— Странно, что они так поспешили, — магистр снова заговорил уже на берегу. Он остановился перед телом старухи, чьи волосы были белы, а кожа черна. Она, иссохшая, обтягивала кости столь плотно, что видны были не только они, но и остатки мышц, и даже проступившие толстыми веревками нити кровеносных жил.
Пальцы мертвой барабанщицы сжимали круглый камень.
Еще несколько валялось тут же.
Как и темнокожие мертвецы, оскалившиеся в небо.
Ульграх отвернулся.
— Нисколько. С обычным патрулем она справилась, но окажись здесь пара магов посерьезнее, тех, кто поняли бы, что происходит, все было бы иначе.
В небо поднимались дымы. Пахло паленой плотью и жженым волосом. И от запахов этих к горлу подступала тошнота.
— Как бы то ни было, — магистр наступил на барабанщицу, и кости её захрустели. — Все окончено. Надо будет сказать Совету, чтобы пересмотрели правила. А то ведь и вправду, проберись эта дрянь в город…
Он покачал головой.
А Ульрих закрыл глаза.
Барабаны в голове смолкли. Почти.
Глава 15
Вечером Ульграх, отмытый и почти нормально себя чувствующий, сидел в мягком кресле. Кресло стояло у окна, из которого открывался чудесный вид на город.
Ныла рука.
Болело плечо. И еще спина, пусть бы сестра и уверила, что повреждения столь малы, что и силу на них тратить излишне. Само пройдет. Может, и пройдет. Если подумать, то случалось ему быть в куда более отвратном состоянии. Однако почему-то не успокаивало.
Нисколько.
Ульграх сжимал кубок с горячим вином, щедро приправленным медом и травами, и пялился в темноту. Сквозь нее проступали тени башен, изредка подчеркнутых огнями. Сам же город утопал где-то в бездне ночи.
— Рад тебя видеть, сын, — отец вошел через вторую дверь.
— И я, — Ульграх поднялся и отвесил поклон, который сегодня дался особенно тяжело. Заныла спина, и колено вдруг предательски подломилось.
— Я рад, что ты цел.
Ложь. Не то, чтобы не рад, скорее уж позволь Ульграх себя убить, отец лишь уверился бы в его никчемности. А если и испытал бы разочарование, то лишь тем, что план провалился.
— Вот, — сегодня не было настроения играть в слова, а потому Ульграх просто положил на стол мешок.
Отец подвинул его к себе, развязал и высыпал камни на полированную столешницу. В полутьме они слабо мерцали, показывая, что Ульграх не ошибся.
— Это все?
— Да, — Ульграх склонил голову.
Все, что удалось найти.
— Сын? — щелкнули пальцы и виски сдавило. Вновь проснулись барабаны, застучали, запели, но, как ни странно, их голоса принесли облегчение. И Ульграх сумел выдавить:
— Все. Клянусь.
Барабаны смеялись.
Отец же поверил.
И давление отступило.
— Что ж, — он опустился в кресло и, протянув руку к камням, закрыл глаза. — Неплохо. Определенно, неплохо. Три дюжины среднего размера, пара крупных. Ты выяснил, кто был заказчиком?
— Боюсь, что нет. Времени не хватило.
Сердце сжалось. Отец никогда не принимал оправданий. Таких оправданий. Но повезло. Сейчас он был занят камнями.
Только не стоило обманываться. К этому разговору он вернется.
— Плохо, — это было сказано в сторону.
— Я старался. Но он не вел записей! Он почти все держал в голове. Но мне удалось восстановить процесс. И если позволишь, я продолжу работу.
— Нет.
— Но почему?! — из-за усталости и барабанов Ульграх позволил повысить голос, за что и был наказан. Боль вспыхнула в груди. И сердце остановилось, следом перехватило дыхание, а собственное тело стало чужим.
— Забываешься, — сказал отец, удостоив взгляда.
— П-прости.
Пытка длилась вечность, но потом ему позволили дышать.
— Порой мне кажется, что ты неисправим, — отец сгреб камни в кошель. — Для тебя есть куда более серьезное дело, чем возня с големами.
— Это не совсем големы.
Ульграх вовремя прикусил язык.
— Не важно. Найдется кому разобраться. Сегодня отдыхай. Завтра изложишь все, что узнал. И мысли. Если они у тебя есть.
Отец взвесил кошель на ладони.
— Так говоришь, он даже не понял?
— Нет. Возможно, — Ульграх облизал потрескавшиеся губы. — Возможно, мы слишком рано избавились от него?
Он запнулся.
— Стоило подождать. Наблюдать. Он бы вывел на заказчика. А теперь… как мы поймем, откуда взялись камни?
— Из Империи мешеков, — отец погладил нежный бархат. — И насколько понимаю, там тоже не знают, что такое истинные Слезы звезд. К счастью.
Ульграх сглотнул.
— В целом я тобой доволен. Но вот образец следовало бы ликвидировать.
— Он все равно не протянет долго, — Ульграх шкурой почувствовал, что отец готов был выслушать. — Во-первых, он все-таки привязан к своему создателю, а временное ослабление этой привязки не означало её полного исчезновения. Так что уже к полуночи его накроет откатом.
— А во-вторых?
Появилось поганое чувство, что его вновь проверяют. И решают, годен ли он, сын рабыни, носить гордое имя Ульграх.
— Во-вторых, он проглотил камень.
— Ты отдал ему Слезу?
— Одну. Совсем крохотную, — Ульграх вцепился в подлокотники, готовый принять гнев отца, но боли не последовало. — Это был самый простой способ избавить его от привязки так, чтобы наставник не заметил. И он сработал! Но Слеза, разрушив узы, дестабилизирует и энергетические потоки. Все-таки это создание, пусть и способно существовать в некотором роде самостоятельно, но оно зависит от силы.
— То есть, либо откат, либо Слеза?
— Именно, отец, — Ульграх склонил голову.
— Что ж… будем надеяться. В конце концов, это просто сбежавший образец.
Отец не спешил уходить.
Он устроился в кресле, сложил руки на груди и теперь просто смотрел. Рассматривал. И от внимательного взгляда его не укрылись ни усталость, ни сомнения.
— Спрашивай, — было дозволено Ульграху.
— Неужели оно того и вправду стоило? — дело не в разрешении, но если отец решит, что Ульграх что-то скрывает, то разговором здесь
