Экзорцизма». Наоми постаралась. Стучусь, потому как бывали уже прецеденты, что переодевались люди… неудобно. Хотя видел вроде все уже, ан нет. Разные ситуации…
— Входи! — дверь распахивается и предо мной предстает Томоко, она хватает меня за руку и втягивает внутрь: — ты чего стучишься? Это же наш клуб!
— Вдруг вы опять переодеваетесь? — отвечаю я: — Привет, Наоми! А где Ши-тян?
— Ой, ну переодевались бы и что? — машет рукой Томоко: — можно подумать ты тут чего-то не видел! — тем не менее она слегка краснеет. Староста давится чаем и кашляет.
— Ты против? — поворачивается к ней Томоко: — стесняешься?
— Ээ… нет — мотает головой Наоми, в свою очередь начиная краснеть: — просто неожиданно. Дайте мне приготовиться сперва… а то сразу.
— Курицы вы все тут — говорит Шизука, которая оказывается — сидит тут же, в кресле за столом и тоже чашку с чаем на место ставит: — вы бы знали, что он со мной…
— И… как я рад тебя видеть, Ши-тян! — делаю я страшные глаза и Шизука прикусывает губу, замолкая. Понимаю, что уж кто-кто, а Шизука много чего может рассказать… но зачем мне прямо сейчас две школьницы с ПТСР на руках? Меньше знаешь — крепче спишь, а уж если учитывать, на каком основании нам с Бьянкой пришлось Шизуку воспитывать… сразу спина начинает чесаться.
— А … мне вот очень интересно, почему ты с ней … что-то там. А с нами нет. — выдает Томоко: — мы же все тут друзья!
— Точно-точно! — подхватывает слегка покрасневшая Наоми: — друзья так не делают!
— Хм. Определенно мне стоит пересмотреть свои понятия о дружбе в старшей школе — замечаю я, вспоминая что именно мы с Бьянкой творили с Шизукой. Клин, так сказать, клином выбивали. Нет, так определенно не дружат. Тут вполне состоявшиеся отношения контроля и доминации.
— Ты и так нас бросил и убежал в Академию! — говорит Томоко: — и на шоу свое! Нет, уж так не пойдет! Давай, показывай, что вы там вытворяли!
— Дайте покушать! Перемена так скоро кончится — закатываю я глаза: — кроме того, это все личное и жутко непристойное. Очень. Вот прямо совсем… — тут я надеюсь что любопытство Томоко и Наоми споткнется о общепринятые рамки морали и откатится назад.
— Ух ты! Непристойности! — ерзает на месте Томоко: — интересно как! Ши-тян, а тебе было приятно?
— Конечно — пожимает плечами Шизука: — особенно когда Бьянка-сама и Мастер…
— Кьяяя!!!
— Прямо-таки ничего не болит? — спрашивает меня наша школьная медсестра и прикладывает к спине холодный диск стетоскопа: — скажи — Ааааа…
— Ааа… — послушно говорю я: — ничего не болит, Мидори-сан.
— Шрам у тебя новый. На спине. Недавно зажил. Это тебя так ножом?
— Упал на спину. А там бутылка разбитая была — вру я прямо в лицо нашей школьной представительнице последователей Гиппократа и Асклепия. Как там — правду говорить легко и приятно… так вот говорить неправду, если все понимают, что ты говоришь неправду и притворяются что тебе верят — тоже легко и приятно. Такая вот легкая форма игры Натсуми-тян — «ты знаешь, что я знаю» и так далее. За окном моросит дождь, тучи затянули небо и в кабинеты медсестры уже включен свет — видимо, чтобы во всех подробностях разглядывать тела подростков, пришедших на медицинский осмотр. Таковы правила. Что именно выкрутили директору школы и в каком порядке я не знаю, но то, что выкручивал ему кто-то весьма влиятельный — это однозначно. Потому что совсем недавно тут с утра у ворот физрук дежурил, меня внутрь не пускал, а вот сейчас, когда я еще более скандальной фигурой стал — меня приняли обратно в мою же школу не пикнув. Однако при переводе медицинский осмотр является обязательной процедурой, а Мидори-сан у нас не такой человек, чтобы обязанностями манкировать и ерундой страдать на работе. Так что осмотр у меня самый настоящий, а никакой не формальный. Меня тут едва ли не под микроскопом осматривают. Есть подозрение что самой Мидори этот процесс нравится. И не потому, что ей на меня в одних трусах попялиться охота, я прекрасно понимаю пределы своих возможностей к очарованию. Нет, ей доставляет удовольствие меня дразнить. Шалунья Мидори-сан, что сказать. Ее легкое, ироничное отношение к жизни — часть ее обаяния.
— Упал на спину, угу. А потом на тебя сверху Бьянка свалилась — кивает головой Мидори и убирает стетоскоп: — и все такое. Перестрелки, сектанты, оргии в бассейне. Вынуждена предупредить тебя, Кента-кун, в твоем возрасте злоупотребление перестрелками, сектантами и оргиями в бассейне может привести к неблагоприятным последствиям. Привыкнешь.
— А я больше ни ногой — обещаю я: — мне даже не понравилось. Особенно оргии. Ничего интересного, сплошные непристойности, а я в них ничего не понимаю. Вот если бы кто старший показал бы мне чего именно мне надо опасаться…
— Я рада, что у тебя ничего не изменилось — Мидори кладет стетоскоп на стол и кивает головой: — можешь одеваться. Понимаю, что тебе охота побольше свои телом похвастаться перед уже потерявшей свежесть юности медицинской сестрой… но все же. Одевайся.
— Что вы говорите. Вы свежи и юны как никогда, Мидори-сан — отвечаю я, начиная натягивать брюки. Вы замечали, что самый унизительный момент в жизни мужчины — это как раз брюки натягивать? Сгибаешься в три погибели и пытаешься ногой в штанину попасть. Произносить пафосные речи и делать дамам комплименты в такой вот позе крайне неудобно. Вот рубашку застегивать — это да, особенно если у вас с мускулами на руках и груди все в порядке и живот не выпячивает. Медленно застегивать пуговицы и говорить о величии рода человеческого, бренности всего сущего и желании утащить даму в ближайшие кустики.
Тем не менее я натягиваю брюки и продолжаю говорить с Мидори-сан. Потому что Мидори-сан все равно во мне мужчину не видит. И ладно. Не все коту масленица.
— Вы сегодня из-за меня задержались. Прошу прощения — говорю я. В самом деле, днем она была занята своими делами, кто-то из парней упал во время игры в баскетбол и поранил коленку, вывернул лодыжку, девочка одна в обморок упала, непонятно от чего, то ли перенервничала, то ли по женской части… в общем своих дел у нее хватало. А тут еще и я со своим медосмотром… так что за окном было уже темно. Японский школьники вообще в школе большую часть своего времени проводят, а сегодня пасмурно, идет
