К месту трагедии подтянулся пожарный расчет и дежурные с ведрами. Люди выстраивали цепочку, нося воду от реки вверх на берег.
К Вадиму подбежал Кондрат с револьвером в руке.
— Что случилось?
— Потом. Собери в моем доме всех мастеров, — Вадим отряхнул с волос сажу и пошел к себе в усадьбу, хрустя снегом.
В кабинете слабо светили зажженные свечи. Мастера столпились вокруг длинного стола. Вадим молча отдирал с себя куски рубашки, пока бледный как смерть Уманский отчитывался:
— Пострадало двое: сын Васильича — Петя и старший Максим, — Уманский как рыба на суше хватал ртом воздух, — Васильич учил сына своему мастерству, вот парень и оказался в цеху.
— Это был не цех мыловарения, — Вадим изобразил, что морщится от боли, пока бинтовал потемневшие участки кожи.
— Верно, но точно не знаю, наверное, Васильич расскажет, — неуверенно закончил мастер.
— А должен знать! — Вадим кулаком ударил по столу, разбив графин.
— Каюсь! Должен! Но не смог, не уследил. Работы много, рук мало! — Уманский упал на колени. Мастера скинули шапки и повторли за ним, умоляя:
— Не серчай, барин! Ну не хотели! Не знали.
— Не знали они. А я теперь детоубийца? Как мне потом мальчику на небесах в глаза смотреть? — Вадим показал пальцем в потолок.
Пока мастера крестились, Уманский поднял голову:
— Нет твоей вины, вот придет в себя Максим, так узнаем, что недоросль там сделал такого.
— Если, выживет Максим, — Вадим закончил перевязывать себя и натянул новую рубашку, — Первое! Донесите в поселке до каждой несчастной души, что у нас случился пожар. Это ясно? — не дождавшись ответа Вадим продолжил, — Второе. Весь сор и мусор с улиц собрать, скоро праздник.
— Так, горе же такое, траур! — неуверенно возразил один из мастеров.
— По вашему мы тут спины надрываем, чтобы нас останавливала каждая ошибка? — Вадим обошел стол и остановился перед говорившим, — мальчик умер на рабочем месте, рядом с товарищем по делу. Так что теперь? Все пустим по ветру? Он для этого работал?
— Но так не принято, — мастер нашел в себе силы возразить.
— Конечно, не принято, поэтому я закажу поминки в Петербурге, устроим выходной в селе.
— А если это знак? Знак, что мы не по-божески, здесь живем? — вопрос высказал вошедший Федор Васильев с заплаканными глазами. На руках у него остались следы сажи.
— Ты говори, да не заговаривайся! Ты бы еще остальных детей притащил, чтобы вас юродивых разом там похоронило, — Вадим яростно подскочил и добавил в голос гнева, — Что урод? Думаешь особенный? Сказано: никаких детей!
— Да Ванечка уже совсем взрослый… был, — Федор Васильевич сник. Из него как воздух выпустили.
— Разсусюкался я с вами. Распустил. Думаете, раз плетей не даю, то дурить можно? — Вадим распылялся, плюясь слюной.
В дверь кабинета постучали.
— Кто?
— Там это, — в комнату заглянула пожилая гувернантка, — люди говорят, что еще одного нашли. Вроде живой.
— Кто? — Вадим нехорошо так оскалился.
— Да Манька нашла, пока воду на пожарище таскала, а там лежит пришибленный, — гувернантка замолкла под испепеляющим взглядом, — Но живой.
— Кого нашли?!
— Юрку, сына Васильича, — она кивнула на мастера мыловарения.
— Удушу.
Мастера бросились к Вадиму.
— Вадим Борисович, миленький, тебе к врачу нужно, вон как обгорел! Все сделаем! Все поняли! — Уманский обхватил Вадима за талию, толкая к двери. Семь человек не могли сдвинуть его с места, пока он не кивнул и вышел.
Стоило закрыться двери кабинета, как маску ярости сдуло с бледного лица Вадима. Он покрутил головой, хрустя шеей. Взял тулуп и вышел на улицу.
Во дворе дома Федора Васильевича, стоял женский плач. Женщины стояли у дверей дома, пока местный врач осматривал выжившего мальчика.
Вадим постучался в ворота крепкого деревянного забора.
— Подожди! Ты куда? — к дому подбежал запыхавшийся Михаил.
— Еще парня нашли, проверю как он.
— Там сани есть. Можно в город мальчика свозить.
