до этого свечки жечь приходилось, представляешь?
— Грустно, — признал я.
— Если привыкнуть — нормально, — влез Лёха. — Но с электричеством лучше — можно телевизор смотреть.
— Здорова! — раздался из-за спины голос мальчишеский.
Обернулись, увидели рыжего, веснушчатого ровесника Светы.
— Знакомься, Артем! — взяла она ситуацию под контроль. — Это — Андрей, он с нами теперь учиться будет.
Пацан с серьезной рожей пожал мне руку, потом пожал Лёхе и поделился мнением:
— Вальке ремнем по жопе надавать надо, додумалась тоже — на слабых отыгрываться!
Меня жалеют малолетки — что может быть унизительнее?
Тут из-за угла вышел пацан поменьше — этот черноволосый и больше всего смотрит на Артема. Ему же он, судя по серьезной роже, мужественно брошенному…
— Привет. Я — Коля. Будет Валька приставать — скажи мне, я с ней поговорю.
…мелкий и подражает.
— Спасибо, — поблагодарил я. — Но я со своими проблемами сам разберусь.
— Андрей разберется, — подтвердил Лёха. — Он от Вальки секретное средство придумал.
— Какое? — оживилась Света.
Вот ей рассказывать точно нельзя.
— Я же говорю — секретное! — заявил маленький друг с таким важным видом, что всем сразу стало ясно — Лёха секрет знает.
Хитрый, зараза.
Последними к школьным воротам — полноразмерные и с калиткой, в сочетании со штакетником смотрятся нелепо — подошли Константин Викторович и Валентина.
— Валька, новенького не трогай! — добавил мне унижения Артем.
— Отвянь, мелкий! — буркнула она.
— Валентина, мы друг другу не грубим, — терпеливым тоном заметил Константин Викторович и обратился ко всем. — Чего ждем-то? Ну-ка бегом в класс!
Маленький Коля тут же сиганул через забор.
— Стоять! — под хохот ребят одернул его учитель. — Вернись и зайди нормально.
— Извините, — буркнул Колька, перепрыгнул забор снова и зашел через калитку.
Следом потянулись остальные, включая меня и Валю — последняя на меня демонстративно не смотрит. Нет никакого Андрея в деревне! Пофигу — я за это время такую встряску пережил, что на Валентинины закидоны реагировать сил уже не осталось. Скоро и малолетки расстраивать перестанут — главное держать в голове, что они ничего плохого в свои слова и действия не вкладывают и желают мне только добра. Ладно, здесь коммуникация тоже однажды выстроится.
Миновав школьный двор, мы поднялись по крылечку и попали в коридор. Слева он был открыт и полон дверей, а справа — перегорожен деревянной дверью с настолько ржавым навесным замком, что сразу становилось понятно — сюда уже давно никто не ходит.
Идущий рядом со мной Лёха пояснил:
— Школа большая, а нас — мало, поэтому правое крыло закрыто, там ничего нету. В левом у нас кабинеты, пользуемся только одним, чтобы зимой не так много дров уходило — печка прямо в классе стоит.
Мы свернули в коридор и вошли в третью по счету дверь. На стене висела окрашенная светло-коричневой краской доска, рядом с ней — учительский стол и стул. Окна показывают стадион, колодец и будку «удобств» на заднем дворе школы — уверен, когда кто-то туда идет, ребята веселятся. Какать пошел, вот ржака!
На подоконниках растут герани в горшках, а напротив доски — шесть школьных парт с наклонной столешницей и приделанными скамеечками. Я такие в краеведческом музее видел. У задней стены класса — шкафы с книгами и свернутыми в рулоны плакатами, в углу стоит скелет. На огораживающей класс от коридора стене висят физическая карта мира и таблица Менделеева, а над ними — портреты: собственно Менделеев, Пушкин, Толстой, Крузенштерн, Гоголь, Кутузов и — немножко отдельно — композиция из флага, герба и портрета президента.
Вполне патриотично и почти не отличается от нормального класса.
— Кто дежурный? — спросил Константин Викторович.
— Я! — признался Артем, положил портфель на парту, подхватил ведро и выбежал наружу.
В окно было видно, как он крутит ворот колодца, а мы тем временем расселись по местам.
— Так, — Константин Викторович закопался в шкаф и вернулся оттуда с полными руками, начав складывать добычу на мою парту. — Учебники, тетрадки, пенал с ручками и карандашами, линейка, чертежный набор и портфель для всего этого, — вручил мне в руки потертый — как у всех, в общем-то — кожаный портфель.
— Спасибо, — поблагодарил я.
— Сегодня литература, русский, биология и география, — поведала сидящая через проход от меня и очень таким положением довольная — судя по светящейся от радости мордашке — Света.
— Спасибо, — поблагодарил я ее.
— Домой-то все в портфеле не унесешь, — сообразил Константин Викторович и достал из кармана брюк авоську. — Держи, дарю — всегда с собой носи, пригодится.
— Спасибо, — снова поблагодарил я и сложил лишний инвентарь в авоську, оставив на парте учебник по литературе за одиннадцатый класс и принявшись подписывать тетрадки.
Одна — для домашней работы, вторая — для классной, а для биологии Света мне посоветовала завести еще и третью — для лабораторных работ.
Какого хрена я вообще здесь делаю? Я же уже отучился!
* * *
Урок Константин Викторович решил начать с чтения стихотворений — ребятам их выучить задавали на дом. Первой руку подняла Света. Радуясь прикованному к ней вниманию, она очень хорошо прочитала Пушкинский «Мороз и солнце» и вернулась за парту с заслуженной пятеркой.
Далее выступил Коля, с Фетовским «Печальная береза у моего окна…». Получил четыре, потому что Константину Викторовичу пришлось один раз подсказать забытую пацаном строчку. Артем получил «пять» за Блоковский «Летний вечер», Лёха отхватил «трояк» за многократно забытые строчки Тютчевского «Первого листа». На роже так и читается: «мамка ругать будет». И поделом: стихи — это не только красиво, но еще и хорошая тренировка памяти.
— Валентина? — спросил Константин Викторович.
— А я не выучила! — с вызовом бросила она ему. — Зачем нам эта ерунда, если все равно на войне за слабаков подохнем?
Что ж, в отличие от некоторых, считающих школу бесполезной тратой времени школьников из моей реальности, у нее хотя бы есть относительно справедливое право так говорить — пятнадцать лет армии в ее годы воспринимаются как целая жизнь. Ну и «подохнуть», хоть и не гарантированно, но все-таки можно.
— Валя, не говори так! — расстроилась Света. — Стихи красивые, а ты — девочка, и должна любить красивое!
Какой милый детский самошовинизм.
— Двойку отхватишь теперь, — не без злорадства заметил Лёха. — Бабушка уши надерет!
— Тишина, — взял ситуацию под контроль Константин Викторович. — Валентина, напомни, какой процент оборотней погибает за время службы в армии?
— Восемнадцать процентов, — буркнула он, сложив руки на груди и глядя в окно.
— Видишь, — мягко улыбнулся учитель. — Значит у тебя восемьдесят два процента вероятности остаться в живых. Для этого Геннадий Петрович вас и гоняет — чтобы все вернулись домой целыми и невредимыми. Он двадцать лет в армии провел, сами
