— И что? — Степана за живое задела простая история собрата по счастью-несчастью. Сердце тревожно заныло, в голове зашумело. Он-то сам до сих пор откладывал мысли о родных в самый дальний уголок памяти.
— Сами запили, дядьки. Они ж почти одного нонешнего со мной возраста, как братья мне. Токма оженились, первенцы пошли. Да и в курсе они, что люди из будущего сюда падают. Батьку привели, — голос здоровяка дрогнул. — Да что там дальше рассказывать. Слезы одни. Ушел я, короче, на следующий же день ушел. Жену старшего дядьки попросил, что хотя бы мамке ничего не говорили. Каково это — знать, что сыночка твоего родного по дорогам путям пространства-времени носит? Сердцу-то не прикажешь, материно сердечко не обманешь
— Твою ж…
Степан ушел к окну и уставился на высокий сугроб. Снега сей год навалило знатно. Горло сжало в железных тисках, требовалось время, чтобы малость попустило. Как это все осознать, пережить, найти себя? Навечно от вырванные своего временного потока они, как былинки вращаются в круговороте чужой истории. Никому не нужные, даже самим себе! Хотя почему ненужные? Как же Надя, новые друзья? Да и этот здоровенный бородач, смотрящий влажными глазами в пустоту. Ему сейчас еще сложнее!
— Чего сразу к кому надо не вышел?
— Забыл кто я по профессии? Боялся, что тут же запрут. Я и так был невыездным, сейчас и подавно.
— Ну, тут мы все в равных условиях. Сам видишь, что вокруг творится.
— Так и посмотрел. Повернулось время, Степан, точно повернулось. Потому и решился на свет выйти.
— Ну а как ты без документов столько месяцев тихарился?
— Да как? По сравнению с нашим временем милиция тут спокойная, зря не пристает. Ну, было пару раз…обошлось без тяжких телесных.
— Во как!
— Так я это, с детства то самбо, то дзюдо, то дзю после. В армии к рукопашке приучили. В универе сошелся с ролевиками, потом исторической реконструкцией занялся. Правда, в последнее время на фестивали уже редко выбирался. Работы стало больно много, да и платить нашему брату начали неплохо. Потом и вовсе полный швах наступил.
— С этого места можно поподробнее? — Степан заметил, что собеседник что-то явно не договаривает. Федоров вздохнул, но решился.
— Ты из какого времени сюда попал?
— Июнь двадцать первого.
— Ага. Кого не спрошу — позднее осени нет никого. Короче, я с декабря, когда наступила самая жопа.
— Не понял.
— Четвертая волна. И какой-то редкой гадости, люди мёрли миллионами. Никто никого уже не спасал, больницы начали накрываться медным тазом еще в сентябре. Границы перекрыли окончательно, города на карантин не успели. Армейские и полиция тоже люди, вирус и их схватил за яйца. Я семью на Алтай к знакомому успел вывести, а сам обратно поскакал. Меня вояки на вертолетной площадке ждали, нас хотели куда-то на Урал перебросить в секретную лабораторию. Тут меня и накрыло.
Холмогорцев замер. Не каждый день узнаешь, что твой родной мир умирает или уже погиб окончательно.
— И что это было?
— Искусственная разработка. Первые два вируса просто проходили испытание.
— Какая же тварь эту дрянь в мир выпустила?
— Не знаю, — пожал плечами Федоров, — не моя компетенция. Но у нас поговаривали, что тут не государство работало.
— Мировой заговор? — скептически посмотрел на собеседника Холмогорцев.
— Без понятия. Но ты разве не заметил с самого начала этой странной пандемии испуганные лица первых лиц наиболее сильных держав мира? Моя группа с самого начала настаивала на искусственном происхождении вируса. Больно уж странно он действовал на организм человека. Но как будто некто неизвестный глушил все наши сообщения наверх. Кстати, не только у нас. Мир давно глобальный. В пределах компетенции мы часто общались с коллегами из других стран, изредка по закрытым от спецслужб каналам. Они сообщали абсолютно то же самое.
— Дела…Пошли.
— Куда?
— К тому, кому ты расскажешь все как на духу. Не бойся, человек надежный. Свой, пусть и из конторы.
