— И на кой ляд та труба бесовская потребна?
— Как же без трубы то плинфу жечь?
— Наши то гончары, как-то обжигают.
— Поди да посмотри сколько на торге их плинфа стоит. На мою печь, мешок резан надобен, да и худая она, сильный жар не держит. Фрол, ну ка тащи сюда половинку. Посмотри, — я передал кирпич Лаврентю. Он с опаской взял его в руки, попробовал отломить кусочек.
— Вона, видишь какая крепкая и красная. Куда до неё вашей плинфе?! — взял нож, постучал по кирпичу. — Слыхал?
— И впрямь звонок. Ты, Прохор, аки змей вёрткий. На всё ответы есть. А правду ли люди глаголят, что в воскресенье, в день, когда Господь наш, защитник, завещал усердно молиться и его восхвалять, ты работаешь и прочих заставляешь?
— Враки то. Тёмный люд. Не могут работу отделить от безделицы, — тут же соврал я, не моргнув глазом.
— Ночью, в лесу, кто лихо будил звуками греховными? Не твоя ли скоморошья удумка? — он развернулся и показал на стоящий в конце лагеря копр.
— Разве в священном писании есть на сей механикус запрет?
— Что ты про святое писание заладил? Откель тебе ведомо, что там писано? Али по ромейски разумеешь? — он с прищуром посмотрел на меня. — Прихожане бают, будто ты словами чудными глаголишь, да речи ведёшь греховные.
Прокол, библию то на церковно-славянский ещё не перевели. Или перевели, но далеко не всё. Скользкая тема, надо с неё соскакивать быстрей.
— Не разумею. Святой Власий в нашем погосте сказывал про то. Механикус же, что бьёт древо, вовсе не я удумал, ту картинку в рамейской книге подсмотрел. У франков такая была, а у ромеев аж со времён самого императора Цезаря. Отец Лаврентий, я дабы лихо не будить на ней крестик малый вырезал. Оттого и леший убоялся знак божий, и не тронул.
— Не поминай нечистого! Пошто в церковь не ходил на причастие, ты ужо тут почитай девять седьмиц, пошто в пост скоромное вкушал?!
Не прокатило. Попробуем каяться:
— Грешен. Недужил сильно, оттого и слабость телесную проявил, — вот придрался, да у него девяносто процентов паствы посты не соблюдает. Не настало ещё время Православной Руси, куда не плюнь везде языческие пережитки.
— А к Лукерье, змеюке подколодной пошто на болото ходил? Огонь святой по сей ведьме плачет! — продолжал неистовость священник, непонятно за что взъевшийся на меня.
— Дык, какая она ведьма, травница обычная.
— Волхованием та травница промышляет, да мор на честных христиан напускает. Отвечай сей же час, где она?!
— Откель мне знать то? Она сама по себе. Когда хочет приходит, да уходит. Я ей не хозяин.
— Ох и темнишь ты, Прохор. Ох темнишь!
В разговор влез вернувшийся тиун и обратился к священнику:
— Городники Прохора головщину не платили, а за то продажа полагается. Да и на лошади пятна нетути. [2]
— Пошто столпились, а ну живо за работу! — прикрикнул я на мужиков, греющих уши рядом.
Куда дело идёт, ясно как божий день. Кто-то из местных стуканул, вот и явились представители двух ветвей власти по мою душу, только ордынского таможенника не хватает. Прогрессорства с гулькин нос, а проблем уже… Делать нечего, или взятку давать, или придётся ноги делать. Да ежели бы только тиун один, а тут целая делегация. Вангую, святой отец этого тиуна за шкирку притащил для острастки, а не наоборот. Чёрт бы побрал эту ревизионную комиссию!
— Велика ли продажа с городников? — обратился я к тиуну.
Он закатил глаза, начал что-то бубнить и загибать пальцы.
— Токмо из любопытства спрашиваю. Мне до них дела нет. Я ряд с ними заключил, на рубль новгородский. Отчего они тебе померное не платили, не моего ума дела.
Тиун, было обрадовавшийся, сник.
— Не токмо тебя городники надули, мне они и половины оговоренной работы не сладили. За промыт городников даю двадцать пять резан, четверть овса, да два барана.
— Маловато овса будет. В амбаре твоём, почитай три окова, — мгновенно среагировал тиун.
— Да не мой то овёс, а Богдана. Тута почитай всё его. Коли не хочешь, отдам продажу токмо за сани, да заповедь, а с городниками сам разбирайся.
— А скоро ли Богдан будет? — забеспокоился тиун таким поворотом.
— Не ведаю то.
— Ну ежели так… Пожалуй, возьму. Невелика та вира.
Тиун невольно принюхивался к ароматам горячего мяса из «столовой».
