— Вон оно что…
— И потом. Мы с ним, пока ехали, потрындели кое о чем. И заметил я, как про немцев речь заходит — меняется он весь. Руки — те ажно белеют, как он в руль вцепляется! Неспроста это, Борисыч, ох, неспроста!
— Ну… не любит он их сильно.
— Не то! Не любит — так и мы никто с ними в обниманки играть не станем. А его — так аж колбасит всего. Хотя, виду старается не подавать, это да.
— Ха! А форму их носит — словно в ней родился! И говорит по-немецки, словно прирожденный фриц. Охрану вспомни — как он их построил-то! На раз-два!
— И об этом я думал… Придумки его — с костром вчерашним и вшами помнишь?
— А что, толково придумано!
— Угу… я вот Якова пораспрошал… сам-то он не говорун, знаешь, поди?
— Ага. В час два слова — считай, речь толкнул!
— Ну да. Вот он мне про соседа свово, от которого такие вещи слыхивал, и порассказал. Знаешь, откудова такой сосед вернулся?
— Так, с Колымы же! Он сам про то и сказывал.
— То-то и оно, что с Колымы! И сидел он там, а не просто лес валил! Оттель и все эти фокусы. С уголовным прошлым наш товарищ-то!
— А комсомол? Билет-то у него откуда?
— Хм… это да, незадача. Не приняли бы такого в комсомол-то… Однако ж и рана у него в ноге, да и замашки эти — человека так пописать… Опять же, заскоки какие у него бывают — сам видел!
— Ну голова-то съехать может и по другой причине… Видывал я таких — опосля контузии. И не такие фортели народ творил!
— Так ты, Борисыч, думаешь — контуженный он?
— И не раз! Рану у него на спине видел?
— Спрашиваешь!
— Так и прикинь — как так рвануть должно, чтобы осколки столь плотно рядышком легли?
— Дык… рядом, должно быть…
— Ну и представь — у тебя граната в полуметре от башки ахнет, по-каковски заговоришь?
— Ну…
— То-то же! Контуженный он, точно тебе говорю! По уму — в медсанбат такого надо бы, да где он? А ты — немец!
— Да не… я такого и не говорил!
— А! Уголовник — один хрен! Нет, то, что с ним неладное что-то — и я вижу. Но делать-то что? Он башкой своею рисковал, чтобы нас вытянуть — про то забыл уже?
— Помню.
— Вот! И я помню. И смотрю за ним. Ничего он пока такого не говорил, чтобы подозревать его в чем-то. А что заговаривается… пройдет это. Тогда и побалакаем.
— А пройдёт? Он-то себя, поди, здоровым считает! Скажи ему — лечись, мол — так и окрысится!
— Ты до фига больных на голову встречал, чтобы они себя таковыми признавали? Кого ни спросишь — здоров! Вот кабы он сам себя таковым признал… тут уже и я первый призадумался бы — с чего это вдруг? Человек вроде здоровый, шишек да шрамов на башке нет — а говорит, мол, больной я? Уж не дезертирство ли своё так прикрыть он хочет? Не могу, мол, воевать по причине больной головы. А этот — наоборот! Так что и беда, коли злой? Найдем ему на кого злость эту выпустить…
— Ну, смотри, старшой… тебе виднее. А я всё-таки за ним приглядывать стану. Не ровен час — слетит с нарезки и что тогда? Хорошо, ежели один, да без ножа. А ну как с ним в руках?
— У него и автомат всю дорогу под рукой. Как зверь, с ним в обнимку спит и в сторону не откладывает. Что ж теперь, руки ему на ночь вязать? Не переборщи со своей подозрительностью, Николай! Максим — парень быстрый, да опытный! Опять же — поздоровее многих наших бойцов будет! Нам такие нужны!
— Ну, как скажешь… Однако ж, смотреть буду!
— Только аккуратнее, Коля…
Затрещали кусты, и разговаривающие удалились. Только теперь я обратил внимание на то, что сучок, за который я ухватился, сверкает свежей древесиной — кору с ветки я непроизвольно содрал. Слишком сильно стиснул кулак. Выходит, Кружанков прав? Нет, надо себя как-то получше контролировать… а как?
А всё-таки — моя придумка сработала! Прокатила-таки моя контузия. И ведь в точку угодил!
Скажи я сразу, мол, контуженный, да не помню ничего — как ко мне отнеслись бы тогда? Чему-то, может, и поверили бы, а чему-то — нет. И оружие могли бы запросто отобрать, под предлогом той же болезни…
А вот со вшами — это я рано вылез!
Ага, и чесался бы всю ночь…
В общем, в этот день мы никуда не пошли и ужинали, в итоге, похлебкой из березы. Не «березовой кашей», а натуральной древесиной. В том смысле, что содрав кору с березы, Кружанков соскреб с неё темную массу, которая находилась между собственно корою и стволом, и эту штуку мы заварили в котелках. Оказалось даже вкусно! Но — совсем несытно…
Так что вопрос со жратвой наутро встал самым актуальнейшим образом! Собственно, даже не вопрос — вопросище!
