Тот выудил сносные штаны с еще не затертым “Индиго” и отливающим латунью клепками.
Я взял их, свернул, будто скатку, и засунул под мышку.
— Пойдем, — кивнул я Антону. — По мороженке съедим. Покупку отметим. Удачно прошла. Без трат.
— Вам еще аукнется, — еле расслышал я спиной злобное шипение барыги, что улепетывал к своим.
Мы с Быковым сели недалеко. Видели, как красный пиджак оживленно что-то рассказывал своим, в то время как мы грызли советский пломбир.
— И что это было? — недоумевал Быков. — Неужто штаны так тебе нужны?
— Нет, но лишними не будут. Чтобы выманить волка, нужно зайти на его территорию и немного там похозяйничать.
— Так это все спектакль был! А мы — приманка?
— Ага, смотри, — кивнул я в сторону лавки с фарцовщиками. — Один из них побежал куда-то. Скорее всего, до ближайшего телефона-автомата. Звонить хозяину. Сейчас посмотрим, кто их шеф.
— Ты уверен?
— А что, боишься?
— Нет, но мы просто только что совершили грабеж.
— Эх, Тоха, ты же пролетарий. Грабь награбленное… У них незаконная деятельность. Стало быть, формально перед законом мы чисты. В милицию они не пойдут. Хотя в данном случае уверен, что ниточки туда ведут. Вот просто хочу убедиться. Кушай пломбир и покачивай ногой, как будто тебе ни до чего дела нету. Да не косись ты так на них, как бездомный кот на воробьев. Сидим и ждем. Если что, я разрулю.
— Ага, — с опаской произнес Тоха, кивнув на мою правую конечность. — Как с рукой, да?
— Не нагнетай. Возьми мне еще пломбирчик. Блин, какой он вкусный, зараза…
Через минут двадцать к площади подъехал милицейский “УАЗ-ик”. Сверкая желтизной, встал на видном месте. К нему сразу подбежал красный пиджак. Распахнул дверь и начал что-то бурно изъяснять сидящим внутри.
— Твою мать, так я и думал, — процедил я и плюнул с досады.
— Менты их покрывают? — Быков вытаращился на ППС-ную машину. — Ну что, Андрюха, валим?
— Погоди, — я сжал кулаки. — Разберемся сейчас.
Из машины высыпали трое. Двое поджарых ППС-ника и знакомая тушка с усами, как у Чапая. Твою мать. Неужели он!
Глава 17
По площади, приближаясь к фонтану, вышагивал мой старый знакомый. Капитан Осинкин зажал под мышку кожаную планшетку и деловито раздувал щеки. Ну, дядь Петя, сам божился, что в грязные делишки не лезет, а тут… На душе стало вдруг погано.
— Андрюха? — тянул меня за рукав Антон. — Что застыл? Деру надо давать. Смотри, мент прямо к нам идет.
— Погоди, ща разберемся. Старый знакомый это.
— Ого! — Быков пригляделся. — Так это же тот самый участковый! Как его? Осинкин, вроде.
— Он самый, — я направился капитану навстречу, посмотреть в его бесстыжие глаза.
Завидев меня, Осинкин ничуть не смутился, а даже наоборот, радостно вскинул пухлые руки, утянутые в китель:
— Андрей! А ты чего здесь? Не видел хулиганов? На площади только что морду вон тем хлыщам набили.
— А ты что, дядя Петя, теперь на жалобы фарцовщиков выезжаешь?
— Они тоже люди, — вздохнул старший участковый, — хотя и прохвосты. Я просто дежурю сегодня. Поэтому все “хулиганки” по городу мои. А то, что это барыги, а не просто студенты, это мне известно. Морда у одного знакомая. Вон тот на моем участке раньше значки, ремни и всякую мелочевку толкал. Потом Сафонов приказал напрячь весь этот торгашный элемент. Я взялся, знаешь, за работу. Рейдовал с дружинниками. Гонял их на своем участке. Думал, боремся с фарцой, а оказалось все наоборот. С моего участка все спекулянты после моих рейдов и рейдов ОБХСС почему-то переместились сюда, на площадь Механизаторов. Как по волшебству.
Он криво усмехнулся, ожидая, что уж я-то его пойму. А я пока что не знал, что и думать. Осинкин, надо сказать, никогда безгрешным не был, вспомнить только одну историю нашего знакомства, а всё-таки подозревать его мне было сложновато.