Федоров встал, посмотрел в глаза Степану, но больше ничего не добавил. Видимо, микробиолог уже предчувствовал подобный исход событий.
— Кирилл, можно?
Полынин выглядел всклокоченным и чем-то сильно озабоченным.
— Заходи. Дверь закрой. Стёпа, ты где таких людей откапываешь? Тут звездочек на папке для уровня секретности не хватит.
— Пригодился вам Святослав?
— Не то слово! Сейчас отвезу его на аэродром.
— Опа-на! Привел на свою голову человека.
— Ты чего? Повезут твоего Федорова сразу к его коллегам. Чего ему тут-то делать? Он уже в нашей реальности освоился полностью. На несколько статей уголовного кодекса успел заработать!
Гэбист уверенно хлопнул по одной из папок.
— Ну как скажешь!
— Эх, все бы тебе ёрничать! Так, — Полынин внимательно посмотрел на подопечного, — давай-ка, пройдемся, погуляем.
Степан бросил в сторону куратора вопрошающий взгляд, но благоразумно промолчал. Ему в последнее время начало казаться, что Полынин чего-то серьезно опасается. Он накинул полушубок и достал из карманов перчатки, на улице подморозило.
— Тут такое дело, Стёпа, — Полынин глубоко вздохнул. — Перемены у нас начались. Перемены лихие, не все из них заметны со стороны, но поверь, они уже идут.
— Понимаю.
— Понимаешь? Это уже хорошо. Такую махину с места стронуть ох как нелегко, семь потов сойдет. Иногда у меня впечатление создается, что все благие начинания, как будто от некой стены обратно отскакивают.
— Временной лаг, — в ответ на недоуменный взгляд куратора, Степан пояснил. — Фантастику надо больше читать, товарищ майор. Время штука эластичная, оно все норовит обратно, на основной путь исторического развития вернуться. И помните, что начав изменения, мы будем двигаться уже в совсем иное будущее. Возможно, через несколько лет наше Послезнание станет бесполезным.
Полынин некоторое время шел по тропинке молча, о чем-то размышляя.
— Наверное, ты прав. Я же не ученый, у меня собственный участок работы имеется. И вот здесь я, надеюсь, на своем месте. Во всяком случае начальство именно так и считает. Тут дело вот в чем, — мужчина остановился и буквально в упор уставился на Холмогорцева, — не всем эти перемены нравятся. Подожди! Я абсолютно серьезно. Силы нам противостоят немалые, опытные и здорово мотивированные. С разных сторон как внутри, так и снаружи страны. Номенклатурщики, аппаратчики, МИДовско-богемная прослойка, откровенные антисоветчики. Ну про это ты уже знаешь или догадываешься. Но гораздо опасней наши же коммунистические фундаменталисты. Они никак не могут понять, что затягиванием гаек мы ничего не добьемся, только страну угробим окончательно. Даже такого огрызка, как ваша Федерация не останется. Да и с той стороны океана за нами очень внимательно наблюдают. Они в курсе вашего провала в прошлое, в том числе и от перебежчиков. Там сейчас шевеление нехорошее наблюдается. Да и наши союзнички явно что-то почуяли, ничто без нас толком решить не могут. Свободу действий им подавай! Хозяина поменять. Да что говорить, и в нашей конторе не все благостно.
— Мы поэтому не в кабинете разговариваем?
— Меня не было некоторое время, не успел его до конца перепроверить. Обещают специальный прибор привезти, но пока его нет.
— Подожди! — Холмогорцев нахмурился. — Получается, что и в своих ты до конца не уверен?
— Так я же тебе и говорю, что враги везде есть, Стёпа. После проведенной недавно…чистки эти кадры пока затаились. Но палки в колеса ставят постоянно.
— Интересно. Но что ими движет? Очень сомневаюсь, что большинство действует по идейным соображениям.
— Есть и идейные, они же самые опасные. Особенно если в руководящем кресле сидят и замшелыми догмами людей с толку сбивают.
— Навроде Суслова?
Полынин резко остановился.
— Я бы посоветовал вам, товарищ Холмогорцев, больше такими фамилиями не оперировать. Народ вокруг вас будет разный, наверняка кто-то приставлен присматривать. Хотя и без них добровольных стукачков хватает.
