами, он же предал меня в Китае, киданул меня вместе с Петей...
Но это, конечно, не делало Алёнины обвинения менее абсурдными.
— Смерть, — прощебетала Алёна, — Расплата за ересь — смерть. Оцени мое милосердие, Соколов. Я убиваю твое тело, но не трогаю твою душу.
— Спасибо, — буркнул Соколов.
Зеленоглазая девушка-ангел выхватила меч и подлетела к графу.
Соколов даже не дернулся, он принял смерть достойно. Золотой меч пронзил его сердце, граф шумно и резко выдохнул, а потом повалился замертво.
Через миг его труп исчез, растворившись в золотых искрах...
— Следующий — Беренцев, — доложил Соловьев.
Я понятия не имел, кто такой Беренцев. Судя по фамилии — какой-то разночинец, магического клана Беренцевых не существовало.
Беренцев возник в центре зала, он оказался мрачным мужиком неопределенного возраста. В отличие от Соколова, кандалов на Беренцеве не было.
Вот это было уже что-то новенькое. Раньше Алёна разночинцев лично не судила, видимо, Беренцев сделал нечто исключительное, чем и навлек на себя гнев Богини.
— Обвиняется в