— Ну так это же прекрасно, теперь можно всех барыг хлопнуть в одном месте, — подмигнул я ему, продолжая разговор.
Но Осинкин только глаза опустил.
— Вот в том-то и оказия. Тут их трогать запрещено. Представляешь?
— Как это?
— А вот так. Негласное распоряжение Сафонова. Дескать, они уголовному розыску оказывают помощь в качестве осведомителей. Конечно, под это дело кого угодно подогнать можно, но чтобы фарца?
— Бред…
— И я так думаю, скупкой краденого они, конечно, не занимаются, барыжат шмотьем импортным да сигаретами. С иностранцами напрямую не контактируют. Весь товар из Москвы им кто-то привозит. Да, тем более, иностранцы милиции совсем не интересны. Это контингент конторы.
Он помолчал. Я понимал, что время идет, и хлыщ в красном пиджаке сейчас снова вой поднимет, но разговор важно было довести до конца своим чередом, и я просто слушал шум улицы и ждал.
— Получается, что у товарища Сафонова здесь свой некий интерес. Подумай, специально согнал всех на одну плантацию, чтобы проще контролировать было. И сейчас меня направили разобраться с инцидентом.
— Целого капитана, — сочувственно кивнул я.
Осинкин кивнул назад, в сторону “УАЗа”.
— А я о чем, сержантов вполне бы хватило. Так ведь нет. Сафонов распорядился, чтобы именно дежурный участковый выехал.
От его искреннего раздражения на душе у меня отлегло. Дядя Петя явно не при делах. А скорее наоборот, стал догадываться о коррупционных схемах начальства.
— Так это ты им по мордасам надавал? — продолжал Осинкин, уже догадавшись, что я ему не случайно тут попался. — Ну и правильно. Выжигать гадов каленым железом нужно.
— Ну, не скажи… Фарцовщики — предприимчивые ребята. Зачатки бизнеса в нашей стране развивают. Хотя он запрещен. Пока.
— Бизнес, мать его за ногу. Слов я таких не знаю, Андрей, только скажу одно — барыга, он и есть барыга. Когда прочие граждане на предприятиях горбатятся и месяцами копят на холодильник, эти тунеядцы с них за шмотку бесполезную в три шкуры дерут. Наживаются на нашем брате безбожно.
— Согласен… Цены они ломят, конечно, заоблачные. Еще и нагло так. Что с “хулиганкой” будем делать? — я кивнул на фарцовщиков, что кучковались чуть поодаль у фонтана и косились на нас с участковым, ожидая, очевидно, что он вот-вот нацепит на меня наручники и затолкает в “воронок”. — Терпилы, вон, с нас глаз не сводят.
— А я вызов спишу в номенклатуру, мол, информация не подтвердилась. Приехал на место — ни заявителей, ни хулиганов нет. По собственному почину разбежались.
— Спасибо, дядь Петь, должен буду…
— Тебе спасибо, Андрюха.
— А мне-то за что?
— Хоть кто-то в нашем гадюшнике порядок пытается навести.
Я с искренним недоумением на него уставился. Ну, не мордобой же он имеет в виду?
— Ты это о чем?
Осинкин хитро прищурился:
— Думаешь, я не понимаю… Сейчас ты здесь с фарцовщиками закусился, что под Сафоновым ходят, а в тот вечер, когда на него напали, я вас видел на крыльце Управления. С тобой еще тип странный был, неразговорчивый. У которого морда протокольная и взгляд холодный, как зима на Чукотке.
— Не пойму, к чему ты клонишь, дядь Петь, — я попытался включить дурачка, на всякий случай.
— Понимаю, что дела у тебя не для огласки. Только я не дурак. Все вижу. Сафонов ранил одного в правую руку. Лица он его не видел. Мы потом всем личным составом по больницам и травмпунктам рыскали в поисках такого раненого. Огнестрелы в руку не каждый день случаются. Слава Богу, не нашли.
Да уж, звучало такое странно, если не сказать — двусмысленно. Да и наблюдательности такой я от него не ожидал — недооценил коллегу.
— А ты поморщился от боли, когда руку я тебе правую пожал. Да ты не боись. Тебя не выдам. Раз ты решил под Сафонова копать, значит, есть веские причины. Эту гниду давно приструнить надо.
— Спасибо, дядя Петя. Тогда, если что, могу я рассчитывать на тебя?
— Прости, Андрюха. Мне до пенсии хрен да маленько. А у меня семья. Не могу я ими рисковать. Был бы как ты — в поле ветер…