— Хорошо, — Вадим помедлил заходить, — и спасибо.
Из дома вышел бородатый мужчина в поздних годах. Его седые волосы блестели от пота.
— Вы отец? — поинтересовался доктор у Вадима.
— Нет, землевладелец. Как мальчик?
— Тяжело.
— Рабочий?
— Хуже.
— Может, их в город?
— Не поможет. Отдых и опека. Я пропишу лекарства, чтобы было легче, — он поднял саквояж и достал записную книжку, на которой карандашом черкнул рецепт.
— Художественная? — Вадим пощупал пористый листок с рецептом.
— Да, для гуаши, — удивился доктор, — Рисуете?
— Нет, думаю, где купить. Спасибо вам, — Вадим словно опомнился и проводил доктора до кареты. Вадим же уезжать не спешил, ожидая гостей.
***
— И дня не прошло, — Вадим стоял на крыльце усадьбы и смотрел на циферблат часов. По главной дороге Заводского ехала карета запряженная четырьмя лошадьми. Она остановилась перед двором и на улицу вышел майор Местечкин от жандармерии. Он нес кожаный портфель, проходя по расчищенной от снега дорожке.
— Что же вы, любезный, на улице ждете? Простудитесь, — майор блистал хорошим настроением.
— И вам доброго утра, проходите, — Вадим стоял у крыльца в легком халате, чтобы проглядывали бинты. Он отошел в сторону, пропуская майора.
— Я взял на себя смелость подготовить нам легкий перекус. Не откажетесь? — Вадим показал на стол с коньячком и соленостями.
— О! Это можно-с, — Алексей Игнатьевич хрустнул малосольным огурчиком.
Вадим разлил коньяк по охлажденным рюмкам.
— Будем!
— Будем! — майор закрыл глаза от блаженства.
— Попробуйте морковку, очень вкусная, — Вадим пододвинул тарелку с морковкой по-корейски, — Меня честно говоря беспокоит один вопрос.
— М? — Алексей Игнатьевич оценил морковку и теперь не хотел отпускать от себя тарелку.
— Почему вас послали заниматься такой бытовой мелочью, как пожар?
— Пожар? — майор переживал, — Ну, позвольте.
Он полез в портфель, но остановился, посмотрев на грязные руки. Вадим протянул полотенце, придя на помощь.
— Благодарю. Видите ли Вадим Борисович, на пожары я действительно не езжу, но мне сказали, даже написали, что у вас был взрыв.
— Взрыв? — Вадим задумчиво надел пенсне, — Позволите?
Майор протянул записку.
— Я в растерянности, сам вчера достал человека из огня, а сегодня приезжаете вы и говорите, что я там чуть ли не взорвался, — Вадим показал на перебинтованные раны под халатом.
— Ну не совсем так, сначала был взрыв, а потом пожар, — Алексей Игнатьевич нацепил на вилку соленый грибочек с луком.
— Нет, ну грохот был, я же не спорю. Такое, конечно, бывает, когда кирпичное здание рушится от пожара. Но чему там взрываться? Не мылу же, в самом деле.
— Как это мылу? У вас же есть оружейный заводик, — майор отложил надкусанный гриб.
— А что оружейный завод? Да и мастерская пока, а не завод. Там с техникой безопасности строго, — Вадим, кажется, понял, какой след привел жандарма.
— Техникой безопасности?
— Конечно, порох мы не производим, только ружья и пистолеты. Порох покупаем, все поставки записаны.
— А я могу посмотреть на записи? И запасы.
— Конечно, — Вадим предложил еще коньяку, подняв бутылку.
— Можно, — в голосе Алексея Игнатьевича исчезла радость.
Вадим оделся потеплее, и они пошли смотреть место трагедии. Майор долго ходил вокруг развалившегося цеха, нюхал стены, даже попробовал на вкус сажу. Они успели дойти до оружейного цеха, заглянуть на склад для пороха, посмотреть записи учета.
— Хотите с рабочими поговорить? — Вадим закурил, пока майор крутился на морозе.
— Нет, я поеду. Пора, — он развел руками и поспешил к карете.
— Может, на обед останетесь?
— Нет-нет, спасибо Вадим, — Алексей Игнатевич залез в карету, покраснев от мороза.
— В этот раз без писем?
Майор хлопнул дверью, и карета тронулась.
— Скатертью дорожка, — Вадим пошел в усадьбу, где за столом уже сидел Захарченко и дул на тарелку с щами.