— Святой отец, — я делаю театральную паузу и тяжело вздыхаю, — грехи мои велики, и посему приму от вас должное наказание, токмо учтите, гость я из далече, обычаев земли Новосильской не ведаю. Делаю задумки по-свойски, оттого и слухи дурные проистекают. Вот те же дома снежные в нашем погосте каждую зиму ставят, а лопари и вовсе живут тама с малыми детьми. Удумал я их от нужды великой. Нету гривн, дабы платить за добрые дома. Нету! — я демонстративно развел руки.
И ведь не врал. Были бы, нафига мне с ними заморачиваться.
— Юлишь ты, Прохор. Аки волк в овечьи шкуры рядишься.
Ничего не ответив на его слова, я подошёл к их саням, что уже привезли в лагерь и начал их постукивать, да пробовать порядком подгнившие полозья на прочность.
— Сани то погляжу у тебя худые. Опасно. Того и гляди развалятся. Не дело священнику на таких ездить.
— Это да, — вздохнул Лаврентий, — не жалуют наш монастырь миряне.
— Как добрый христианин пожертвую монастырю добрые сани и семь десятков свечей из белого воска. Отмолите грехи мои, а, святой отец? За одно механикус освятить треба, да избы обычные и… снеговые.
— Грехи твои хоть и не велики, токмо больно их много. Ежели добавишь два десятка венчальных свечей [2] и …
— Три десятка крестов бронзовых малых, да один большой, — закончил я, пристально глядев при этом на его крест.
Последние слова оказали живительное воздействие на лицо отца Лаврентия, вернув тому благообразное выражение.
— Сие благое дело, Прохор. Вижу, не потерян ты для матери церкви.
— Святой отец, да что же мы во дворе стоим? Прошу в дом. Тама и стол накрыт. Не богато, но како есть! Ужо не взыщите…
* * *
Осенние и зимние торги на Руси обильны мясом. В это время стоит оно сущие копейки, особенно, когда начинаются забои после окончания рождественского поста. Причина банальна — у селян нет достаточного числа кормов. Покосы, в среднем хозяйстве, занимают не более десятой части от посевов жита. Летом большая часть скота на вольном выпасе, а ручная заготовка трав далеко не всем под силу. Оставляют обычно коров на молоко, телят малых, да быка на развод, прочих же — под нож.
Купленные на торге бычки давно съедены, а запасов сена и особенно, овса много осталось, их то и обменял на убой по выгодному курсу. Мясо чуть ли не в четыре раза дешевле, чем в городе вышло. Из Ивани, да из соседней Лозовки привезли девять бычков, три свиньи и полсотни гусей. Ко всему два браконьерских лося за «копейки» взял. Шкуру, да требуху селянам, себе кровь, рога с копытами на клей и мясо. Кровь, как и кишки в местной кухне практически не используются. Люди лишают себя такого удовольствия как кровяная колбаса, а ведь приготовить её легко. Кровь, яйца, гречка, сало, молоко, лук, чеснок, да специй местных и, конечно, кишки свиные или говяжьи. Наши работники уже ознакомились с борщом и котлетами из рубленного фарша, но кровянка понравилась им куда больше. Особенно, если помалкивать из чего она сделана. Дёшево и сердито.
Лёд же в самый мороз заливали, под минус сорок в ту ночь температура опустилась. Следовательно, и температура ледника будет низкой. Минус тридцать, а может и ниже. Дверцы двойные, рассчитываю часть мяса по весне продать с хорошей прибылью или поменять на рабочие руки, что тоже в общем неплохо. Но то будет, только если прямо сейчас решить вопрос с питанием шести десятков батраков, городников, артели Ставра, семьи Добрына и части крестьян, что всё ещё работали на меня. Походы за шиповником и калиной это, конечно, хорошо, но ими сыт не будешь. Когда я был пацаном, дед рассказывал, как рыбачил на Неруче. На реке бьёт огромное количество ключей, что обогащают воду кислородом, это вызывает рост фитопланктона и далее вверх по пищевой пирамиде. Дед, зная верные места, где ключи бьют, ставил там сети и говорили, руками вычерпывал рыбу, отбирая смую ценную. За полдня, лодку до самых краев уловом набивал, аж бортами воду черпал. И не он один про такую рыбалку сказывал, многие старощили. А как на Залегощи заводов настроили в тридцатые, траванули речку всё и сдулось. Но не совсем, и в моё время на реке полно рыбаков денежку зарабатывает, тот же Игнашка, благодаря которому я тут оказался. Вот и подумал, если в XIX у нас на реке такое богатство было, то что в XIV? Провентилировал вопрос с местными рыбаками. Подтвердили, в Неручи рыбы много. Одна проблема, по правому берегу ловчие места Новосильского князя.
