портал в новый мир. Или на Луну. А еще, у тебя новые технологии. Тут людей за чертежи механических узлов для танков убивают. Что с тобой сделают за доступ к идеальному шпиону и диверсанту, вроде Кенни? И не одному. И это только то, что мы можем сейчас придумать, с ходу… Так что же это значит?
Я подумал.
— Что я в любом случае, в опасности. Слушай, но не может быть, что мы одни такие. Шесть миллиардов людей на планете. Не верю, что ни у кого больше нет Кенни, — хорошо делать вид, что ты уникальный, когда ты как все, только чуть по другому. А вот когда в тебе действительно есть что-то уникальное, начинаешь хотеть стать как все.
Вячик молча развел руками. Я продолжил:
— Мы ведь узнаем, если есть еще один Кенни. Его обязательно кто-то на телефон снимет и в сеть выложит. Со временем. Однажды. Ты ничего похожего не видел?
— Нет. Я немного поискал и ничего похожего не нашел. Если и было, то все решили, что это же очевидный фейк. Ты его вообще видел? Дешевое сиджиай, — пожал плечами Вячеслав.
— Значит, я могу оказать услугу стране. Воровать секретные данные… — продолжал я искать себе варианты встроиться в новую жизнь благодаря новоприобретенным талантам. Но я и сам понимал, как жалко это звучит. Я оружие. Как суперточная ракета. Суперточные ракеты не живут в красивых домах на теплых побережьях, в окружении веселых красоток. Нет, они спрятаны в темных, холодных, секретных шахтах в окружении угрюмой охраны.
— Скорее помогать хорошо охраняемым людям внезапно убить себя и свою семью в приступе шизофрении, — задумчиво протянул Вячеслав.
— И поэтому всем будет очень интересно со мной познакомиться. Не сразу всем, а сначала тем, у кого я увел бабло, например… Я могу попытаться сбежать и спрятаться, — я попытался найти способ, чтобы сбежать и спрятаться. В голове промелькнула масса идей, но землянка в Якутии сильно уступала вилле с пятью блондинками. Так менять свою жизнь не хотелось.
— Либо попытаться добиться субъектности, — развел руками Вячеслав. — Тебе надо продолжить изучение своих сил. Продолжить то, что ты уже начал.
— А почему бы тебе самому не пользоваться порталом? — спросил я. — Я-то тебе зачем?
— Давай говорить диэнди, серьезно. Минимальная конспирация. Потому, что я хочу уберечь тебя от ошибок, как друг. Ну, и еще, как я подозреваю, без тебя ничего не будет работать, — ответил Вячеслав.
— Хоть честно, — хмыкнул я.
— Кстати, о виллах. На самом деле ты не сможешь почивать на груде денег. Она кончится. Тебе надо либо создать капитал, — Вячик покрутил в воздухе рукой. — Постоянный доход. Смотри, вот есть у тебя куча денег. Ты купил машину, квартиру, хватило еще на холодильник. Но для машины нужен бензин, за квартиру надо платить комуслуги, а холодильник раз, и сломался. Так деньги и кончатся. Ты там говорил, про сдачу квартир в Москве? Я пробовал. Этим надо заниматься. Если квартир несколько, это уже работа. И неизвестно, насколько доходная. Одно дело сдавать доставшуюся в наследство от бабушки квартиру. Совсем другое купить хату за бешенные бабки. Ты просто вмуровываешь их в бетон. Это спасет деньги от обесценивания, но с аренды ты лет десять будешь возвращать эту сумму. Тебе нужен процесс получения бабла, в котором бабло делает само себя. Понимаешь, о чем я?
— Да понял я, — раздраженно рявкнул я. И задумался.
Вячеслав сидел и молчал. Даже не смотрел на меня. Ждал. Даже непривычно от него такое видеть. Я сходил за листом бумаги и ручкой. С института привык, все время же считаешь, записываешь. Без ручки думать не могу. И чем больше я думал, тем больше понимал, что Вячик, хоть и объяснил все очень рвано и эксцентрично, но полностью прав.
Я мог резко, скачкообразно, улучшить качество своей жизни. Сделать несколько крупных покупок. А потом будет как с теми, кто выиграл в лотерею и уволился с работы. А через год вернулся на неё. Деньги кончатся, а платить за комуслуги в новой хате все равно надо. В свое время я изучал рынок ценных бумаг. Я же инженер, я умею разбираться в нудной херне. Надежные ценные бумаги могут сохранить деньги, давая два-четыре процента годовых после вычета инфляции. Но и для этого надо иметь кучу денег и не менее толстую пачку разрешительных документов, чтобы торговать на бирже. Мне нужен был капитал. Что-то такое, что регулярно бы производило мне бабло, будучи единожды запущено. Заводик, или, в моем случае, проектная компания. Но про последнее я точно знал, что там не так нужны деньги, как связи. Сначала у тебя есть заказчики и работа, а уже потом ты под это открываешь фирму. Думаю, везде так. Никто не будет разговаривать с каким-то хером с горы, без связей и бэкграунда.
Но дело даже не в деньгах. Вячеслав ухватил суть. Я как человек с пистолетом, оказавшийся в Римской Империи. Не думаю, что я стану Императором. А вот попасть в императорские пыточные, где меня будут тщательно расспрашивать, что это за штука такая убойная — шансов полно.
Или как белка в лесу. Пока я таскаю орешки и обустраиваю своё дупло, мало кому нужное, — все нормально. Меня могут убить только если будут бить по площадям. Вырубка леса или пожар. Или война. То есть, конкретно за мной, никто не охотится, я мог пострадать только случайно. Но сейчас я стал очень вкусный. И только вопрос времени, когда мной заинтересуется лиса или волк.
Ладно, согласен, метафора Вячеслава была изящнее.
— Ты пока подумай, а я домой пойду. Мне нужен хороший кофе и ванна, — сказал Вячик. Он встал и пошел в комнату. И уже оттуда крикнул:
— Так, я забираю долю консильери, десять процентов. Короче, будем считать по восемьдесят пять пачек в коробке. Восемьдесят пять на семь, это… Этооо…
— Это 595, — машинально подсчитал я. — Какая еще доля консильери? Кто это вообще?
Вячик выглянул в кухню.
— Консильери, это советник в итальянской мафии. Я мозг, ты мышцы. Хотя, Кенни мышцы. За что мы тебе вообще платим?
— Потому что я тут главный! — почти искренне возмутился я.
— Короче, я забираю десять процентов! Это одна коробка. Примерно.
— Пятьдесят девять с половиной пачек. Возьмешь больше, Вячесланте, — крикнул я. — И я отрежу такую же толщину от твоего члена.
Капец, я уже считаю деньги сантиметрами пачек.
— Я понял, босс, — отозвался Вячик. — Хотя никто даже не заметит, что мой хер стал на такую малость покороче.
— Это потому, что его никто не видит.