— Старшина, надо что-то с этим решать! — глотая очередную порцию «березового кофе» говорит кто-то из бойцов. — Такими темпами — немцам нас и ловить не надо — сами с голодухи передохнем вскорости!
Взгляды многих бойцов обращаются на меня. Пожимая плечами, переадресовываю их Корчному, мол, он старший — ему решать!
— Максим, — спрашивает он меня, — ты когда до своего тайника добраться сможешь?
— Да хоть сейчас! На мотоцикле — два часа ходу, да назад ещё пара часов. Час на месте. Только и за оружием не мешало бы съездить…
— А это далеко?
— За день, пожалуй, и не обернемся… если только завтра назад будем. Да и небезопасно это, на мотоцикле-то здесь раскатывать. Туда лучше лесом идти.
— В нашем положении, сейчас еда важнее. Давай-ка за ней! Один поедешь?
Открываю рот для ответа, и натыкаюсь взглядом на цепкий взгляд Кружанкова.
— Да вот с ним и поеду! — киваю на него. — Разок прокатились уже, отчего второй не попробовать? Только морду небритую прикроет пущай. Я и сам-то тоже хорош, однако ж, не как он! Пусть переодевается в немецкие шмотки — и поедем!
Сборы не занимают много времени и вот уже мы вчетвером выдвигаемся к тому месту, где запрятан мотоцикл. Вчетвером, потому что с нами идет прикрытие — двое бойцов с винтовками. Они должны прикрыть наш выезд на дорогу и дождаться возвращения.
Мотоцикл цел. Он все так же стоит под кучей веток, которые мы на него набросали. Вроде бы всё тихо, но я трачу ещё час, чтобы обшмонав все кусты, убедиться в отсутствии засады. Её нет, и мы все облечено вздыхаем.
Вытолкав мотоцикл на дорогу, завожу мотор. Он схватывается не сразу, но всё-таки заводится и пару минут стреляет сизыми клубами вонючего дыма. Добываю из багажника коляски офицерскую фуражку (зачем я только её сохранил тогда?) и нахлобучиваю на голову попутчика.
— Если пологом морду прикрыть — издали подумают, что офицер. Лишний раз, авось, не тормознут.
Николай не возражает и делает всё, как я сказал.
Махнув на прощание рукою нашим провожатым, бодро выруливаю в нужную сторону. Доехать до места, в принципе, можно часа за полтора максимум, это при условии, что будем ехать кое-как, прячась от встречных и маскируясь.
Но нам везет — встречных нет. Только одна телега, запряженная понурой лошадёнкой, встречается уже у самого поворота в нужную сторону. Да и то, её хозяин, пожалуй, нас боится хуже смерти. Во всяком случае, он тотчас тормозит и так стоит, пока мы не проедем мимо.
Сворачиваем в лес и снова прячем мотоцикл.
— Значит, так, Коля, — говорю я напарнику. — В этом лесу у нас друзей нет. Немцы — нам не нужны, а партизаны — те нас первыми к стенке поставят. Из-за одежки этой. Так что идем тихо и осторожно. Идешь на двадцать шагов позади и смотришь. За боками и спиной. Ты только не спеши стрелять! В случае чего, я по-тихому попробую разобраться…
— Как с тем офицером?
— А что офицер? Такой же, как и все прочие…
И только отойдя вперед шагов на десять, понимаю, что же я сейчас ему сказал!
Тайник оказался цел — рассыпанный табак отгоняет от него лесных зверушек достаточно хорошо.
Первым делом разжигаю костерок и, вылив из фляжки в котелок воду, ставлю его на огонь.
— Бриться будем! А то я и так уже натрясся, пока сюда ехал…
Выбритый Кружанков даже помолодел. А когда я, использовав последнюю воду, ещё и кое-как промыл его волосы — ещё и похорошел. Относительно, конечно, но на немца он стал похож. Вернее — на прежнего хозяина шинели. Тот как-то больше с ним схож. Не утерпев, вытаскиваю из запасов пачку галет.
— На хоть чего-то укуси! А то в глазах такой блеск голодный…
Прикидываю время.
Нет, до оружия мы сегодня не доберемся… Ну и ладно! Зато еду увезем! И гранаты — тут ещё четыре штуки есть.
За один заход утаскиваем добро к мотоциклу. На этот раз он заводится быстрее, и мы снова выруливаем на проезжую часть.
Позади осталась уже добрая половина пути, когда Николай начинает ерзать в коляске.
— Чего тебе?
— Максим… я это… ну… до ветру бы мне? Прихватило, спасу нет!
Блин, ну на фига ж я его кормил? Его же сейчас пронесет! Тоже мне… добрый доктор Кутяев!
Господи, а это-то кто такой? Откуда я знаю это имя? Что это за доктор?
